Анатолий Елисеев - Страна Эмиграция
Эту пару мы называем именами героев «Буратино». Неважно, как их зовут на самом деле, для нас они — Лиса Алиса и Кот Базилио. Приехали в Южную Африку чуть раньше нас, встретили друг друга и вот уже много лет вместе. Они неплохо устроились в этом мире. Он открыл какую-то пара-псилогическую практику, лечит пассами и заговорами. Она, перепробывав несколько занятий, помогает ему в его кабинете. Он даже получил какие-то таинственные дипломы, сартификаты… Нет, они не жулики, хотя смотря, что называть этим словом. Между прочим в детстве, когда читал эту чудесную переделку Толстого, моё отношение к её персонажам было не совсем класическим. Я конечно любил Буратино, хотя и с оговорками, ненавидел Карабаса Барабаса (хотя наиболее отрицательной личностью для меня был Дуремар, наверное потому, что с детства терпеть не мог и даже боялся пиявок) Мальвина касалась предельно скучной, ну а кот и лиса внушали если и не симпатию, то некоторое уважение. В принципе я вполне мог понять их поступки — пять золотых в руках безмозглого мальчишки — это был явный перебор и отобрать их воспользовавшись этой самой безмозглостью…
Как это пелось в знаменитом фильме:
«.. На дурака не нужен нож,Ему немного подпоёшьИ делай с ним, что хошь.»
Если есть люди, которые готовы платить деньги за магнетическую заговорённую воду в пивных бутылках и если водопровод функционирует…
«… Покуда есть на свете дураки,Обманом жить нам стало бы с руки…»
Всё! Казалось бы готовый сюжет! Но всё так не просто в этом лучшем из миров. В самом начале нашей Южно-Африканской жизни «Кот Базилио», безо всякого обмана, здорово помог нам. Писать о нём просто рука не поднимается, к тому же на любом перекрёстке земного шара стоит слепой кот, зорко вглядываясь в проносящиеся возможности и хромая лиса, готовая в любой момент к рывку за удачей.
Иногда сталкиваемся в «Cresta» c нашими бывшими приятелями, супружеской парой, с которыми мы как-то незаметно, но прочно разошлись. Это уже другие персонажи, из другой сказки. Ох, как хотелось бы посвятить целую главу этим жёстким, с бульдожьей хваткой не очень уже молодым людям, рассказать и о нём, постоянно демонстрирующем свою супер-мужественность и о ней, такой слабой и беззащитной, но под женственностью скрывающей квадратные плечи, будто одетые в погоны. Но, опять, что-то удерживает меня. Наверное его глаза, где под легированной сталью проблёскивает несегодняшняя усталость и странная для «супермена» грусть. Ещё наверное и то, что обрывками, случайно, я знаю о его совсем непростой жизни, о его проблемах. Рассказывать об этой семье и не сказать ни слова о том, что я знаю, невозможно, а сказать… Нет, я не сплетник, так что поздороваемся, перебросимся парой незначащих фраз и оставив милую «Crest'у» дальше, мой читатель, дальше…
Вот уже силой мысли добрались мы до «Эмиренчи» — ботанического сада, а попросту большого парка с искусственным озером. Прекрасное место и для прогулок, и для пикников, и для водного спорта. Розарий, фонтаны, тенистые аллеи, скамейки под не слишком развесистыми, но всё таки березками…
Но привел я тебя, читатель, сюда не только для любования природой, а чтобы встретить еще одну, немного странную пару — вон они мелькают среди деревьев. Приехали они в наши края из Ленинграда — был в прошлом веке такой город в России — приехали, потому, что в Ленинграде в те времена совсем швах был. Он каким-то способом нашёл работу — не то по интернету из России, а может быть по приезде. Она пыталась работать, но неудачно — причина простая — отсутствие языка. Больше не пыталась и не работала. Всё просто и знакомо. Но зачем же мы прервали наш полёт, неужели только для того, чтобы повстречать ещё одну знакомую историю.
Не совсем так, просто захотелось поразмышлять на тему — «не нужен нам берег турецкий и Африка нам не нужна». Давайте присядем на скамеечку, вот напротив этого фонтана и я расскажу вам свой сон.
Первый (и последний) сон Анатолия Викторовича.
В общем это не один сон, а как бы сериал, но на один и тот же сюжет.
Я нахожусь в России. Обстановка и обстоятельства могут быть различными: это может быть зима или лето, день или ночь, фантастическая сюрреалистическая Москва на берегу моря (знаете как бывает во сне — ничего общего с реальностью, но полное, абсолютное знание, что это такое) или сырой реальный Санкт Петербург, Черемушки или Манеж, но главное в моём сне — развязка. Где-то на фоне страха или радости, прогулки или застолья, во сне приходит тревога.
Сначала неоформленная, потом всё более и более конкретная: «Боже мой, что я здесь делаю? А как же дом, работа, семья, там в Африке? Я опоздаю, я должен что-то сделать, что-то предпринять…» Всегда и сразу после этого я просыпаюсь, и на пути к полному осознанию действительности, сначала невнятно (я еще больше, чем наполовину во сне), а потом яснее и яснее приходит понимание, что это был только сон и я дома, и я в Африке…
Что означает этот повторяющийся сон? Я полный профан в психоанализе и могу только предложить моё собственное, доморощенное понимание.
Конечно, здесь присутствует тоска по России — до сих пор я ощущаю себя во-первых русским, а уже потом южно-африканцем. Я прожил в России 44 года и никакими усилиями воли это не зачеркнуть. Недостаток или достоинство — кто может сказать определенно — моего «Я», это уже названная мной ностальгия по прошлому, особенно по детству и юности. Всё это так, но конец моего сна и явственное облегчение от осознания действительности несомненно говорят о том, что дом мой здесь и эта реальность для меня — положительная.
К чему я рассказал вам это? И какая связь с приближающейся семейной парой? Трудно сказать о нем — он достаточно скрытый человек, что же касается ее супруги, то она видна, как на ладони. Она во-первых русская и во-вторых… и в-седьмых… русская. Она любит Аллу Пугачёву и эта любовь главная в её мире. Она смотрит только русские фильмы, которые добираются до нашего края света. Она не любит ничего южно-африканского, она всё еще живет в Ленинграде… Интересно, какие ей снятся сны? Наверное тоже Россия, может быть Ленинград. Мне кажется, она просыпается в слезах, потому что это всего навсего сон, а за окном всё тот же Йоганнесберг.
Но оставим их и дальше, дальше…
Только заглянем на минуту вот сюда, прямо через дорогу. «Это же просто кладбище» скажете вы и будете совершенно правы.
«Вестпарк» — огромная территория, с отдельными районами — итальянским, греческим, китайским, еврейским, с маленькими островками военного и полицейского кладбищ, и даже кладбища некрещенных младенцев…
Зачем я привел вас в это грустное место? Вот посмотрите — на греческой части, среди Деляонидосов, Папондракисов и еще бог знает чьих могил, две — некая Jenny Stoliarenko и Igor Sviatoslavovich Wolodimeroff (сколько ностальгической утерянной романтики в этом ff, сейчас наши фамилии в зарубежном написании оканчиваются на — ov или — ev, Ivanov, Petrov).
Кем он был, этот неизвестный мне Игорь Святославович, каким ветром и когда его занесло в эти края? Умер он в 1972, задолго до всяческих перестроек, прожил 90 лет — сколько из них в Южной Африке? Может быть семнадцатилетним, распевая «Трансвааль, Трансвааль — страна моя…» приехал он сюда сражаться вместе с бурами, может быть революция забросила его на край света, подальше от большевичков и совдепов. Был он блестящим белым офицером или уездным доктором, кто теперь узнает…
Именно здесь и сейчас мне хотелось бы поговорить о том, о чём я уже, но вскользь, упоминал в своих записках — об эмигрантском одиночестве.
Казалось бы, о чём говорить, все мы — «дети мира», ну переехал из одной страны в другую, к тому же вместе с семьёй, с детьми. Какое уж одиночество? Вокруг люди, часто доброжелательные, можно найти себе друзей, в конце концов просто знакомых. Пересаживают ведь деревья и ничего, прорастают на новом месте, как будто ничего не случилось.
Тот, кто любит копаться в своём саду, садике, огородике, знает — не всегда так. Сажаешь иной куст, деревце — сильное, здоровое, корни заботливо землёй закрыты, пластиком укутаны — но проходят дни, недели, а дерево не растет, хиреет, бывает и гибнет, как его ни поливай, ни окучивай.
А иногда происходят и совсем странные вещи. Наши знакомые, через других знакомых, привезли в Йоганнесберг рассаду подмосковной клубники. Посадили у себя в саду в жирную южно-африканскую почву, ухаживали, поливали, радовались первым цветочкам, завязывавшимся ягодкам. Наверное уже видели в мечтах банки с клубничным варением и бутерброды с розовой пенкой. Клубника созрела и оказалась абсолютно безвкусной. Красная, спелая, казалась бы такая же, как на лотках Даниловского рынка, она приближаясь по вкусовым качествам к жёваной туалетной бумаге. Знающие люди объяснили, что в местной почве другой набор микроэлементов.
