Бен Хетч - Всюду третий лишний

Кит!

Мне необходимо знать, что делать с билетами.

Отказаться от них или нет?

Тема: Рождество

Кому: Киту Ферли [email protected]

От: Джона Ферли

Дорогой Кит!

Удалось ли тебе наконец снять мерку для костюма? Мне необходимо иметь твои размеры как можно скорее. Ты еще думаешь относительно Рождества? Том сказал, что ты, возможно, приедешь. Сообщи мне о своих планах, поскольку мне надо разобраться со спальными местами. Ты не будешь против вашей прежней комнаты в полуподвале? Ты все понял, что я писая тебе о своих планах в отношении дома? Том сказал, что ты как-то странно воспринял их. Признаюсь, мне они тоже кажутся странными. Но я знаю, что это верное решение.

Уже поздно, далеко за полночь, а мы с Карлосом, после того как Доминик отправилась спать, сидим друг против друга у горячего источника в кемпинге и беседуем. Сначала из-за напряженности в наших отношениях разговор не клеился, и Карлос, порывшись в голове в поисках темы для беседы, стал рассказывать мне сюжет книги Фредерика Форсайта, которую сейчас читает.

Я курил сигарету и тоже нес ему какую-то несуразицу, в основном о Люси. Я сказал, что теперь колесо закрутилось в другую сторону и сейчас она сильнее тоскует обо мне, чем прежде я по ней.

Карлос подвел итог нашей беседы следующей сентенцией:

– Ты меня извини, но все это дерьмо, – глубокомысленно изрек он. – Хотя, может, ты и счастлив сейчас. Но все равно, что у тебя, то и у меня – самое настоящее дерьмо.

Я смотрел на вертикальную струйку пара, поднимающуюся над источником, которая как гибкий прутик раскачивалась под легким ветром и исчезала в темноте.

– Видно, такова судьба, – сказал Карлос. – Иногда я чувствую, что все переворачивается с ног на голову. Я вообще-то знаю, что ты чувствуешь, будучи третьим лишним, а иногда, как, например, сегодня, не знаю. – Он посмотрел мне прямо в глаза таким тяжелым взглядом, что я, не выдержав его, отвернулся. – Я начинаю чувствовать себя таким же.

Я позвонил Люси из Хитроу, чтобы рассказать ей о том, что случилось, но она с родителями отправилась обедать в ресторан. Пол дал ей номер телефона больницы Гилид, и она позвонила туда около часа ночи. Ее соединили с реанимационным отделением сразу же после того, как доктор Шейф сообщил нам, что состояние Дэнни стало еще более критическим. Операция по удалению тромба в мозгу закончилась, как и ожидалось, нормально, но жизненные показатели Дэнни стали столь угрожающими, что он вряд ли доживет до утра.

И вновь нам пришлось разделиться на группы, чтобы увидеть Дэнни: каждая группа пробыла около него по три часа. И вновь это вызывало мучительные размышления – нам разрешили проститься с Дэнни или была хоть какая-то надежда? Вы можете даже поговорить с больным, находящимся в коме, поскольку способность слышать последней покидает угасающее сознание. Это сказал нам доктор Шейф, и поначалу мы с Томом именно это и делали.

Мы говорили, что любим его, что ему становится лучше. Мы рассказывали ему об обычных делах и говорили, каким он был сильным. Затем, по прошествии какого-то времени, мы по очереди садились у его изголовья и смазывали вазелином его губы, пересыхающие от кислорода, которым он дышал; мы уже сказали ему все, что можно было придумать, и теперь разговаривали между собой, как будто сидели вокруг стола за воскресным обедом. «А что, эта дежурная медсестра очень даже ничего, как ты думаешь, Дэнни?» «Да и Мэнди тоже классная девочка. Я думаю, она слушала все твои шоу. Ты знал об этом, Дэнни? Твои шоу нравятся многим. Ну, конечно, не считая этих ослов из Хемлина».

Примерно около трех часов ночи мы, казалось исчерпав все темы для бесед, пошли вниз в небольшое кафе. Турок-уборщик впустил нас, мы сразу же прошли по столам в поисках английских газет. Для того, чтобы не заснуть, мы читали их вслух возле койки Дэнни, а затем, когда наши языки от усталости и сухости во рту почти перестали шевелиться, мы замолчали и стали читать про себя до того, как отец в четыре часа ночи пришел, чтобы сменить нас.

Мы прошли в пустую палату в конец коридора, где нам разрешили занять две свободные койки. Около одиннадцати часов утра нас разбудила Софи, и мы сразу же пошли в реанимационное отделение.

Доктор Шейф был возле Дэнни, когда мы вошли. Он описал нам ситуацию: кровяное давление у Дэнни слегка снизилось, частота дыхания улучшилась; они хотят снизить количество кислорода, подаваемое системой вентилирования легких, и посмотреть, сможет ли организм Дэнни самостоятельно восполнить его нехватку. Доктор Шейф спросил у отца, что собирается делать наша семья. Мы стояли совсем близко от изголовья Дэнни, когда он спросил нас об этом, скользнув при этом взглядом по нашим глазам, как бы намереваясь найти в них ответ на свой вопрос. У меня появилось ощущение, что мы замышляем какой-то тайный сговор против Дэнни.

Доктор Шейф сказал, что мы должны уговаривать Дэнни дышать. Его легкие долгое время принудительно вентилировались, и он, должно быть, позабыл, что такое самостоятельное дыхание.

– Ты должен дышать, Дэнни, – сказал папа, поглаживая Дэнни по волосам.

– Дэнни, дыши, пожалуйста, – вторил ему Том.

– А ну давай, дыши, ленивый ублюдок, – обратился к нему я. – Они же издеваются над тобой, плюют на тебя, ну, начинай, наконец, дышать.

– Вдох – выдох, – сказала Софи. – Только и всего, вдох – выдох.

Доктор Шейф вышел и вскоре вернулся с тремя медбратьями. Больному снизили норму ввода седативных препаратов, объяснил он, поэтому Дэнни может проснуться и начать вырывать трубки из ноздрей, а чтобы не допустить этого, при нем будут находиться медбратья. И действительно, когда доктор Шейф нажал клавишу на корпусе вентилятора, Дэнни заметался, как в лихорадке.

– Это нормально, – успокоил нас доктор Шейф. – Пожалуйста, напоминайте ему, что он должен дышать.

И мы затянули: «Вдох – выдох, Дэнни. Ну давай, Дэнни, дыши. Вдох – выдох, вдох – выдох», как будто перед нами была роженица, а мы своими уговорами помогали ей вытолкнуть на свет ребенка, сопровождая свои мольбы шумными вдохами и выдохами, чтобы показать Дэнни, как легко это делается. Дэнни настолько сильно метался по койке, что папа, Том и я вместе с тремя медбратьями с трудом могли удержать его. В конце концов его грудная клетка стала наполняться воздухом.

– Вдох – выдох, – произнесла Софи, схватив меня за руку. – Смотри, он дышит.

– Вдох – выдох, – дружно повторяли мы, с тревогой глядя на его грудь.

Когда Дэнни затих, снова впав в беспамятство, и врач объявил, что дыхание и работа сердца стали стабильными, работник социальной службы рассказал нам о том, что произошло. Дэнни был обнаружен в подземном гараже дома, в котором он жил, и в бессознательном состоянии доставлен в Гилид. Он находился в Германии на положении гражданского лица, работающего в системе вооруженных сил Соединенного королевства, поэтому о том, что его доставили в больницу, немедленно уведомили британского офицера связи Мэнди. Она связалась с центром правительственной связи в Мюнхенгладбахе, оттуда позвонили в службу радиовещания в Херфорде и уведомили о случившемся начальника Дэнни Сэма Смита. Он в свою очередь известил управление военной полиции в Билефельде, а они сообщили о произошедшем полиции в Эйлсбери, которая и направила к нам полицейского.

Папа, Джейн, Софи и мы с Томом поехали на квартиру Дэнни с намерением встретиться с «хаусмайстером», который его обнаружил.

Карл Кобел был высоким, затрапезного вида мужчиной, который практически не говорил по-английски.

Наконец мы нашли выход и по его телефону позвонили Мэнди в больницу, которая переводила наш разговор, а мы, стоя вокруг аппарата, передавали трубку туда-сюда. Нам удалось выяснить, что Карл спустился в гараж, чтобы проверить, работает ли подъемная решетка на въезде, и тогда – а это было около трех часов ночи 26 декабря – вытащил Дэнни из салона машины, заполненного угарным газом. Карлу было почти шестьдесят пять лет, и у него не хватило сил на то, чтобы держать Дэнни в вертикальном положении; это и явилось причиной образования мозгового тромба, – когда Карл открыл дверцу, Дэнни вывалился из машины головой вперед. Карл вызвал «скорую помощь».

Позже Карл привел нас в квартиру Дэнни, а сам остался снаружи, пока мы искали записку, которую он, возможно, оставил. Никаких записок не было, но, рассматривая расписание Дэнни, прикрепленное к доске, стоящей на холодильнике, Том заметил нечто очень важное: Дэнни обманывал нас, говоря, что должен вернуться на следующий день после Рождества. У него вообще не было никакой необходимости возвращаться в Германию в тот день. Он не должен был появляться на работе до 27. И что еще важнее – он уже не был больше ведущим утреннего шоу. В расписании на следующий месяц ему выделялось лишь небольшое время в середине дня, но об этом он даже и не упомянул во время Рождества.