Невил Шют - Крысолов
— Отвечайте, — сказал он. — Сколько вас тут англичан?
Никто не ответил.
— Ладно, — сказал человек в комбинезоне. — Пойдем-ка все в караулку, потолкуем с Feldwebel.[92] Да чтоб не дурить, не то вам будет худо.
И кое-как повторил то же самое по-французски.
10
Фоке разразился бурным потоком слов, убедительно разыгрывая пьяное негодование. Он знать не знает всей этой компании, он только выпил с ними стаканчик вина, в этом греха нет. Ему пора выходить в море — самое время, отлив. Если его поведут в караулку, завтра не будет рыбы к завтраку, — как это им понравится? Сухопутные крысы ничего не смыслят, дело известное. У пристани отшвартована его лодка — что с ней будет? Кто за ней присмотрит?
Солдат грубо ткнул его прикладом в спину, и Фоке разом замолчал.
Поспешно вошли еще два немца — рядовой и Gefreiter;[93] всю компанию заставили подняться и погнали из дверей. Сопротивляться было явно бесполезно. Человек в комбинезоне вышел раньше, но через несколько минут появился снова, ведя Ронни и Шейлу. Оба были перепуганы, Шейла в слезах.
— Эти, надо полагать, ваши, — сказал он Хоуарду. — Отлично болтают по-английски, чужому языку так не выучишься.
Хоуард не ответил, только взял детей за руки. Человек в комбинезоне как-то странно посмотрел на него и так и остался стоять, глядя вслед, когда их в сгущающейся темноте повели в караулку.
— Куда мы идем, мсье Хоуард? — испуганно спросил Ронни. — Это нас немцы поймали?
— Мы только с ними поговорим об одном деле, — сказал Хоуард. — Не надо бояться, нам ничего плохого не сделают.
— Я говорил Шейле, чтоб не говорила по-английски, а то вы рассердитесь, а она не слушалась, — сказал мальчик.
— Она говорила по-английски с тем человеком в комбинезоне? — спросила Николь.
Ронни кивнул. Не сразу робко поднял глаза на старика. И, набравшись храбрости, спросил:
— Вы сердитесь, мистер Хоуард?
Незачем было еще больше огорчать детей, им и так предстояли новые, испытания.
— Не сержусь, — сказал старик. — Было бы лучше, если бы она послушалась, но теперь не стоит об этом говорить.
Шейла все еще горько плакала.
— Я люблю говорить по-английски, — всхлипнула она.
Хоуард остановился и вытер ей глаза; конвойные не помешали ему и даже соизволили приостановиться.
— Не плачь, — сказал он Шейле. — Теперь ты можешь говорить по-английски сколько хочешь.
И она, успокоенная, молча пошла рядом с ним, только изредка хлюпала носом.
Их провели шагов двести по дороге к Ланнили, повернули направо и ввели в дом, где помещалась караульная. Они вошли в комнату с голыми стенами, при виде их фельдфебель наскоро застегнул мундир. Потом он уселся за непокрытый дощатый стол на козлах; конвойные выстроили перед ним задержанных. Он презрительно оглядел их с головы до ног.
— So! — сказал он наконец. — Geben Sie mir Ihre Legitimationspapiere.[94]
Хоуард понимал по-немецки всего несколько слов, остальные — и вовсе ни слова. Они недоуменно смотрели на немца.
— Cartes d'identite,[95] — сказал он резко.
Фоке и Николь достали свои французские удостоверения личности; немец стал молча их изучать. Потом поднял глаза.
Жестом игрока, который, проигрывая, выкладывает последнюю карту, Хоуард положил на голый стол английский паспорт.
Фельдфебель усмехнулся, взял паспорт и с любопытством стал изучать.
— So! — сказал он. — Englander.[96] Уинстон Черчилль.
Поднял голову и принялся разглядывать детей. На плохом французском языке спросил, есть ли у них какие-нибудь документы, и явно был доволен, услыхав, что документов никаких нет.
Потом он о чем-то распорядился по-немецки. Пленников обыскали, убедились, что при них нет оружия; все, что у них было — бумаги, деньги, часы, всякие личные мелочи, даже носовые платки, — отобрали и разложили на столе. Потом отвели в соседнюю комнату, где на полу лежало несколько соломенных тюфяков, дали всем по одеялу и оставили одних. Окно было грубо зарешечено деревянными планками; за ним на дороге стоял часовой.
— Я очень сожалею, что так вышло, — сказал Хоуард молодому рыбаку.
Он был искренне огорчен, ведь француз попался ни за что ни про что.
Тот философски пожал плечами.
— Был случай поехать к де Голлю, поглядеть на белый свет, — сказал он. — Найдется и еще случай.
Он бросился на тюфяк, завернулся в одеяло, собираясь спать.
Хоуард и Николь сдвинули матрасы по два, на одну такую постель уложили Розу с Шейлой, на другую мальчиков. Остался еще один матрас.
— Это для вас, — сказал Хоуард. — Я сегодня спать не буду.
Николь покачала головой.
— Я тоже.
Полчаса они сидели бок о бок, прислонясь к стене, и смотрели на зарешеченное окно. В комнате стало уже почти темно; снаружи в звездном свете и последних отблесках заката смутно виднелась гавань. Было еще совсем тепло.
— Утром нас допросят, — сказала Николь. — Что нам говорить?
— Мы можем говорить только одно. Чистую правду.
С минуту она раздумывала.
— Нельзя впутывать ни Арвера, ни Лудеака, ни Кентена, мы должны всеми силами этого избежать.
Хоуард согласился.
— Они спросят, где я взял этот костюм. Можете вы сказать, что это вы мне дали?
— Да, хорошо, — кивнула Николь. — И скажу, что прежде знала Фоке и сама с ним договорилась.
Молодой француз уже засыпал; Николь подошла и несколько минут серьезно что-то ему говорила. Он пробурчал согласие; девушка вернулась к Хоуарду и снова села.
— Еще одно, — сказал он. — Насчет Маржана. Не сказать ли, что я подобрал его на дороге?
Николь кивнула.
— На дороге в Шартр. Я ему объясню.
— Может быть, все и обойдется, лишь бы не устроили перекрестный допрос детям, — с сомнением сказал Хоуард.
Потом они долго сидели молча. Наконец Николь тихонько пошевелилась рядом со стариком, пытаясь сесть поудобнее.
— Прилягте, Николь, — сказал он. — Вам надо хоть немного поспать.
— Не хочу я спать, мсье, — возразила она. — Право, мне куда приятнее вот так посидеть.
— Я о многом думал, — сказал Хоуард.
— Я тоже.
Он повернулся к ней в темноте.
— Я бесконечно жалею, что навлек на вас такую беду, — тихо сказал он. — Я очень хотел этого избежать, и я думал, все обойдется.
Николь пожала плечами.
— Это неважно. — Она запнулась. — Я думала совсем о другом.
— О чем же? — спросил старик.
— Когда вы знакомили нас с Фоке, вы сказали, что я ваша невестка.
— Надо ж было что-то сказать, — заметил Хоуард. — И ведь это очень недалеко от истины. — В тусклом свете он посмотрел ей в глаза, чуть улыбнулся. — Разве не правда?
— Вот как вы обо мне думаете?
— Да, — сказал он просто.
В узилище воцарилось долгое молчание. Кто-то из детей, вероятно Биллем, беспокойно ворочался и хныкал во сне; за стеной по пыльной дороге взад и вперед шагал часовой.
— Мы совершили ошибку… большую ошибку, — сказала наконец Николь. И повернулась к старику. — Правда, я и не думала делать ничего плохого, когда поехала в Париж, и Джон не думал. У нас ничего такого и в мыслях не было. Пожалуйста, не думайте, он ни в чем не виноват. Никто не виноват, ни я, ни он. Да тогда это вовсе и не казалось ошибкой.
Его мысли перенеслись на полвека назад.
— Я знаю, — сказал он. — Так уж оно бывает. Но ведь вы ни о чем не жалеете, правда?
Николь не ответила, но продолжала более свободно:
— Джон был очень, очень упрямый, мсье. Мы условились, что я покажу ему Париж, для этого я и приехала. А когда мы встретились, он вовсе не интересовался ни церквами, ни музеями, ни картинными галереями. — В ее голосе как будто проскользнула улыбка. — Он интересовался только мною.
— Вполне естественно, — сказал старик. Что еще оставалось сказать?
— Поверьте, мне было очень неловко, я просто не знала, как быть.
— Ну, под конец вы составили себе мнение на этот счет, — засмеялся Хоуард.
— Тут нет ничего смешного, мсье, — с упреком сказала Николь. — Вы совсем как Джон. Он тоже всегда смеялся над такими вещами.
— Скажите мне одно, Николь. Просил он вас выйти за него замуж?
— Он хотел, чтобы мы поженились в Париже, прежде чем он вернется в Англию, — ответила Николь. — Он сказал, что по английским законам это можно.
— Почему же вы не обвенчались? — удивился Хоуард.
Она минуту помолчала.
— Я боялась вас, мсье.
— Меня?!
Она кивнула.
— Ужасно боялась. Теперь это звучит очень глупо, но это правда.
Хоуард силился понять.
— Что же вас пугало?
— Подумайте сами. Ваш сын в Париже вдруг взял и женился и привел в дом иностранку. Вы бы подумали, что он в чужом городе потерял голову, с молодыми людьми иногда так бывает. Что он попался в сети дурной женщине и это несчастный брак. Не представляю, как вы могли бы думать по-другому.
