Поль Виалар - Жатва дьявола
— Ну, и что?
— Ну вот, продал он землю. Деньги получил.
— Тогдашние деньги. Он мне сам говорил.
— Да он нарочно так говорит, чтобы ты не знал, Он свернул хозяйство, потому что сердце сдало и не давало ему работать, но своим деньгам он не дал дремать.
— Да все равно такого капиталу у него нет.
— А ты откуда знаешь?
— Ну, что ты такое говоришь?
— Он просто не хотел правду открыть. Ты ведь знаешь, какие у нас в Босе люди осторожные, никому не доверяют. Я, понятно, наверняка ничего не знаю, но ведь я его дочь, единственная его наследница, ну, иной раз и случается, что он кой-чего и скажет мне. Иной раз, в Вове, он, бывало, себе руки потирает, радуется, что хорошо заработал на хлебной бирже и уж так, бывало, доволен, что не удержится и мне скажет. Он еще говорил, что, если я замуж не пойду, так он мне после смерти капитал оставит, будет на что жить.
— Ну ладно, допустим, что у него есть деньги, хотя я думаю, что ты вздор говоришь, так ведь он же их не даст.
— Это уж моя забота, — ответила Жильберта. — Для меня он даст.
— Нет, — ответил Альбер. — Так я не могу принять. Я бы рад занять, но хочу быть самому себе хозяин.
— Но ведь я твоя жена.
— Понятно. Но я не желаю никому быть обязанным.
— Обоим вместе он даст.
— Или мне одному, или ничего не надо.
— Погоди, — сказала она. — Ты сообрази-ка, что отец подумает? Он скажет так: зять хочет получить деньги, но раз от моей дочери детей у него не будет, он рано или поздно, когда окажется при капитале, сменит ее на другую.
Альбер опустил голову и ничего не ответил. Жильберта, несомненно, видит его насквозь. Она поняла, что у нее еще есть возможность выйти из опасного положения. Ну да, нелегко ей будет найти себе мужа, она хочет сохранить того, который уже есть у нее.
— Погоди, — сказала она, — ведь можно же тебе договориться с моим отцом. Вот увидишь.
— Надо сперва узнать, есть ли у него деньги, — упрямо ответил Альбер.
— Согласна. И если, как я думаю, деньги у него есть, надо вам потолковать, все обсудить. Разумеется, он не даст денег просто так, на слово, да в Босе и не найдешь такого человека, чтобы он это сделал, но он мог бы, к примеру, дать тебе взаймы — тебе одному, а ты обязался бы оставить меня при себе… выдал бы ему, к примеру, бумагу, что в противном случае ты обязуешься немедленно уплатить ему долг. Я, конечно, понимаю, что много от тебя требую, но что ж делать: я тебе нужна так же, как и ты мне нужен. Да ведь и то сказать — все нам с тобой хорошо удавалось, только вот с детьми неудача.
— Посмотрим, — сказал он, наклоняясь к ней. — Когда ты отца-то увидишь?
— Завтра утром. После завтрака приедет.
— Так ты поговори с ним. Только надо скорее решать. Ждать нельзя. Я должен знать. Если он не даст согласия, придется к другим толкнуться.
К другим? Не нашлось бы этих «других». То, что предлагала Жильберта, оказалось единственным выходом. Но сколько тут было минусов — прежде всего примирись с бездетностью Жильберты, а дети были Альберу необходимы, ради этого он и женился. Да и откуда у старика такие большие деньги? Это казалось Альберу маловероятным, хоть он и знал, что коренные жители Босы, как и говорила Жильберта, действительно народ скрытный и недоверчивый, особенно по отношению к зятьям. Когда он вернулся домой и передал сестре свой разговор с женой, Адель увидела в предложении Жильберты выход, которого они не могли найти, поверила в него и внушила эту веру и брату.
— Погоди, узнай сперва. Погоди, пусть он с тобой потолкует. Сейчас он в наших руках: дочь-то перепугалась, а ведь она у него единственная. Ему шестьдесят восемь лет, и сердце у него больное. Надо только крепко стоять на своем, вот и все. У нас есть шанс.
А под вечер она спросила:
— Ты поедешь в Шартр?
— Не могу же я каждый день ездить.
— А надо бы поехать.
— Жубер не согласится.
— Скажи ему, что заплатишь не только за бензин, как ты обычно делаешь, а еще и за труды. Жильберта, должно быть, виделась сегодня с отцом. Надо узнать, как и что.
Итак, Жубер еще раз отвез его вечером в Шартр. Когда Альбер вошел в палату, Жильберта, даже не поздоровавшись с ним и не сказав, как она себя чувствует, воскликнула:
— Вышло дело!
— Что вышло? — спросил Альбер.
— Есть у отца деньги.
— Да ведь много надо!
— Много и есть. Он тебе даст взаймы, чтобы ты все купил. Понятно, на таких условиях, как мы вчера говорили, он наверняка согласится.
Альбер внимательно смотрел на нее. Она как будто успокоилась, обрела прежнюю уверенность в себе. Рассказывала, как она уговорила отца. Далось это ей нелегко. Произошла мучительная, тяжелая сцена. Старик упорно сопротивлялся, несмотря на свою любовь к дочери, единственную свою привязанность. Деньги он наживал для нее, как он в шутку говорил: «Пусть денежки плодятся и множатся», и это ему прекрасно удавалось.
— Вот так-то, дочка! Придет время, оставлю тебе капиталец! — пояснял он.
— А на что он мне?
— Ну, не говори, деньги никогда не лишние!
Жильберта расплакалась и с бурным отчаянием стала жаловаться: детей у нее уже никогда не будет и теперь муж бросит ее.
— Если бросит, стало быть, мерзавец!
— Мерзавец или нет, уж не знаю, но если бросит, куда мне деваться?
— С деньгами куда хочешь, туда и пойдешь.
— Да, живи одна-одинешенька. А мне без него не жизнь, — отвечала дочь. — И перво-наперво не забывай: я верующая и потому не хочу разводиться.
— Раз ты не согласишься, ему не дадут развода.
— А чему это поможет? Он меня выживет и заведет молоденькую полюбовницу, чтобы детей иметь. И если он так сделает, кто его осудит? Я сама виновата, чрево мое виновато!..
Отец вспоминал, сколько он намучился с женой — выкидыш за выкидышем, и только под конец каким-то чудом родила она дочку, единственное его дитя, потому что мать пришлось оперировать, как теперь Жильберту, «все у нее вырезали», как говорят в деревне. Об этом, конечно, ни отец, ни дочь не считали нужным рассказать, когда Альбер посватался; по сути дела они обманули его, и как бы ни обольщали себя надеждами, им всего приходилось опасаться, — оба хорошо это знали, и вот опасения их оправдались.
— Да, чрево мое виновато! — рыдала Жильберта.
В порыве яростного отчаяния она, словно в наказание себе, со всего размаху била ладонью свое бесплодное чрево.
— Перестань! Навредишь себе!
— А не все ли мне равно теперь?
Отец схватил ее за руки и не выпускал.
— Да перестань же ты! Вот дьявольщина?
Она притихла, только заливалась слезами.
— Ведь, кроме меня, у тебя никого на свете нет, а ты ничего не хочешь сделать для меня.
— Хочу. Все готов сделать. Но ты сама подумай… Какие деньги-то!..
— Ведь ты недавно чуть не умер. Глядишь, завтра помрешь… Да уж поздно будет, — грубо корила она отца.
Она говорила правду. Он еще жив, но ведь смерть-то не за горами! Чего там! Все может быть. Однако старик не любил, когда вот так говорили о предстоящей ему смерти, — ему казалось, что так можно и накликать ее.
— Не говори так! — попросил он. — Нехорошо это!
— А мне хорошо будет, когда муж разведется со мной и я останусь одна, несчастная, брошенная? На что мне тогда эта куча денег?
— Купишь себе ферму, если захочешь, будешь там хозяйствовать.
— Чтобы какой-нибудь прохвост позарился на мое богатство и стал бы обирать меня? Альбер ведь не такой, ты же хорошо знаешь. Ему нужно… нам с ним нужно купить землю Обуана — ее скоро пустят в продажу. Если будет у Альбера эта земля, ты ведь знаешь, какую он с нее пользу возьмет, он парень серьезный, работящий.
— Я ничего не говорю против. А почему бы мне не купить эту землю и сдать ее вам в аренду.
— Не захочет он этого, и я понимаю его. Ведь ты сам, когда заводил свое хозяйство, до тех пор не успокоился, пока не купил земли, а на аренду ты тоже не согласился бы. Верно?
— Ну, право, я уж и не знаю как быть! — сказал старик.
Жильберта объяснила мужу, какой выход она нашла: не зря же обдумывала его всю ночь и все утро. Да, то, что она предлагала, было справедливым, оберегало ее интересы и ее будущее, обеспечивало ей возможность оставаться до конца дней женой Альбера. И теперь она излагала мужу свое предложение, а он слушал ее, наморщив лоб, насторожившись, отыскивая, нет ли тут какой-нибудь хитрой ловушки.
— Вот, Альбер, вот на что он соглашается. Он дает тебе денег взаймы… Столько денег, сколько тебе надо. Деньги у него есть: раз он говорит так, значит, это правда. Ты покупаешь ферму и всю землю, какая есть в «Белом бугре». Разумеется, тебе не под силу уплатить отцу долг в скором времени; об этом и речи быть не может, даже если годы будут урожайные и мы станем откладывать все, что заработаем. Значит, надо, чтобы отец был спокоен, не тревожился ни за себя, ни за меня, — ведь он, конечно, помрет раньше, чем ты закончишь выплату долга. Он даст деньги только из трех процентов… потому что это для нас с тобой. Эти деньги он мог бы пустить в оборот, — ты же понимаешь, — и куда больше доходу с них иметь. Я его убедила, что наше с тобой будущее зависит от этого, и он в конце концов согласился. Ты же даешь ему закладную, а если он умрет, закладная переходит на меня.
