Кевин Брокмейер - Краткая история смерти
Потом Лори увидела мраморные шарики, катившиеся среди листвы, сморгнула и вновь оказалась в дюнах. В отдалении виднелась глыба белого камня, узловатая и выпуклая с одной стороны, одна из тех высоких колонн в пустыне, которые постепенно выцветают на солнце. Шарики повернули к ней, и Лори зашагала следом.
Пот струился по лицу, плечам, спине, капал с пальцев, с груди. Он собирался у ног, пока она шла, — огромная прозрачная лагуна, в которой отражались сотни тонких солнечных узоров. Наконец озеро вышло из берегов, и пот потек прочь, медленно впитываясь в желтый песок. Лори смотрела, как он исчезает.
Ветер дул в спину, и она чувствовала прилив сил. Лори казалось, что она может идти вслед за шариками целые дни напролет, не утомившись ни единым мускулом. По ночам пустыня была намного холоднее, скорпионы и ящерицы, как статуи, часами лежали на плоских коричневых камнях, которые постепенно высвобождали накопленный за день жар. Когда поднималось солнце, ящерицы ползли обратно в тень, но скорпионы не двигались. Камень, к которому направлялась Лори, — колонна из белого камня — на самом деле оказался аркой. Лори по ошибке приняла его за столб, потому что смотрела сбоку. Шарики миновали вход и закружились вокруг одного из подножий, раз за разом скатываясь под арку, точь-в-точь листья, захваченные течением. Их яркое серебро, в котором переливались тысячи червячков, трепетало на солнце.
Они описали уже пятый круг, когда Лори миновала арку и вошла в скользящие стеклянные двери торгового центра, а затем на парковку, которая оказалась замерзшим заливом. Льдины плавали там, сталкиваясь и протискиваясь друг мимо друга с металлическим скрежетом.
Лори перескочила через трещину и пошла дальше. Песок снова стал снегом. Гул автомобильных сирен затих позади. Лори не знала наверняка, как далеко ушла от стоянки, но, должно быть, на сто миль, если не больше. Вслед за шариками она обогнула перевернутую глыбу морского льда. Снег скрипел под пятками.
Насколько хватало глаз, тянулось качающееся поле плавучих льдин, среди которых время от времени попадался небольшой заблудившийся айсберг, покрытый извилистыми трещинами. Стоявшая в них вода сияла в красных солнечных лучах, как бриллиант.
Лори достаточно приблизилась к морю, чтобы увидеть колонии тюленей, которые лениво лежали на льду, стонали, свистели, бормотали и булькали. Они перекликались друг с другом или, что не исключено, со всем миром. Они переговаривались так оживленно, что Лори почти не сомневалась, будто она их понимает.
«Пусть рыба проплывет сквозь следы», — сказал один.
«Куда делась луна? Где звезды?» — спрашивал другой.
«Все миры — это один мир», — заметил третий.
А потом Лори забыла о том, что слышит, и шум, как прежде, стал неразборчивым лаем. Его вряд ли можно было принять за собачий, но Лори именно так и подумала. В частности, она вспомнила собак, которые жили по соседству, когда она была маленькой. Когда одна из них — любая — начинала лаять, например, на машину разносчика или на звук хлопнувшей двери, остальные тут же подхватывали, и кольцо тявканья и воя расширялось, так что казалось, что в мире нет никого, кроме собак. Собак, какие гоняются за тарелочками и оставляют отпечатки лап в грязи; собак, которые бросаются на едущего мимо велосипедиста; собак, которые стоят над поливалками на зеленых газонах и лакают воду, висящую в воздухе. Собаки как будто не стали больше, чем раньше, но Лори не сомневалась, что пробирается сквозь их шерсть, раздвигая клочья меха по пути через плавучие льдины.
Значит, и она, и шарики уменьшились. Лори задумалась: почему она всегда делается меньше? Она поставила ногу на кусок льда — он же позвонок собачьего хребта — и чуть не вывихнула лодыжку. Она решила быть осторожнее и в будущем смотреть, куда ступает.
Мех вдоль собачьей спины, заодно с огромным неровным возвышением головы, загораживал большую часть ландшафта. Солнечный свет пробивался бликами и вспышками, принимавшими форму проемов между отдельными клоками, V-образных брешей, которые приоткрывались всего на несколько секунд, прежде чем вновь захлопнуться. Каждый раз, замечая уголком глаза мерцающий свет, Лори испытывала желание обернуться. Она чувствовала себя марионеткой и ничего не могла с этим поделать.
Она вспомнила слепого, который стоял в атриуме здания «Кока-колы» — без собаки и даже без трости, — прислушиваясь к шуму воды в фонтане. Он вскидывал голову тем же инстинктивным движением, когда его внимание привлекало нечто новое — приближающиеся шаги по мраморному полу, звук лифта, который останавливался на нижнем этаже, шуршание листьев на сквозняке. Он приносил с собой старую кожаную сумку, которую ставил в ноги, и она раскрывалась, как умирающая лилия. Когда люди бросали туда монетки, он небрежно помахивал рукой, говоря: «Я не просил, я не нищий», а затем высыпал содержимое сумки в фонтан желаний. Один из тех, кого Лори видела почти каждый день и немедленно забывала, чтобы вспомнить при следующей встрече.
Собака, на которой она ехала, впрочем, не была слепой. Она преследовала что-то на льду. Лори приходилось цепляться за шерсть обеими руками, чтобы не свалиться. Шарики, едва различимые между корнями волос, дрожали и подскакивали на сальной белой шкуре.
Потом собака остановилась, сгорбилась, наклонила голову набок, как будто схватила зубами кролика. Лори соскользнула с собачьей спины и приземлилась на лед, прямо на пятую точку.
Она поднялась, отряхнулась, собрала снежинки в ладони и бросила в фонтан, поверх тысячи серебряных монет, сверкавших в свете атриума. Спокойная вода отражала изгибы и занавеси северного сияния. Лори посмотрела, как они мелькают и мерцают над монетами, а потом зашагала по коридору, соединявшему портик с корпусом пиар-отдела. Шарики по-прежнему катились впереди, в неизменном порядке, хотя воздух в коридоре был мертвым и неподвижным даже у нее за спиной, и Лори понятия не имела, что заставляет шарики двигаться. Но точно не ветер.
Из-за дверей по обе стороны доносились привычные звуки, там шла работа, — звуки были такие знакомые, что они давно утратили для Лори всякий смысл. Какая-то женщина диктовала отчет в микрофон, подключенный к компьютеру. Мужчина мерил шагами офис, разговаривая по телефону. Ксерокс копировал пачку документов, планка ездила туда-сюда под стеклом, издавая прерывистый звук расстегивающейся молнии. Все двери в коридоре были заперты; когда Лори пыталась их открыть, то обнаруживала, что они закрыты на замок.
Она шла дальше. Миновала лифты и пустую приемную, где рядом с кушеткой булькал и пускал пузыри кислорода охладитель. Лори с трудом верила, что провела столь значительную часть жизни в этом здании — ну или в других зданиях, похожих на него, — блуждая по помещениям, висевшим в тридцати, сорока, пятидесяти футах над землей.
Главный шарик — Лори забыла его имя — свернул в коридор, который вел к лестничному пролету, и другие последовали за ним. Они без малейшего колебания запрыгали по лестнице на крышу, перескакивая со ступеньки на ступеньку, как колония муравьев, преодолевающих ручей по спинам друг друга. Она начала подниматься за ними. Через примерно двадцать пролетов Лори и шарики достигли верхнего этажа, причем она преодолела подъем с удивительной легкостью. За шарики она не ручалась, но сама чувствовала себя в отличной спортивной форме. Ее переполняла сила — больше, чем когда-либо, со времен юности. Как будто долгих месяцев в Антарктике не было вообще. Лори толкнула дверь пожарного выхода, расположенную на верху лестницы, и шагнула на крышу.
Здание под ногами превратилось в воду. Все комнаты и коридоры стали водой, и Лори плыла на огромной льдине, как на плоту. Дверь медленно закрылась у нее за спиной и захлопнулась, издав долгий шипящий вздох. Лори услышала щелчок замка. Все шарики сгрудились на носу, напоминая пассажиров, которые стоят у перил корабля. То и дело ветер делал очередную вылазку со стороны океана, и два-три шарика взмывали в воздух над собратьями, чтобы приземлиться в заднем ряду.
Лори поправила паруса и крепче взялась за штурвал. Когда она переложила руль на правый борт, льдина направилась к звездам и открытому морю, поэтому Лори повернула обратно в порт, и корабль медленно и плавно поплыл к паковым льдам, обрамлявшим побережье. Прошло несколько часов, прежде чем она наконец причалила к берегу, скользнув в ложбинку между двумя полосами льда, отпустила штурвал и сошла со своей льдины, не бросив якорь. Свежий лед слегка заколыхался под ее весом, но остался на плаву. Через несколько шагов Лори почувствовала, что идет по чему-то более прочному. Теперь шарики уже следовали за ней, бежали и кружились на снегу, перескакивая и обтекая неровную линию следов. Время от времени они накатывались на пятки, и Лори ощущала легкое холодное прикосновение. То и дело два-три шарика заскакивали вперед и описывали широкую дугу, но никогда не смели забегать слишком далеко.