Альфред Кох - Ящик водки. Том 1
— А сколько сперли денег тогда под это дело? Скажи мне как ученый-экономист.
— Механизм воровства средств в Совке мне не понятен. Ну, как можно было тогда всерьез красть? Ведь не было тогда офшора у чиновников. Ну, спиздил кто-то на дачу, на новую модель «Жигулей»… Усушка, утруска, пересортица… Помнишь, в «Бесприданнице» был эпизод? Там появился человек, он сорил деньгами, а потом пришли полицейские, сказали, что он из кассы украл, и забрали его…
Комментарий
А.Н. Островский. «Бесприданница». Действие первое, явление второе.
«…Вожеватов. Да, смешно даже. У ней иногда слезинки на глазах, видно, поплакать задумала, а маменька улыбаться велит. Потом вдруг появился этот кассир. Вот бросал деньгами-то, так и засыпал Хариту Игнатьевну. Отбил всех, да недолго покуражился: у нее в доме его и арестовали. Скандалище здоровый! (Смеется.) С месяц Огудаловым никуда глаз показать было нельзя…»
Свинаренко: Радиация как политический образ, дешевый такой.
— Да ну, при чем тут радиация? Ты не пробовал палочку дрожжей бросить в нужник? Говна раз в десять больше становится. Можно уже не удобрять. Это не ядерный взрыв был, а говно. Из всех щелей поперло. Совок уже смердил на весь мир.
— И был еще съезд КПСС. Если ты помнишь.
— Да? Съезд?
— Как приятно, что можно это все забыть: съезды всякие, разную прочую херню… Изыди, сатана! Так опять съезд. И опять приехал секретарь обкома, и опять созвал журналистов.
— А, точно — 28-й съезд. Там коммунисты за демократию, Руцкой…
— Не помню. Так приехал, значит, секретарь. Мы ждем — ну, что скажет?! А он сказал, что им там объяснили: критика должна быть, но обязательно — конструктивная. В общем, все оставалось, как было.
— Да их переделать невозможно! Горбачев, даже если б он захотел что-то изменить, не смог бы никогда. Никогда! Этих «с мест» невозможно было заставить работать по-другому! Их только бабками можно взять! Бывших первых секретарей, которые нынче губернаторы, как в коммерческое русло повернули? За счет бабок! А то им что говорили: закрыть распределители, отобрать машины, куда-то баллотироваться… Думает: ты, мол, изберись председателем облсовета, тогда мы тебя и первым секретарем назначим. Было, было! А тот: «На хера мне такое? Я по трупам лез, товарищей предавал, кагэбэшникам барабанил — для чего? Для того чтоб я, моя жена, мои дети отоваривались в закрытом распределителе, жрали хорошую ветчину и балыковую колбасу»…
— …вредную для здоровья.
— Вредную. Кушали хорошую «Посольскую» водку. Получали заячьи шубки без очереди. А ты, сука, хочешь, чтоб я еще шел на выборы. К тем товарищам, которых я продавал. Так нельзя правила игры менять! И еще он бы мог добавить: обращаю твое внимание, Михал Сергеич, что сам ты избираться всенародно не готов. Ты хочешь, чтоб тебя специально подобранные депутаты избрали, на съезде, а уж никак не всенародно!
— Ну да, Горбачев нарушил важное правило ведения переговоров. Когда у человека что-то хочешь забрать…
— …взамен ему предложи что-то другое.
— А Горбач им не предложил ничего. И в этом была слабая сторона его как бизнесмена.
— Коммунисты всегда страдали от отсутствия этой сбалансированной позиции. Они говорили — ты отдай, а потом, может быть, если останешься живой, нам надо посоветоваться… А если не отдашь, мы гарантируем, что тогда ты живой точно не останешься. Товарищ Сталин, он же с этими партийными кадрами не церемонился.
— Да… То есть у человека были только запреты: бухать, блядовать, разводиться, иметь хорошую дачу — ничего нельзя. А теперь еще и в обкомовский магазин не ездить… А на хера ж тогда? Что ж можно?
— А я тебе отвечу. Можно — казенную дачу, пока ты занимаешь эту должность! И кухарку свою е…ть, пока ты начальник! А когда ты перестанешь им быть, то и кухарочка тебе сделает ручкой… Пока ты крупный начальник, тебе можно за границу ездить, и — о чудо! — даже в капстраны. И поэтому ты должен за свою должность держаться до тех пор, пока у тебя сердце бьется. И делать то, что тебе говорят, не рассуждая. Потому что без этой должности ты известно чего кусок, понял? А потеряешь должность, так дачу тебе позволено будет иметь только на шести сотках. И без зимнего отопления и без бани, — ты ж не какой-нибудь директор промтоварной базы.
— Помню, была версия, отчего именно шесть соток: якобы вычислили, что с такого клочка семья в нашем климате точно не прокормится и потому не сможет плюнуть на государство.
— Вот и неправда! Оказалось, что может прокормиться! На шести сотках некоторые российские дачники обеспечивают урожайность, которой могли бы позавидовать голландцы, французы и немцы! По картофелю, по овощам, по ягодам…
— Да, была советская статистика—в так называемых личных подсобных хозяйствах производилась треть картошки и половина всего мяса в стране. Я это отчетливо помню, как бывший журналист-аграрий. Да… А функционерам выдавали разные приятные вещи не в собственность, а типа напрокат. Этот институт был моден при советах — лыжи напрокат, телевизоры, палатки, мебель… А этим — дачи давали и машины.
— Лизинг.
— Этот бизнес сейчас возрождается, судя по рекламе! В этом, может, и есть смысл — снял себе дачу, и ладно, зато не надо ремонтировать и все такое прочее… А книги тогда какие ты читал?
— В 86-м? Я перечитывал Герцена, «Былое и думы». Интересная книга!
— Гм… Я ее последний раз брал в руки в 81-м, когда в Польше были разборки с «Солидарностью».
— Там впервые в официальной литературе, рекомендованной для чтения, я прочитал критику Маркса, например.
— Не помню. Типа он все наврал или что?
— Я в первый раз ознакомился с тезисом, что движущей силой всех революций является зависть. Это у Герцена прямо написано!
— То есть не забота о светлом будущем грядущих поколений, а именно так?
— Да… Зависть… Еще Герцен нас учил, что учение Маркса — это идеология лавочников… Вот… Там много чего интересного!
— Не зря его в Лондон сослали… Как Березу… Который у нас типа наследник «Колокола».
— Да ну, я тебя умоляю! Это как если бы создатель военных поселений Аракчеев вдруг неожиданно эмигрировал в Лондон и начал бы Николая Первого критиковать… Примерно из той же серии. Человек, который чуть голову не положил, утверждая теперешний режим у власти, потом вдруг воспылал к нему такой ненавистью… И стал вдруг говорить — ай-ай-ай, караул…
— Он же еще автомобили пиздил. Вон дело какое-то опять завели.
— Ну, было и было… У правоохранительных органов к Березе разное отношение в разные времена. На нашей памяти дело «Аэрофлота» закрывали за отсутствием состава каких-либо претензий к Абрамычу. А потом вдруг они обратно возникли, да? Он один воровал — или с кем-то еще? А если с кем-то еще, то они ведь продолжают владеть этим заводом? Или как? У меня к Березе сложное отношение, но давайте объективно смотреть — так же не бывает.
— Но он веселый парень.
— Веселый.
— Никто еще так не развлекал русскую публику, как он! И размах у него есть. А еще в 86-м было много текстов про НЛО… Якобы в Штатах с 47-го года хранились обломки сбитой тарелки с трупами инопланетян.
— Это я помню. Потом выяснилось что русские давно летающую тарелку изобрели, и она есть. Где-то в Саратове… Блоху подковали. Она хоть и сдохла…
— … но летает. А ты что думаешь об инопланетянах?
— Меня эта тема по большому счету никогда не волновала. Я не думал об этом. Цель какая — думать об этом?
— Ну, свалить на них что-то — убийство Листьева или Собчака.
— А ты уверен, что Собчака убили? Что он не своей смертью помер?
— О, вот видишь, ты даже не говоришь: «Что ты несешь, что ты мелешь, да кто б его мог убить?!» Ты чисто конкретно спрашиваешь, уверен ли я… Он умер в такой момент подходящий…
— Но ведь в своей постели…
— Ну да. И Сталин тоже в своей постели практически. Гораздо интересней та версия, где охрана боялась к Сталину войти, врачи боялись лечить, Политбюро боялось, что он выживет, ТАСС боялся объявить, что вождь коньки откинул…
— Дыхание Чейн-Стокса. У Сталина вот именно такое было перед смертью, об этом сообщалось.
— Ладно. А Чумак тебя тоже не волнует?
— Меня — нет. Но меня волнует, что Чумак волнует большое количество россиян. Это — да.
— Мне рассказывал один человек, который с Чумаком устраивал концерты…
— Концерты — хорошее слово!
— Ну короче, они стадионы арендовали. Чумак выступает, а товарищи уже бухают, организаторы. И Чумака зовут выпить. А он говорит — не могу, у меня сейчас второе отделение будет, надо к народу идти. И ему дают совет — что сказать публике. Чумак выходит на сцену и говорит в микрофон: «А теперь, перед началом второго действия — двадцать минут лечебного молчания».
— Ха-ха-ха.
Комментарий
Кстати, с этих концертов начался Мавроди и все остальные пирамиды. Лоходром. Будь моя воля, я бы всех, кто ходил на Кашпировского с Чумаком, покупал билеты МММ и всяких разных «Хопров», освидетельствовал, признавал ограниченно дееспособными и лишал избирательных прав.
