Джоджо Мойес - Девушка, которую ты покинул
— Несколько лет назад было проведено специальное исследование, в ходе которого было установлено, что, если уменьшить площадь, приходящуюся на одного ребенка, с двадцати четырех до пятнадцати квадратных футов, дети становятся более агрессивными и менее контактными. Что вы думаете по этому поводу?
Кэм, который продолжает висеть на перилах, отвечает:
— Мне приходится делить комнату с братом, и у меня просто руки чешутся как следует ему накостылять. Он вечно залезает со своим барахлом на мою половину.
— Итак, где ты себя хорошо чувствуешь? Вот здесь, например, тебе хорошо?
— Я чувствую себя так, будто у меня вообще нет проблем.
— А мне нравятся растения. Вон те, с большими листьями.
— Блин! Так бы сидел и смотрел на рыб. Здесь как-то успокаиваешься, — под одобрительный гул голосов говорит один из мальчиков и, подумав, добавляет: — А потом я поймаю одну и попрошу маму поджарить ее на ужин. Правильно?
И все дружно смеются в ответ. Лив смотрит на Абиолу и неожиданно для себя тоже начинает хохотать.
— Ну как, все нормально? — встает из-за письменного стола ей навстречу Свен.
Лив целует его в щеку, кладет сумочку и садится в белое кожаное кресло по проекту Чарльза и Рэй Имз. Для нее уже стало традицией после каждой экскурсии приходить в «Солберг-Халстон», чтобы за чашечкой кофе рассказать, как все прошло. И каждый раз она чувствует себя очень усталой.
— Великолепно. Когда мистер Конахи понял, что мы не собираемся нырять в расположенные в атриуме бассейны, то явно воодушевился. Он даже остался, чтобы поговорить с детьми. Надеюсь, мне удастся уговорить его оказать им спонсорскую помощь.
— Прекрасно. Хорошие новости. Присаживайся, я организую нам кофе. А как ты сама? Как твоя смертельно больная родственница? — спрашивает он и, встретив ее непонимающий взгляд, уточняет: — Твоя тетя?
Лив чувствует, что начинает краснеть:
— О! О да, неплохо, спасибо. Уже лучше.
Свен протягивает Лив кофе, задерживая на ней взгляд чуть дольше, чем надо. Потом под мягкое поскрипывание кресла садится.
— Ты должна простить Кристен. Иногда ее заносит. Я ей прямо сказал, что считаю того парня идиотом.
— Боже! — растерянно моргает Лив. — Неужели было так заметно?
— Только не для Кристен. Она даже не знает, что вирус Эбола не лечится хирургическим путем, — говорит Свен и, услышав, как ахнула Лив, снимает очки и с улыбкой добавляет: — Не бери в голову. Роджер Фолдс — настоящий осел. Хотя в любом случае было приятно лишний раз с тобой повидаться. Правда-правда. Ты должна чаще выходить в люди.
— Хм, что я недавно и сделала.
Она снова краснеет, подумав о ночи, проведенной в доме Пола Маккаферти. Лив вдруг обнаруживает, что воспоминания о том дне засели в ней, точно заноза, и она вольно или невольно постоянно к ним возвращается. Что заставило ее себя так вести? Что он о ней подумал? А тот поцелуй до сих пор вызывает у нее дрожь. И, холодея от стыда, она все еще ощущает его на своих губах. Словно какая-то частица ее души начинает возрождаться к жизни.
— Итак, как дела с Голдштейном?
— Мы пока не слишком продвинулись. У нас проблемы с новыми строительными правилами, но мы их решаем. В любом случае Голдштейны счастливы.
— У тебя есть фотографии?
Голдштейн-билдинг был для Дэвида проектом мечты: просторное здание из органического стекла, растянувшееся вокруг площади на окраине города. Он работал над ним последние два года их семейной жизни, в течение которых уговаривал состоятельных братьев Голдштейнов принять его смелое решение и позволить ему создать нечто отличное от приевшихся угловатых бетонных замков. Но Дэвид умер, не успев реализовать задуманное. Свен продолжил работу над проектом, провел все стадии проектирования и теперь приступил к возведению здания. Здесь, правда, возник ряд трудностей: задержки поставок из Китая, низкое качество стекла, проблемы с фундаментом, не подходящим для лондонской глинистой почвы. И сейчас общий вид здания наконец начинает вырисовываться: стеклянные панели блестят на солнце, напоминая свернувшуюся кольцами гигантскую змею.
Свен роется в лежащих на столе бумагах, находит фотографию и протягивает ее Лив. Она видит окруженную синим строительным забором гигантскую конструкцию, в которой даже в таком виде можно безошибочно узнать творение Дэвида.
— Это будет нечто потрясающее, — не в силах сдержать улыбку, говорит она.
— Я собирался тебе сказать, что они согласились установить в память Дэвида мемориальную доску.
— Неужели? — От волнения ей становится трудно дышать.
— Да, на прошлой неделе Джерри Голдштейн сообщил мне, что они хотели бы так или иначе почтить память Дэвида. Они сохранили о нем самые теплые воспоминания.
— Это было бы… замечательно, — отвечает Лив, пытаясь до конца осознать слова Свена.
— Я тоже так думаю. Ты придешь на открытие?
— С большим удовольствием.
— Прекрасно. А как вообще дела?
Лив медленно потягивает кофе. Ей, как всегда, неудобно обсуждать со Свеном свою личную жизнь. Не хочется разочаровывать его отсутствием в ней значительных событий.
— Ну, я, кажется, приобрела соседку по квартире. Что весьма… интересно. Продолжаю бегать. Относительно работы пока тишина.
— И насколько все плохо?
— Думаю, на потогонном производстве в Бангладеш я точно зарабатывала бы больше.
— А тебе не приходило в голову… что, может, пора заняться чем-то другим?
— Я не слишком гожусь для чего-то другого.
Она уже давным-давно поняла, что сделала ошибку, бросив после замужества работу, чтобы везде сопровождать Дэвида. Пока ее друзья делали карьеру, просиживая по двенадцать часов в день в офисах, она путешествовала вместе с мужем в Париж, Сидней, Барселону. Он не хотел, чтобы она работала. Ведь было глупо так надолго расставаться. А после она уже потеряла квалификацию и не могла ничем таким заниматься.
— В прошлом году мне пришлось заложить дом. И теперь мне не справиться с платежами, — выпаливает она, словно грешница на исповеди.
Однако Свена ее слова, похоже, не слишком удивляют.
— Знаешь… если ты захочешь продать дом, я легко найду тебе покупателя.
— Продать?
— Дом слишком велик для одного человека. И… ну я не знаю. Понимаешь, Лив, там ты живешь слишком изолированно. Конечно, когда-то этот дом помог Дэвиду попробовать свои силы. Более того, стал чудесным убежищем для вас двоих. Но не кажется ли тебе, что пора снова окунуться в гущу событий? Поселиться в более подходящем для жизни месте? Найти хорошенькую квартирку где-нибудь в центре Ноттинг-Хилла или, быть может, Клеркенвелла?
— Я не могу продать дом Дэвида.
— Почему нет?
— Потому что это неправильно.
Он решает не говорить очевидные вещи. Да в этом и нет особой нужды: по тому, как он откидывается в кресле и поджимает губы, все и так совершенно понятно.
— Ладно, — наклоняется он поближе к Лив. — Я просто предлагаю хороший вариант.
В окне за его спиной видно, как огромный кран, словно разрезая небо пополам, поднимает огромные железные балки, чтобы потом опустить их на зияющую пустотами крышу строящегося дома напротив. Когда пять лет назад архитектурное бюро «Солберг-Халстон» переехало сюда, из окна виднелись только ветхие лавчонки: букмекерская контора, прачечная, комиссионный магазин, — с побуревшими кирпичными стенами и годами не мытыми окнами с въевшейся в стекла свинцовой пылью. Сейчас на их месте котлован. Возможно, когда она в следующий раз сюда приедет, здесь все изменится до неузнаваемости.
— Как твои дети? — резко меняет она тему.
И Свен, со свойственной ему деликатностью, начинает говорить о другом.
Где-то ближе к концу их ежемесячного совещания Пол неожиданно замечает, что Мириам, их общая с Джейн секретарша, сидит не на стуле, а на двух огромных коробках с делами. Причем сидит страшно неудобно, согнув ноги, чтобы юбка сильно не задиралась, и подперев спиной очередные коробки.
Примерно в середине девяностых годов розыск похищенных произведений искусства превратился в большой бизнес. Но в Компании по розыску и возврату (КРВ) этого никто, как ни странно, не предвидел, и вот уже в течение пятнадцати лет все совещания проводились в захламленном кабинете Джейн, где было не повернуться из-за бесконечных папок, коробок с факсами и фотокопиями, ну а если в совещании участвовали клиенты, то в ближайшей кофейне. Пол постоянно говорил, что пора подыскать новый офис. Причем каждый раз Джейн смотрела на него так, словно впервые об этом слышит, и одобрительно поддакивала. Но ничего не делала.
— Мириам? — спрашивает Пол, собираясь уступить ей место, но она отказывается.
— Мне вполне удобно, — отвечает она и продолжает кивать, будто желая убедить в этом в первую очередь лично себя.
