Алексей Мальцев - Призрачно всё...
Еще Акулина простудилась. К ночи у нее повысилась температура и заболела правая грудь. Но ни озноб супруги, ни ее лихорадка с сильной головной болью не остановили похоти истосковавшегося по телу жены Федора.
— Да, Кумушку не вернешь. Едрена ветошь…
Интонация, с которой муженек произнес ругательство, Акулине не понравилась. Да и блеск в глазах объяснялся отнюдь не только принятым алкоголем и вечерней прогулкой по ноябрьским болотам.
— Ну, ниче, ща запарим баньку..
— Какую баньку, — вздрогнула жена. — Полпервого ночи на дворе.
— А тебе чо, завтра на ферму ни свет, ни заря? — масляно зыркая на впавший живот жены, промурлыкал Федор. — Спи, сколько влезет.
— Да? А есть завтра с утра что будешь? — ехидно поинтересовалась Акулина? — Зубы на полку?
— Слышь, Кульк… — Федор почесал волосатую грудь и сладко потянулся. — А пельмешков из редечьки пошто не настряпать? Эх, люблю я редьку! Такая прыть с нее!
Догадка настигла Изместьева подобно разряду оргазма, не так уж часто испытываемого им в прошлой жизни. Этого «кабанидзе» не удержать! Долгие месяцы, глядя на беременную жену, страдающий Федун обнадеживал, согревал себя мыслью, что вот родит благоверная, станет стройной и желанной — и вот тогда… Отметелимся за все долгие ночи воздержания по полной, от души.
Вот тебе, доктор, объяснение вожделенных взглядов, похотливого румянца и сальных шуточек. Вспомни, Изместьев, себя в далеком 90-м, когда Ольга ходила с Савелием… Так что готовься, милок…
А что ты хотел, на что надеялся? Сегодня ночь будет покруче первой брачной. В первую брачную толком ничего не умеешь, боишься, что не получится. А сегодня — уже знакомый сладкий плод, долгое время бывший запретным. Да он набросится как леопард на косулю и будет всю ночь утюжить. А у нее еще там ничего не зажило, все болит, стреляет в промежность. Вот жизня!
Вид супружеского ложе вызвал у Акулины во рту хинный привкус: деревянные полутораспальные нары с полосатым матрацем стандартной ширины.
Жаркие пьяные «хватки» Федунка за тощие Акулинины ягодицы рождали инстинктивное желание въехать костистым коленом в мужнин пах как можно глубже.
Отомстит Иуда! Не в тот же миг, так часом позже: за все отомстит.
Надо признать, время на размышление у доктора было: пока муженек растапливал баньку, пока носил туда ведрами воду, выбирал веник подушистей. Бежать было некуда. Внешность Акулины известна односельчанам, никто ее не спрячет так, чтоб не сообщить потом кому следует.
Хочешь, не хочешь, матушка, а переспать с иродом, исполнить долг супружеский придется. Кому какое дело, кем ты была в другой жизни? Это никого не колышет! Зато будут новые ощущения. Надо испытать все, не правда ли? Чтобы было, с чем сравнивать. Вздор!
Акулина рассуждала таким образом, укладывая спать старшую дочь. После того, как родители вернулись с болота, Нина ни на шаг не отставала от матери. Будь ее воля, она обняла бы ее за талию, и так бы стояла до утра: страшно соскучилась. Так и ходили по избе, обнявшись.
— Мама, а сестренка моя как родилась, расскажи, а? — заглядывала в глаза ей Нина. — Только не надо про аиста или про капусту. Я не верю в эти сказки.
— Какой ты хочешь услышать ответ? Может, ты уже знаешь? — загадочно отвечал Изместьев женским голосом, расплетая Нине косички.
— Я хочу услышать правду. Вот. Я знаю, она в животике у тебя была, а потом ее оттуда достали. Дяди доктора.
— Подрастешь, тогда и услышишь, — внезапно вклинилась в их диалог свекровь из-за занавески. — А пока тебе еще рано знать это. Поняла?
От матери не ускользнуло, как напряглась девочка, как еще крепче прижалась к ней хрупкое тельце. Ничего не ответив парализованной родственнице, Акулина отвела дочь в другую комнату.
Часть вторая
СУМЕРКИ НАСТОЯЩЕГО
За час до катастрофы
Куда он мог деться? Евдокии казалось, что она даже видела его, пассажира с местом 4L в эконом-классе. Интересный голубоглазый брюнет с вьющимися волосами, в костюме стального цвета и с ноутбуком. Стюардессы уже привыкли к подобным «букам» — именно так они называли между собой ушедшую с головой в монитор бизнес-элиту современности. «Букам» не было никакого дела до того, где они сидят: в аэропорту, в самолете или в постели с любимой женщиной. Для них нет ничего важней котировок валют, цен на нефть, индексов ММВБ и прочей «галиматьи».
Правда, и приставучих болтунов Евдокия терпеть не могла. Тех, для которых не заговорить с мимо «фланирующей» девушкой означало никак не меньше, чем «облажаться по полной». Тот самый парень с билетом на место 4LЕвдокии показался приятным исключением из тех и из других. Только где же он? Она не могла ошибаться, он садился на борт, но потом куда-то исчез.
Девушка специально совершила «вояж» из конца в конец «Боинга», но голубоглазого нигде не обнаружила. Автоматически нарезая ломтиками лимон, готовя коктейли, Евдокия терялась в догадках. Она то и дело выглядывала из своего отсека, «простреливала» глазами салон, убеждаясь с каждым разом, что место 4Lпустует. Несложно было догадаться, что и в туалете молодого человека быть не должно.
Череду ее сомнений бесцеремонно прервал Игорь Павлович, командир корабля. Внезапно оказавшись за ее спиной, вдруг схватил ее за талию и отодвинул в сторону. От неожиданности Евдокия вскрикнула, чего стюардессе делать не рекомендуется ни при каких обстоятельствах.
«Палыч» тем временем открыл холодильник и вытащил оттуда фляжку с коньяком. Сделав глотков пять-шесть, он смачно крякнул и глубоко вдохнул. Только теперь девушка разглядела крупные капли пота на его лбу. В таком виде командир перед ней еще не появлялся.
— Если сядем нынче, я свечку поставлю, — невнятно прошепелявил «главный». — Такого не припомню… Может, нагрешил где? Или ты нагрешила, красавица, признавайся!
От интонации Евдокия почувствовала неприятный холодок между лопатками.
— Что случилось, Игорь Павлович? — осторожно поинтересовалась стюардесса, но «главный» словно не слышал ее.
— Дикость какая-то, — сообщил он более внятно и вновь приложился к фляжке. — В девяносто пятом оставил жену с ребенком… Так ведь платил алименты исправно. Все выплатил до последнего. Что там еще?
В этот миг самолет тряхнуло так, что у Евдокии заложило уши и замерло сердце.
— О, господи, — запричитала девушка. — Игорь Павлович, скажите, что случилось?
— Три года назад продал машину, налоги не заплатил… Никто не хватился, но… разве это грех? — продолжал оправдываться Палыч, разговаривая сам с собой, то и дело прихлебывая коньяк из фляжки. — Какой это грех? Неужто за это? В детстве, помнится, кошку сожгли с пацанами… Так с тех пор уж лет тридцать как… Господи. Ну, неужели???
Командира трясло, Евдокия видела, как он прикусил себя язык и даже не почувствовал.
— Да что случилось?! — почти прокричала она. — Объясните же толком!
Тут он заметил ее присутствие, сначала сморщился, как от зубной боли, затем, вытаращив глаза, поманил за собой в кабину пилотов.
— Спрашиваешь, что случилось? Сейчас все сама увидишь… э-э-э, черт, вернее, услышишь. Пойдем со мной, Элечка, осторожно тут…
— Какая я тебе Элечка?! — возмутилась Евдокия, забыв о субординации. — Ты что, Палыч, совсем съехал с катушек? Забыл, как меня зовут?
Он остановился в узком коридоре, повернулся к ней. На лице его гарцевала блаженная улыбка, блестящие зрачки находились в свободном плавании.
— Это сейчас без разницы, Дусик или как тебя там еще! — он пошлепал ее легонько по щеке. — Нам скоро все будет по барабану. Как кого зовут, кто куда летит… Ты потерпи минутку, и все сама поймешь. Ну, пойдем, пойдем…
В кабине он многозначительно переглянулся со вторым пилотом, Вацлавом Казимировичем, и, нагнувшись, надел наушники, прислушался. Потом щелкнул что-то на пульте и протянул наушники Евдокии:
— Послушай внимательно, девочка. И потом не говори, что не слышала. Только лучше сядь куда-нибудь, а то с непривычки можно и…
Ей ничего другого не оставалось, как подчиниться. Вначале кроме помех она ничего не могла разобрать, но потом отчетливо прозвучало:
— Все должно пройти как по маслу, я рассчитал траекторию падения, и знаю, где они упадут… — спокойно вещал твердый мужской голос, знакомый Евдокии по старым фильмам о войне, где он звучал из динамиков и озвучивал победное наступление советских войск. Кажется, диктора звали Юрием Левитаном. — Там уже приготовлены три тела. Они ни о чем не подозревают.
— Где, дядя Кло? В Перми? На посадочной полосе? — интересовался совсем молодой, почти мальчишечий голос. — А долго еще лететь?
— Минут сорок. Ты что, замерз? — злорадно, как показалось девушке, рассмеялся «диктор». — У призрака нечему мерзнуть.
