Вильям Козлов - Солнце на стене
— На заре человечества, во времена верхнего палеолита на этом самом месте у костра сидел молодой чернобородый охотник и, положив руку на толстую суковатую дубинку, думал о женщине, которая пробудила в нем чувство… И, взяв твердый осколок горной породы, он стал в этой самой пещере вырубать на стене изображение своей любимой…
Эти слова произнес Вольт Петрович. Он с усмешкой смотрел на меня. Значит, действительно можно мысли читать на лице. Об этом самом только что думал я…
— А вы любили когда-нибудь? — спросил я.
— Почему ты стал называть меня на «вы»?
Действительно, почему? Мы с ним перешли на «ты», когда я вернулся из армии. Кандидатская степень? Или должность начальника экспедиции? Ведь Вольту подчиняются десятки людей. И при них мне было как-то неудобно обращаться к нему на «ты».
— Ладно, начальник, — сказал я. — Ты был влюблен?
Вольт ногой придвинул к себе кривую сухую ветку и стал с треском разламывать на части. Подбросив в костер, взглянул на меня. В глазах мельтешили красные огоньки, и я не понял, загрустил он или развеселился.
— Я и сейчас люблю, — сказал он. И снова надолго замолчал. Он смотрел, не мигая, на огонь, и синеватый клок дыма запутался в его темно-русой бороде.
Не хочет говорить об этом… И тогда неожиданно для себя под негромкое потрескивание костра я рассказал ему про все: про поездку в Крякушино, про Олю, Марину, Кащеева. Вольт смотрел на красные тускнеющие угли.
Он не перебивал меня и ни о чем не спрашивал. И когда я умолк и думал, что вот сейчас мы поднимемся и пойдем в пещеру спать, он заговорил:
— Мы поженились, когда я был на третьем курсе. Она младше меня на два года и тоже училась в университете. Перед защитой диплома мы записались в одну экспедицию. Помнишь, я тебе рассказывал, как мы наткнулись в Самарканде на загадочную гробницу? Так вот, это тогда случилось… В экспедиции был один парень. Ленинградец. С филологического факультета. Молчаливый такой. Он был шофером и поваром одновременно. В экспедициях он и раньше бывал. По натуре бродяга. Ни с кем особенно не сближался, но дело знал хорошо, от работы не отлынивал. Вечерами у костра что-то в блокнот записывал. Стихи или прозу, я так и не знаю. Наверное, все-таки прозу. Я позже читал его очерки в «Комсомолке». Ничего не скажешь, способный парень… Я не знаю, кто виноват, что все так получилось. Наверное, никто. В общем, стала Лариса поглядывать на него с интересом. И случилось, что попали мы в одну партию. Конечно, я бы мог сделать так, чтобы он или Лариса остались на базе. Я был старшим в партии. Но я не стал этого делать. Не знаю, что тут сыграло роль: гордость или самоуверенность. А вернее всего и то и другое… Бывает, нам, мужчинам, нравится ходить по острию ножа. Почти месяц провели мы вместе. Четвертым был с нами Саша, мой однокурсник… Он сейчас на Севере. Вижу, Лариска моя совсем потеряла голову. Как тень ходит по пятам этого филолога. Ночью не спит, вздыхает. Мне бы поговорить с ней, ну придумать что-нибудь, а я и виду не подаю. Наоборот, оставляю их вместе, улыбаюсь, шучу. Этакий благородный болван! Вижу, и парень стал слоняться вокруг Лариски. Она к речке — и он за ней. Даже ночью бродил вокруг нашей палатки. Саша тоже заметил. Как-то намеками стал прояснять обстановку, но я на него набросился. Дескать, не твое собачье дело… Сашка обиделся и больше не стал ввязываться. А тут как раз нужно было двоих на базу послать. Образцы породы отвезти, да и продукты у нас кончились…
— И ты послал их? — спросил я. — Вдвоем?
— Я сам хотел с ним ехать… Но буквально перед отъездом Лариса поранила топором руку. Случайно или…
— И это был конец?
— Это возникло, как в небе божий гром, — сказал он. — Последние дни они ходили как лунатики. И ничего нельзя было сделать. Единственное — оставаться мужчиной.
— Что-то подобное уже было… — сказал я. — У Джека Лондона.
— Все в нашей жизни когда-то и где-то было… Все, мой друг, повторяется, как утверждают философы, по восходящей спирали…
— Они и сейчас вместе?
— Они были один год вместе, — сказал он.
— А потом?
— Он женился на другой…
— А она?
— Она любит его, я люблю ее… Типичный треугольник. Такое тоже часто случается.
— Слишком часто, — сказал я.
— Я больше не верю в тихую, безмятежную любовь, — сказал он. — Я только тогда понял, что такое для меня Лариса, когда она ушла…
— А если бы она тебя позвала, ты вернулся бы к ней?
Он поднялся, потянулся так, что хрустнули кости, и носком башмака пододвинул в умирающий огонь обугленную головешку.
— Спать, спать, — сказал он.
Забрал палатку и понес в пещеру. Немного погодя раздался его измененный каменными сводами голос:
— Она еще ни разу меня не позвала. Вот какая штука, Андрей…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В последние дни там, в экспедиции, в меня будто вселился бес. Я не находил себе места. Вольт отпустил меня домой на три дня раньше. Вертолет, самолет, скорый поезд — все это слилось в сплошную прямую, которая, словно стрелка компаса, вела к ней, к Оле Мороз. Последние две ночи я почти не спал. Я даже не запомнил соседей по купе. Какие-то бледные пятна вместо лиц. Движущиеся тени, чемоданы на верхних полках и бутылки кефира и пива на дрожащем столике. Мелькание деревьев за окном вагона, стук колес и свист ветра — все это еще окружало меня, когда я подъезжал к своему городу.
Издали блеснула холодной синевой Широкая. Тяжелый металлический грохот железнодорожного моста. На берегах коричневые фигурки ребятишек.
Поезд сбавил ход. Скоро вокзал. Я жду, когда проводница откроет дверь, чтобы можно было первым выскочить на перрон…
В зеленых потрепанных брюках, в выгоревшей, неопределенного цвета куртке и с тяжелым рюкзаком на спине я стою на автобусной остановке. Зачем я поеду к ней прямо с поезда? Что скажу? И дома ли она? Уж лучше сначала позвонить… И время, которое, обгоняя поезд, мчалось вперед и вперед, остановилось. Целую вечность добирался я до общежития. По пути было несколько автоматов, но я так и не позвонил. Я вдруг устал. Захотелось поскорее добраться до койки, швырнуть в угол рюкзак и, не раздеваясь, улечься и заснуть.
В общежитии был Венька. Он как раз надевал через голову рубашку, когда я вошел, и меня не видел.
— И что за мода без стука врываться, — сердито сказал он, барахтаясь в своей рубашке.
— Ты извини, — сказал я. — Отвык, понимаешь, от цивилизации…
Венька заправил рубашку в брюки и лишь после этого степенно пожал руку. Вид у него был самодовольный.
— Явился с курорта?
— С курорта? — усмехнулся я.
— Скоро от вас переберусь… Наклевывается комната.
— Валяй, — сказал я. — А где Шуруп?
— Опять провалился в институте… Вот не везет парню! Впрочем, он не унывает. Устроился в мосфильмовскую киногруппу… На двадцать дней укатил под Смоленск.
— Ну, а еще какие новости?
— Мой проект в принципе приняли… Конечно, кое-что придется доделывать.
— Понятно, — сказал я.
Венька испытующе посмотрел на меня:
— Ты не говорил Ремневу про дизельный?
— Мамонт тоже против? Я ведь говорил тебе…
— Впрочем, это уже не имеет никакого значения, — сказал Венька. — Меня поддержал начальник завода… Ты знаешь, какая будет экономия? Шестизначная цифра! Начальник готов меня на руках носить. Вчера уехал с моим проектом в Москву, в министерство. Если утвердят… тьфу, тьфу, не сглазить бы!
— То тебе можно отлить памятник из чугуна.
— Я человек скромный… Мне достаточно однокомнатной квартиры в новом доме.
— Ну, а еще что нового? — спросил я.
— Статья тут про меня была напечатана… В областной газете.
— Ты мне напоминаешь одного певца из какого-то старого фильма. Он весь вечер рассказывал про себя, а когда это всем надоело, сказал: «Ну, что вы все обо мне да обо мне, давайте поговорим о другом… Так как я вам понравился в новой опере?..»
— Уел… — рассмеялся Венька. — На днях вернулась Нонна с юга. Про тебя спрашивала…
Я сбросил башмаки и лег на койку.
— Оля тоже встречала ее, — продолжал Венька. — И тоже спрашивала про тебя… Не понимаю, чем ты мог заинтересовать таких девчонок?
— Когда ты ее видел? — спросил я.
— Она, кажется, не сегодня-завтра собирается куда-то в деревню.
Я вскочил с койки и уставился на Веньку.
— В деревню?
— В Мамино или Бабино… У нее там родственники.
Я содрал с себя рабочую одежду и помчался в умывальную. Я должен сегодня во что бы то ни стало ее увидеть! Когда я вернулся в комнату, Венька брызгал из пульверизатора на лицо одеколоном. Он надувал щеки и стонал от удовольствия.
— Я думаю, она насчет тебя просто так спросила, из вежливости, — сказал Венька.
Я молча натягивал одежду. Усталость, сонливость — все как рукой сняло. Венька взглянул на часы и сказал:
