Трумен Капоте - Хладнокровное убийство
– Я первоклассно крашу машины. И еще я хороший механик. Я привык честно отрабатывать свои деньги. Мы с приятелем только что из Старой Мексики. Думали обосноваться там. Но черт бы их побрал, эти мексиканцы ни шиша не платят за работу. На такие деньги белый человек жить не может.
Ах, Мексика. Мистер Белл объяснил, что он провел медовый месяц в Куэрноваке. «Мы всегда хотели еще раз туда съездить, но трудно разъезжать, когда у тебя пятеро детей».
Перри, как он позже вспоминал, подумал: пятеро детей – что ж, очень плохо. И слушая тщеславный треп Дика, слушая, как он расписывает свои «любовные победы» в Мексике, он думал: как это «нездорово», как «нарциссично». Подумать только, так выкладываться, чтобы произвести впечатление на человека, которого собираешься убить, человека, которого через десять минут уже не будет в живых, если их с Диком план не провалится. А с чего бы ему проваливаться? Все складывалось просто идеально – как раз такой случай они искали в течение трех дней, что им потребовались для переезда автостопом из Калифорнии в Неваду и через Неваду и Вайоминг в Небраску. До сих пор, однако, подходящей жертвы им не встретилось. Мистер Белл был первым преуспевающим на вид одиноким путешественником, который предложил их подвезти. До этого их подбирали или водители грузовика, или солдаты, а однажды – пара чернокожих чемпионов-борцов в «кадиллаке» нежно-сиреневого цвета. Но лучше мистера Белла жертвы просто не сыскать. Перри ребрами чувствовал содержимое кармана кожаной куртки. Карман сильно оттопыривался из-за флакона с «байеровским» аспирином и угловатого булыжника размером с кулак, завернутого в желтый ковбойский хлопчатобумажный платок. Перри расстегнул свой индейский пояс с серебряной пряжкой и бирюзовыми бусинками; он вытянул его, сложил вдвое и положил на колени. Он ждал. Пока же он смотрел, как мимо пролетают прерии Небраски, и баловался своей гармоникой – сочинял и наигрывал разные мелодии, поджидая, пока Дик подаст условный сигнал: «Эй, Перри, дай-ка мне спичку». После чего Дик, по плану, перехватывает рулевое колесо, а Перри в это время своим завернутым в платок булыжником обрабатывает голову коммивояжера – «раскраивает череп». Позже, на какой-нибудь тихой проселочной дороге настанет время воспользоваться поясом с голубыми бусинками.
Тем временем Дик и приговоренный обменивались анекдотами. Их хохот раздражал Перри; особенно его бесили раскаты смеха мистера Белла – самозабвенное тявканье, показавшееся ему очень похожим на смех отца, Текса Джона Смита. Воспоминание об отце усилило напряжение; у Перри заболела голова, заныли колени. Он разжевал три таблетки аспирина и проглотил не запивая. Проклятье! Ему казалось, его сейчас вырвет или он потеряет сознание; это наверняка случится, если Дик будет откладывать «потеху» слишком долго. Смеркалось, дорога шла по прямой, в поле зрения не было ни жилья, ни человека – только обнаженная зимняя земля, неприветливая, как лист железа. Теперь было самое время, именно теперь. Он посмотрел на Дика, словно передавая ему этот вывод, и по нескольким маленьким признакам – подергиванию века, бисеринкам пота над губой – понял, что Дик пришел к такому же заключению.
И все же, когда Дик снова заговорил, с его губ слетел очередной анекдот.
– Вот еще загадка. Загадка такая: что общего между туалетом и кладбищем? – Он усмехнулся. – Сдаетесь?
– Сдаюсь.
– Если уж тебе пора, то никуда не денешься!
Мистер Белл затявкал.
– Эй, Перри, дай-ка мне спичку.
Но в тот миг, когда Перри поднял руку и занес камень, произошло нечто экстраординарное – как Перри позже это назвал, «гребаное чудо». Чудо заключалось в неожиданном появлении третьего голосующего, солдата-негра, ради которого отзывчивый коммивояжер остановил машину. «Да, мило, очень мило, – проговорил он, пока его спаситель бежал к автомобилю. – Если уж тебе пора, то никуда не денешься!»
Декабрь, шестнадцатое, 1959, Лас-Вегас, штат Невада. Время и непогода смыли первую и последнюю буквы – К и Ы – таким образом получилось несколько зловещее слово: ОМНАТ. Это слово, едва различимое на выцветшей от солнца вывеске, вполне подходило к заведению, о котором оно извещало. Как написал в своем официальном рапорте Гарольд Най, «убогая и обшарпанная гостиница самого низкого класса». Далее говорилось следующее: «До недавнего времени (согласно информации, предоставленной полицией Лас-Вегаса) это была одна из самых больших ночлежек на Западе. Несколько лет назад произошел пожар и главное здание сгорело, а оставшуюся часть преобразовали в дешевые меблированные комнаты». «Вестибюль» был лишен всякой мебели, если не считать таковою кактус шести футов высотой и импровизированную конторку регистратора; к тому же он был необитаем. Детектив хлопнул в ладоши. Наконец голос женщины, но не очень женский, прокричал «иду-иду», однако eго обладательница появилась только минут через пять. На ней был грязноватый халат и золотистые босоножки на высоких каблуках. Редкие желтоватые волосы завиты в локоны. Широкое мясистое лицо женщины нарумянено и напудрено. С собой она прихватила банку крепкого пива «Миллер»; от нее пахло пивом, табаком и не успевшим подсохнуть лаком для ногтей. Ей было семьдесят четыре года, но, по мнению Ная, «выглядела она моложе – минут примерно на десять». Она окинула взглядом Ная, его хорошо сшитый коричневый костюм и коричневую шляпу с загнутыми спереди вниз полями. Когда он показал значок, она удивилась; губы ее разомкнулись, и Наю открылись два ряда вставных зубов.
– М-м-м. Так я и подумала, – сказала она. – Ну что ж, я вас слушаю.
Он протянул ей фотографию Ричарда Хикока.
– Вам знаком этот человек?
Отрицательное мычание.
– А этот?
– М-м-м. Он здесь останавливался пару раз. Но сейчас его нет. Выехал больше месяца назад. Хотите, посмотрим по книге?
Най облокотился на конторку и следил за тем, как длинные накрашенные ногти домовладелицы ищут на исписанной карандашом странице нужную запись. Лас-Вегас был первым в списке из трех пунктов, которые начальство велело ему объехать. Все эти пункты имели значение в жизни Перри Смита. Двумя другими были Рено, где предположительно жил отец Смита, и Сан-Франциско, место жительства сестры Смита, которую мы здесь будем называть миссис Фредерик Джонсон. Хотя Най собирался расспросить родственников и вообще всех, кто мог бы знать о местонахождении подозреваемого, его главной целью было получить помощь местных правоохранительных органов. Приехав в Лас-Вегас, например, он обсудил дело Клаттера с лейтенантом Б. Дж. Хэндлоном, главой следовательского подразделения Лас-Вегасского отдела полиции. Лейтенант немедленно написал меморандум, в котором всему отделу было приказано не пропустить Хикока и Смита: «Разыскиваются полицией штата Канзас за нарушение условий освобождения, по показаниям свидетелей, уехали в „шевроле" 1949 года с номером JO-58269, зарегистрированным в штате Канзас. Эти люди могут быть вооружены и, возможно, опасны». Еще Хэндлон выделил в помощь Наю детектива – «потрясти ростовщиков», как он выразился: «В любом городе, где играют на деньги, они есть». Вместе Най и лас-вегасский детектив проверили каждую закладную квитанцию, выписанную в течение прошлого месяца. Най, в частности, надеялся найти «Зенит», портативный радиоприемник, который предположительно был украден из дома Клаттеров в ночь убийства, но потерпел неудачу. Один делец, однако, вспомнил Смита («Он сюда приходил добрых десять лет») и смог найти квитанцию на коврик из медвежьей шкуры, заложенный в первую неделю ноября. Именно из этой квитанции Най узнал адрес меблированных комнат.
– Зарегистрировался тринадцатого октября, – сказала домовладелица. – Выбыл одиннадцатого ноября. – Най поглядел на подпись Смита. Витиеватость ее, некоторая вычурность и заковыристость его удивила, но, очевидно, домовладелица предвидела такую реакцию, потому что сказала: – М-м-м… А вы бы послушали, как он говорит. Большие, длинные слова, а голос какой-то шипящий, как будто он шепчет. Яркая индивидуальность. Что у вас на него есть, на этого маленького прохвоста?
– Нарушение условий освобождения.
– М-м-м… Значит вы сюда приехали из Канзаса из-за такой ерунды. Ну хорошо, я – всего лишь сногсшибательная блондинка. Я вам поверю. Но на вашем месте брюнеткам я бы такую чушь не рассказывала. – Она поднесла ко рту банку, допила пиво и задумчиво повертела пустую тару в веснушчатых руках с вздувшимися венами. – Но что бы он там ни натворил, это наверняка мелочь. Уж если я человека знаю, то знаю о нем все вплоть до размера обуви. Этот – просто прохвост. Маленький прохвост, он пытался меня уболтать, чтобы я простила ему арендную плату за последнюю неделю. – Она захихикала, видимо над нелепостью такой потуги.
Детектив спросил, сколько стоила комната Смита.
– Как обычно. Девять долларов в неделю. Плюс пятьдесят центов залог за ключ. Только наличные. Только вперед.
