Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2005)
Выбравшись наверх, Евгений увидел летящую Маринину фигуру. Прямую, легкую. В серо-коричневом рябеньком пальто, в берете, в удобных ботинках без каблуков, с всегдашней кошелкой в руках.
— Спасибо. — Грустные виноградины не проскользнули, а чуть задержались на его усатом лице. Как неожиданный — пронзающий — поцелуй в губы.
Надо бы промолчать, чтобы закрепить, усвоить это ощущение, но с первого раза у Евгения не получилось: новизна смущает. Язык сам сболтнул:
— Куда торопимся? Тише едешь — дальше будешь...
Ничего не значащее балагурство, вроде бы необидное, а Марина взвилась:
— Терпеть не могу пословиц! — Ее голова по-птичьи мотнулась направо, налево — куда угодно, только не глядеть на пустослова! — Ограниченность это и мнимая народная мудрость! — Она подхватила Евгения под руку и принялась сыпать своими переделками, несясь вверх по бывшей Тверской: — Тише едешь — никуда не приедешь! Где прочно, там и рвется! С миру по нитке, а бедный все без рубашки! У кого что болит, тот о том не говорит! Тишь да гладь — не Божья благодать! Тише воды, ниже травы — одни мертвецы... Ум хорош, а два плохо... Лучше с волками жить, чем по-волчьи выть!
Свернули налево, на бульвар. Марина вдруг метнулась к кирпичной стене, наклонилась, подняла с тротуара оброненную кем-то луковку, бросила ее в свою кошелку, снова просунула ладонь между локтем и боком Евгения и уже молча понеслась дальше. Затормозила на переходе через улицу. Долго не могла сделать шаг на мостовую, потом все же решилась, судорожно вцепившись в руку Евгения, — никак потом не мог он объяснить своей подружке, откуда у него на запястье два круглых синяка. А посреди проезжей части остановилась как вкопанная — в тот миг, когда надо бы поспешить, чтобы не попасть под неуклюжий троллейбус.
Как Анна...
Посидели на бульварной скамейке. Передышки хватило Евгению, чтобы сообразить, как переходить следующую дорогу: он обхватил Марину за покорную талию и перенес-протащил на другую сторону. Она не сопротивлялась, а оказавшись в безопасности, с облегчением вздохнула:
— Ну, слава тебе, Господи, наконец-то выбрались из этого асфальтового ада!
Ад... Ее быт — вот настоящий ад... Но он у нее — параллельная ей реальность. Большинство женщин сейчас бы тряслись от страха, боялись советской конторы и ничего вокруг не замечали бы. Она же исполняет то, что считает необходимым ее ум, а сама, главная — не там...
Но с ним ли?
Литфонд занимал комнату в доме Герцена. Вход с бокового крыльца. Как только они возникли в дверном проеме, невысокий румяный брюнет с выпуклыми, добрыми глазами и с седеющей эспаньолкой стал протискиваться между канцелярскими столами им навстречу. Евгений напрягся, чтобы вспомнить, где он его видел... А, это было в мае, на панихиде по автору “Дней Турбиных”. Юркий толстячок приложился к Анютиной ручке и убежал хлопотать дальше, а кто-то по соседству испуганно бормотнул вслух: “Будто мерку для гроба снимает... Похоронных дел мастер...”
— Я вас обрадую! — громким шепотом воскликнул брюнет уже в коридоре, куда он неприметно для других, но настойчиво вытолкнул их обоих своим округлым брюшком, украшенным золотой цепью от карманных часов.
Вокруг никого не было. Почему тогда шепчет? Наверно, профессиональная привычка... Смерть требует тишины. Но толстяк так радовался своей новости, что грех было над ним иронизировать.
Оказалось, сердобольный Маринин болельщик краем уха зацепил в вагоне метро, что какой-то механик уезжает на Север. По контракту, а не по приговору. На два года. И ему совершенно безразлично, кто будет жить в его комнате — мать с сыном или одиночка...
— Покровский бульвар, 14 дробь 5, квартира 62. Телефон: К7-96-23. — Спаситель достал из кармана листок и протянул Марине. — Вот, я все записал. Позвоните сейчас же. Нужно только заплатить за год вперед, две с половиной тысячи, — удрученно заглядывая ей в глаза, добавил он. — У меня есть триста рублей, а остальное мы с молодым человеком поможем собрать, ведь правда?
Теперь его карие глаза умоляли Евгения, который в ответ мог только вывернуть пустые карманы: почти всю преподавательскую зарплату он отсылал жене и отдавал матери, оставляя себе ровно столько, сколько надо, чтобы не объедать очередную подругу. Богачек ему пока не попадалось.
Бедность — не порок, промелькнуло у Евгения. А это присловье Марина тоже может переделать? И спрашивать не нужно. Уже написала про двух своих врагов, неразрывно слитых, — голод голодных и сытость сытых ...
— Я постараюсь. — Он нисколько не смутился: стыдно, когда что-то прячешь, когда жмотничаешь, а он... Он выбрал свой путь...
Марина тут же позвонила на Покровский бульвар и сговорилась на завтра.
Они вышли в скверик бывшей яковлевской усадьбы. Евгений остановился возле клена, покрасневшего от не такого уж бессильного сентябрьского солнца. Поглаживая старый, морщинистый ствол, он обдумывал, у кого можно взять взаймы, как и когда он будет возвращать деньги... Как сделать так, чтобы все эти заботы не ускучнили, не замутили фон его свободной — несмотря ни на что — жизни.
Марина же, заметив ласковый жест, вдруг схватила его ладонь с прилипшими чешуйками коры и распяла на своей щеке. Будто вся вжалась в Евгения.
— Сейчас лучше разделиться, — осторожно высвобождая свою руку, как можно не обиднее постарался сказать он.
— Да-да, конечно... — Она уже шагнула в сторону чугунных ворот, но вернулась и, глядя на ветвистое, раскидистое дерево, выпалила: — Каждый раз, когда человек при мне отмечает клен — за роскошь, дуб — за прямость, иву — за плач ее, я чувствую себя так, точно меня любят и хвалят... В молодости моей вывод был скор: этот человек не может не любить... — И уже на бегу, обернувшись, она выкрикнула: — Меня!
9
— Кто тебе перепечатывает рукописи? Я не нашла ни одной ошибки. Мне помогают — по дружбе. Это не выход. Нужен кто-нибудь, кто всегда бы мог для меня печатать. Как это делается? Я заплачу что нужно. — Маринина скороговорка не давала возможности вклиниться. Особенно в телефонном разговоре.
Евгений уже привык, что отвечать нужно суммарно и по существу. На первый вопрос — сам печатаю. А вот ее “я заплачу”... Хм... Но речь-то, по-видимому, о переводах. Всего двадцать — тридцать строк в день... Ее слова: “Можно работать не отрываясь, не покладая рук, и — за целый день — ничего. Почему я так бьюсь над слабыми, несуществующими поэтами? Первое: невозможность — иначе. В крови. Второе: мое доброе имя. Спросят: как она могла сделать такую гадость? Невозможность обмануть доверие. Добрая слава — один из видов нашей скромности и вся наша честность. Деньги? Я их чувствую, только когда их нет. Нужно быть мертвым, чтобы предпочесть деньги”.
Значит, ему понадобится всего час в неделю. Если вечером, не утром, то надо попробовать. Всегда полезно усложнять мотив отношений... Что-нибудь новое от общей работы откроется — и в нем, и в ней...
Через месяц выяснилось: речь не только о переводах. Ее собственный сборник... В Гослитиздате. Предложение неофициальное, и все-таки... Хотя Марина не верит, что в Советском Союзе может быть издана книга чистой лирики.
Чтобы убедить ее, Евгений привез Анютины “Из шести книг”. Свежие. Достала из-под прилавка продавщица книжного магазина, что наискосок от Моссовета, — с ней у него был необременительный флирт. Он и купил в расчете на Марину: не показывать же ей дареную, с надписью.
А Анне было бы можно?..
Между лекциями образовалось окно, полтора часа, и Евгений решил прямо сейчас, а не после службы, как сговаривались, слетать на Покровский, чтобы передать отпечатанную порцию. Нынешний безразмерный вечер захотелось потратить на отдых. Ведь с Мариной безответственно не расслабишься. С ней все время накачиваешь духовные мускулы, но и самого профессионального атлета влечет не только в гимнастический зал...
Пробовал из института звонить — намертво занято. И все равно взял да и поехал: знал, что она дома.
Дверь открыл высокий плотный юноша в отлично сидящем костюме, при галстуке. Аккуратный косой пробор, начищенные ботинки... Мальчиковый румянец во всю щеку... Незнакомец. Новый сосед? Евгений представился — давно вычислил, что лучше опережать вопрос “вы к кому?”. Обезоруживает не только вахтеров.
Молодой человек надменно кивнул, посторонился, пропуская гостя, а сам схватил с вешалки плащ и выскочил из квартиры. Под визгливый бабский крик знакомого Евгению соседа: “Опять свинарник устроили! Сколько раз говорить, что убирать за собой надо!”
