Ивлин Во - Пригоршня праха
Доктор Мессингер ничего не ответил; он старательно очищал чай от листьев, медленно переливая его из одной кружки в другую; потом разболтал в нем столовую ложку сгущенного молока.
— Попробуйте выпить.
Тони с удовольствием выпил чай и съел несколько бисквитов.
— Мы сегодня поедем дальше? — спросил он.
— Надо подумать. — Доктор Мессингер отнес кружки на берег и помыл их в реке. Вернувшись, он сказал: — Пожалуй, лучше вам прямо сказать, как обстоят дела. Не стоит думать, будто вы поправились, только потому что лихорадка отпустила вас на день. Так всегда бывает. Один день трясет, другой отпускает. Это может тянуться неделю, а то и дольше. Надо смотреть фактам в лицо. Везти вас в каноэ слишком большой риск. Позавчера мы из-за вас несколько раз чуть не перевернулись.
— Мне померещился один знакомый мне человек.
— Вам много чего мерещилось. И этому нет конца. А провизии у нас всего на десять дней. Особых оснований тревожиться нет, но забывать об этом не следует. Кроме того, вам нужна крыша над головой и постоянный уход. Если б мы были в деревне…
— Боюсь, что я вам причиняю массу хлопот.
— Не в этом дело. Прежде всего мы должны решить, как нам лучше всего поступить.
Но Тони так устал, что не мог думать. Он задремал на час-другой. Когда он проснулся, доктор Мессингер расширял вырубку: «Я хочу натянуть брезентовый навес».
Эта стоянка получила наименование «Вынужденный опорный лагерь». Тони безучастно следил за доктором. Немного погодя Тони сказал:
— Послушайте, а почему бы вам не оставить меня здесь и не спуститься за помощью вниз по реке?
— Я уже думал об этом. Слишком рискованно.
Днем Бренда вернулась, и Тони снова трясся и метался в своем гамаке.
Когда Тони в следующий раз очнулся, он заметил у себя над головой брезентовый навес, привязанный к стволам деревьев. Он спросил:
— И давно мы здесь?
— Всего три дня.
— Сколько сейчас времени?
— Около десяти утра.
— Ужасно себя чувствую.
Доктор Мессингер дал ему супу.
— Я на день спущусь вниз по реке, — сказал он, — посмотрю, нет ли поблизости деревни. Мне очень не хотелось бы вас оставлять, но стоит рискнуть. Пустое каноэ пойдет быстрее. Лежите тихо. Не выходите из гамака. Я вернусь до темноты. И, надо надеяться, с индейцами; они нам помогут.
— Отлично, — сказал Тони и заснул.
Доктор Мессингер пошел к берегу и отвязал каноэ, с собой он взял ружье, кружку и запас провизии на день. Сев на корму, он оттолкнулся от берега, течение подхватило лодку и в несколько взмахов весла он очутился на середине реки.
Солнце стояло высоко, и его отражение в воде слепило глаза и сжигало кожу; доктор Мессингер греб неторопливо и равномерно, но течение волокло лодку вперед. Вдруг русло сузилось, и река почти целую милю неслась так стремительно, что доктору Мессингеру только и оставалось, что рулить веслом, потом лес, стоявший стеной по обоим берегам, расступился, и лодку внесло в огромное озеро, где ему пришлось грести изо всех сил, чтобы хоть немного сдвинуться с места; он не сводил глаз с берегов в надежде, что где-то вдруг покажется струйка дыма, пальмовая крыша, крадущаяся по подлеску коричневая фигура, скот, пришедший на водопой, — словом, какой-то признак жилья. Нигде ничего. Выплыв на гладь озера, он вынул полевой бинокль и изучил поросшие лесом берега. Нигде ничего. Потом река снова сузилась, и каноэ помчалось вперед, увлекаемое быстрым течением. Впереди гладь воды прерывали пороги, вода бурлила и клубилась воронками; глухой монотонный рокот предупреждал, что за порогами начинается водопад. Доктор Мессингер погреб к берегу. Течение было мощным, и доктор Мессингер греб что было мочи, но за десять ярдов до порогов он врезался носом в мель. Над водой свисали густые заросли терновника, каноэ проскользнуло под ними и врезалось в берег; доктор Мессингер, не сдвигаясь с места, осторожно потянулся к ветке над головой. И тут он потерпел крах: лодка понеслась кормой вниз по течению, и не успел он схватить весло, как лодку уже поволокло бортом по взбаламученным водам; и там, крутясь и кувыркаясь, она помчалась зигзагами. Доктора Месеингера вышвырнуло в реку; местами там было совсем мелко, он пытался ухватиться за отполированные, как слоновая кость, камни, но руки его срывались, он дважды перевернулся, очутился на глубоком месте, попытался плыть, снова очутился среди валунов, снова попытался взять их на абордаж. И тут на его пути встал водопад.
Водопад по местным понятиям был невидный — он низвергался футов с десяти, а то и меньше, — но доктору Мессингеру и этого хватило. У его подножья вспененные потоки стихали в большой, почти неподвижной заводи, осыпанной лепестками с цветущих по берегам деревьев.
Шляпа доктора Мессингера медленно поплыла к Амазонке, воды сомкнулись над его лысой головой.
Бренда отправилась к семейному поверенному в делах.
— Мистер Грейсфул, — сказала она. — Мне необходимо получить хотя бы еще немного денег.
Мистер Грейсфул грустно посмотрел на нее.
— По моему мнению, с этим вопросом вам следовало бы обратиться в ваш банк. Насколько мне известно, принадлежащие вам ценные бумаги положены на ваше имя, и банк выплачивает вам дивиденды.
— Похоже, что теперь никогда не выплачивают дивидендов. И потом, правда, очень трудно жить на такую мизерную сумму.
— Несомненно, несомненно.
— Мистер Ласт передал вам все полномочия, не так ли?
— Моя власть весьма ограничена, леди Бренда. Я получил указание оплачивать жалованье служащим в Хеттоне и все расходы, связанные с содержанием поместья: мистер Ласт встраивает новые ванные и восстанавливает украшения в утренней комнате, которые были уничтожены. Но, увы, распоряжаться банковским счетом мистера Ласта для других надобностей не в моей власти.
— Но, мистер Грейсфул, я уверена, что он не собирался оставаться за границей так долго. Не хотел же он, чтобы я осталась на мели, правда ведь?.. Правда?
Мистер Грейсфул помолчал и слегка поерзал на стуле.
— Откровенно говоря, леди Бренда, боюсь, что именно таковы были его намерения. Я поднял этот вопрос незадолго до его отъезда. Он был неколебим.
— Но неужели ему позволят так со мной поступить? То есть я хочу сказать, неужели брачный контракт не дает мне никаких прав или что-нибудь в этом роде?
— Вы ничего не можете требовать, не обращаясь в суд. Вы могли бы найти поверенных, которые посоветуют вам предпринять подобный шаг. Не стану уверять, что я хотел бы стать одним из них. Мистер Ласт будет биться до последнего и, я думаю, при сложившихся обстоятельствах, суд вынесет решение в его пользу. В любом случае это будет затяжное, дорогостоящее и несколько сомнительное судебное дело.
— А, понимаю… ну что ж, раз так, значит так, правда?
— Другого выхода и впрямь нет.
Бренда встала.
Лето было в разгаре, сквозь открытые окна виднелись купающиеся в солнечных лучах сады Линкольнз-инн.
— И еще одно. Не знаете ли вы, то есть не можете ли вы мне сказать, сделал ли мистер Ласт другое завещание?
— К сожалению, я не имею права обсуждать этот вопрос.
— Да, конечно. Извините, если я задала неделикатный вопрос. Я просто хотела знать, на что мне рассчитывать.
Она застыла на полдороге от стола к двери и выглядела совершенно потерянной в своем пестром летнем платье.
— Наверное, я могу вам кое-что сказать, чтоб вы знали, чем руководствоваться. Предполагается, что Хеттон отойдет родственникам мистера Ласта — семье Ричарда Ласта из Принсес-Рисборо. Зная характер и взгляды мистера Ласта, вы могли б предвидеть, что он наверняка завещает состояние вместе с поместьем, чтобы оно содержалось в том виде, который мистер Ласт считает подобающим.
— Да, — сказала Бренда. — Я могла бы и догадаться. Ну что ж, до свиданья.
И она очутилась одна на ярком солнечном свету.
Тони провел весь день один: то и дело он куда-то проваливался и терял ощущение времени. Он немного поспал; раз или два он вставал было из гамака, но ноги у него подкашивались и перед глазами все плыло. Он попытался проглотить что-нибудь из еды, оставленной доктором Мессингером, но безуспешно. Только когда стемнело, он понял, что день прошел. Он зажег фонарь и стал собирать дрова для костра, но сучья падали из рук; каждый раз, когда он нагибался, у него темнело в глазах, так что после нескольких попыток он в сердцах швырнул охапку на землю и залез обратно в гамак. И там, укутавшись в одеяло, заплакал.
Через несколько часов после наступления темноты свет лампы стал тускнеть. Тони с трудом перегнулся через край гамака и потряс ее. Лампу надо было залить. Он знал, где керосин, и пополз туда, сначала держась за веревки гамака, потом за ящики. Он нашел канистру, вынул затычку и стал наливать лампу, но руки у него тряслись, а голова так закружилась, что пришлось закрыть глаза; канистра перевернулась и с тихим журчанием вылилась на землю. Осознав, что случилось, Тони снова заплакал. Он лег в гамак, и через несколько минут свет совсем ослаб, мигнул и погас. От рук и намокшей земли разило керосином. Тони лежал в темноте и плакал.
