Валентин Черных - Воспитание жестокости у женщин и собак. Сборник
Заработал тракторный двигатель, но Пехов не возвращался.
— Как бы чего не случилось, — забеспокоился Ильин.
Тихомиров подумал и вдруг бросился в кусты. За ним бежали Ильин, Локтев и писатель. Пехова они нашли на поляне. Он лежал и навзрыд плакал.
Анна сошла с автобуса с чемоданом и довольно объемистой сумкой. В деревне это было отмечено мгновенно.
Анна вошла в дом, когда Полина собирала на стол. Увидев, что дочь с вещами, Полина застыла на месте. Анна молча пошла к своей комнате.
— Туда нельзя, — опомнилась Полина.
Анна открыла дверь и увидела в своей постели незнакомого молодого человека.
— Вы его что, усыновили? — спросила Анна.
— Это писатель, — почему-то шепотом пояснила Полина. — Он наш колхоз изучает.
— И долго он будет изучать?
— Не знаю. Он про Льва Толстого рассказывал. Так тот двенадцать лет книгу писал.
Анна вздохнула и направилась в комнату родителей.
…Потом Полина, Тихомиров и писатель завтракали. Полина посматривала на закрытую дверь, из-за которой доносились шаги Анны. Было слышно, как что-то упало, как Анна чертыхнулась. Наконец она вышла. В ярком платье с открытыми плечами и с таким боковым разрезом, который позволял демонстрировать ногу во всю длину до самого бедра.
— Привет, — сказала Анна писателю.
— Здравствуйте, — ответил писатель и, пораженный, перестал есть.
Анна положила себе на тарелку дымящуюся картошку, капусту, кусок копченой свинины.
Писатель, по-видимому, сообразил, что неприлично рассматривать молодую женщину с таким вниманием, и тоже начал есть — может быть, чуть поспешнее, чем следовало.
— А ты что это с чемоданом? — не выдержала Полина. — Надолго ли?
— Надолго, — ответила Анна.
Писатель поднял глаза и встретился с изучающим его взглядом Анны. Некоторое время они молча рассматривали друг друга. Писатель не выдержал первый и опустил глаза.
— Я на ферму. После поговорим. — И Полина поднялась из-за стола.
— Если что надо, я сегодня за выгонами. Спросите, покажут, как пройти, — сказал Тихомиров писателю и тоже поднялся.
Писатель и Анна остались за столом вдвоем. Анна разлила чай. Они слышали, как взревел во дворе мотоцикл, потом видели, как Тихомиров вырулил до ворот. Полина сидела сзади, она что-то объясняла Тихомирову, но тот резко рванул с места, и Полина, обхватив мужа, прижалась к его спине.
Писатель быстро допил чай, сказал «спасибо» и ушел в свою, то есть в бывшую комнату Анны.
…Писатель работал, но его все время отвлекали шаги Анны за дверью, звяканье посуды. Анна стала что-то напевать, а потом все стихло. Писатель насторожился. Дверь потихоньку открылась, в комнату вошла Анна и сказала:
— Извините. Я мешать не буду. Но один только вопрос: вы роман пишете?
— Пьесу, — ответил писатель.
— А почитать можно? — поинтересовалась Анна.
— Она еще не готова, — ответил писатель.
— Готовую я в театре увижу, — сказала Анна. — Мне интересен сам процесс.
— Пожалуйста. — Писатель протянул Анне стопку листов.
Анна села у окна на стул.
— Сколько раз я говорила матери, чтобы купила кресло! — сказала Анна. — Можно, я переберусь на кровать? В конце концов, это моя кровать.
— Пожалуйста, — испуганно сказал писатель.
Анна сбросила тапочки и уселась в углу кровати, прикрыв ноги одеялом.
— Вы не обращайте на меня внимания, — сказала она.
— Видите ли, это довольно трудно, — ответил писатель.
— Да что вы говорите? А мне совсем нетрудно. — И она начала читать.
Ансамбль Тихомирова собрался в клубе. Пришли также Буянов и писатель. Модистка улыбнулась писателю как давнему знакомому.
— Привет, — сказала она.
— Привет, — ответил писатель.
Комиссия вновь заняла место в зрительном зале. Ансамбль закончил исполнение песни о тракторах, и писатель бурно зааплодировал.
— Кто этот псих? — спросила начальница Буянова.
— Это писатель Скоробогатов, — пояснил Буянов. — Мы его пьесу смотрели, а сейчас он изучает жизнь в нашем колхозе.
Начальница задумалась.
— Давайте следующую, — сказала она.
Тихомиров дал знак оркестрантам. Раздался разбойничий свист, вступила гитара, саксофон и барабан, и Ильин запел песню примерно такого содержания. Жила-была в деревне бедовая семья. Грабила купцов на тракте, поджигала помещичьи усадьбы, поэтому фамилия у них была Буяновы. Из этой семьи вышли и храбрые белые офицеры, и такие же храбрые красные командиры. Красный командир Буянов из идейных соображений убил белого офицера Буянова. Потому что время было такое: или ты, или тебя. Потом красный командир Буянов проводил коллективизацию и, борясь с опиумом для народа, взорвал в деревне церковь. Его сын во время войны был командиром партизанского отряда и взорвал железную дорогу. У партизана Буянова родились два сына. Один теперь строит железные дороги, другой восстанавливает старые разрушенные церкви как памятники архитектуры. У железнодорожного строителя и реставратора Буяновых тоже родились сыновья, но что они будут делать, даже и угадать невозможно. Жизнь идет кругами, но — такая жизнь.
И снова началось обсуждение программы.
— Песня про трактора стала яснее, — сказала начальница. — Но не лучше. А вот песня про Буяновых — это черт знает что. Извините! Я категорически против. И надеюсь, что у парторга на этот раз все-таки появится точка зрения.
— С точки зрения фактов песня правильная, — сказал Буянов. — Это про нашу династию Буяновых, я к ней тоже имею отношение. А может, мы точку зрения товарища писателя послушаем?
— Прекрасные песни, — сказал писатель. — И это самый верный путь: не соревноваться с профессионалами, а искать свое. И прекрасно, что песни не однозначны, что это песни-диспуты.
— Насколько я понимаю, — возразила начальница, — диспут — это когда в газете публикуют статью с неправильной точкой зрения, а рядом — с правильной… А здесь одна неправильная. Программу я не принимаю.
Начальница поднялась. Все молчали и смотрели на писателя.
— Когда в споре заходят в тупик, — сказал писатель, — необходим арбитр со стороны. Я предлагаю обратиться в областной Дом народного творчества. Пусть они пришлют компетентную комиссию.
Начальница внимательно оглядела писателя, чему-то улыбнулась и согласилась:
— Обращайтесь. Я посмотрю, что у вас из этого получится. — И направилась к выходу.
Тихомиров и писатель проводили модистку до ее дома.
— Заходите, — пригласила модистка. — С горя хоть чаю выпьем.
Чай у модистки был великолепный. Заваривала она его в прозрачном стеклянном чайнике. Модистка выставила на стол конфеты в хрустальной конфетнице, печенье, быстро сделала бутерброды.
— Расскажите, — попросил писатель, — кто вы и как появились в деревне. Вы ведь городская?
— Ниоткуда я не появилась, — рассмеялась модистка. — Я местная. И родилась в этом доме, и среднюю школу здесь закончила. Тихомиров разве вам не рассказывал?
— Они не спрашивали, — сказал Тихомиров и пояснил писателю: — А местной ее не считают уже. Как уехала — двадцать лет в деревне не была. В прошлом году вернулась.
— Как двадцать лет? — удивился писатель. — Ведь вам лет тридцать…
— Мне тридцать семь, — просто сказала модистка. — А вообще у меня романтическая история. Я в семнадцать лет сбежала из дому. Был выпускной вечер, и в школу забрел молодой лейтенант, летчик. Всю ночь мы с ним танцевали, а утром я с ним сбежала. Он на Дальнем Востоке служил. Хороший парень был, — вздохнула модистка. — Но не повезло мне. Разбился. Потом я за моряка с торгового флота вышла замуж. Бросил он меня. Моталась по городам, работы меняла. Потом ближе к дому перебралась, в областной центр. И там на совещании передовиков Пехова встретила. Это здесь обо мне плохо думают, а на швейной фабрике я ударницей была, медаль «За трудовое отличие» имею. Встретились, и закружилось все. Он мне еще в школе нравился. И я ему тоже. Он ко мне всю зиму ездил, летом не наездишься — работа в поле. А тут у меня мать умерла, дом в наследство оставила. Бросила я квартиру в городе и перебралась сюда. Не могу без него.
— И сразу промашку допустила, — сказал Тихомиров.
— Это в чем? — спросила модистка.
— Деревню против себя восстановила.
— Это чем же?
— Ты же понимаешь, о чем я говорю, — сказал Тихомиров.
— Не понимаю, — ответила модистка. — И понимать не хочу. Я люблю Пехова. И он меня любит, а свою жену не любит. А вся деревня взбесилась. Не любишь, но живи с нелюбимой женой.
— Но когда-то он ее любил, — возразил Тихомиров.
— Когда-то в лаптях ходили, — обрезала модистка.
— Тоже верно, — согласился Тихомиров. — Но надо было это все как-то поспокойнее, не торопясь.
