Тимур Темников - Катешизис
— Сына?
— Ну, да, - ответил я, - только сам я во сне был очень странным человеком. И там был не только сын... В общем, жуткий сон.
Каин улыбнулся.
— У меня есть два вопроса.
— Валяй, - устало сказал я. – Два вопроса, так два вопроса. Одним больше, одним меньше. Я весь состою из вопросов и отсутствия каких либо маломальских ответов. Почему бы мне не услышать ещё два твоих вопроса, которые запутают меня окончательно.
— Резонёрствуешь? – хмыкнул Каин. - Так вот, вопрос первый: разве ты не странный человек? Вопрос второй: А у тебя что, есть сын?
О, Боже! Я, конечно, не могу на них ответить! Я молчу.
— Ты не хочешь спросить, где мы сейчас находимся? - продолжает диалог Каин.
— Нет.
— Почему?
— Мне всё равно.
Я не встаю, я продолжаю сидеть, прислонившись спиной к холодной стене.
— Я всё равно отвечу, - настаивает Каин, стоя рядом .
— Как хочешь, – не сопротивляюсь я.
— Это коридор твоих снов. Это щель между твоими мирами. Это место, откуда можно попасть в любую точку своего «Я». Это самое важное место в человеке.
Щель между мирами… Коридор… Какая глупость!
— Зачем, всё-таки я здесь?!– спрашиваю я раздражённо.
— Отсюда ты можешь выйти, куда захочешь, и стать таким, каким пожелаешь. Ты ведь постоянно собой недоволен и погружён в зловоние сваленных в кучу претензий к самому себе. Теперь у тебя есть великая возможность. Это и есть твой бонус. Ни за что. Просто так. Лотерея.
Я из последних сил соображал, о чём он говорит. Из последних стараний вымучивал внимание, чтобы сосредоточиться. Но, когда до меня дошёл смысл сказанного, я стал вне себя от злости.
— Послушай! – крикнул я и встал, - А зачем это мне?
— Да ни зачем, Эдик, успокойся. Не кричи. Просто так сложилось всё. Представь, что ты бумажный голубь. Ты, всё-таки, изодрал тогда своего Маларме на самолётики? – хмыкнул он. – Так, вот, ты - бумажный голубь, который пролетел дальше всех. Не из-за прочных крыльев и улучшенной аэродинамики. А потому, что порыв ветра был подходящим. Причём, ни ветру, ни тебе друг до друга не было никакого дела.
— И что мне делать теперь?
— Теперь? – переспросил Каин. – Теперь ты можешь задать мне последний вопрос и идти. Подумать, куда, и идти. Решение примешь ты сам.
Один вопрос, думал я. Один вопрос - это так мало. Мне хотелось получить ответ на всё сразу. Для чего я видел одно из возможных своих существований?. Зачем мне были нужны все эти люди, эти Михалкины, эти жёны, эти дети.
Потому, что они мои, понял я вдруг. Потому что это всё моё. И это тоже моё! Хотелось развести руками и охватить всё. Я вдруг понял, что во мне целая вселенная. Необъятная и безграничная. Это НИЧТО и НЕЧТО. Я понял, какой вопрос хочу ему задать.
— Скажи, за что ты убил брата?
Каин улыбнулся. Он часто улыбался. Он красиво улыбался. По-настоящему.
— Я его не убивал. В смысле, так как об этом пишут – не убивал. Эта красивая легенда нужна для того, чтобы человек понял… - он замолчал, казалось, на полуфразе.
— Понял что? – хотел я пояснений.
Каин вытер лицо ладонью.
— Понял тщетность.
— Тщетность? Тщетность чего?
— Ты меня не понял, - покачал головой Каин. – Просто – тщетность. Напрасность.
— Напрасность? – не понимал я.
— Ну да. То чего в жизни не нужно. Что просто бесполезно. Не потому что враждебно, зло. А потому, что ничтожно. Но получает в жизни человеческой много внимания. Человек на это всю свою жизнь ориентирует и прожигает её понапрасну… Тщета, понимаешь?
Что он несёт?!
— Ещё больше не понимаю, - сердился я, то ли на Каина, то ли на свою тупость. – Я понимаю про тщетность и бесполезность, не понимаю, как это связано с братоубийством. - Каин был терпелив.
— Эдик, помнишь я когда-то говорил тебе, что ты однозначен и конкретен. Смотри глубже. Тебе ведь рассказали красивую, - он подумал, - или жестокую притчу. Но, ведь, притча - на то и притча, чтобы видеть в ней больше, чем сказано.
Я задумался.
— Тогда раскрой мне глаза. Я чувствую себя ужасно бестолковым, поверь мне – это гадко. Но мне очень важно понять…
Каин улыбнулся. Всё это время его лицо выражало такое спокойствие, такое душевное понимание моего тугоумия, что я ни на минуту не сомневался в его искреннем желании помочь мне, дав то, чего у меня никогда не было.
— Начнём с имени, - заговорил он. – Имя моего брата – «тщета». Авель – «тщета», понимаешь?
— Не знал.
— Не сомневаюсь. Иначе бы задумался. А не заглатывал песок вместо воды, желая напиться. Но, не будем отступать от темы. Ты, помнишь, в легенде сказано, что Бог принял жертвоприношение его, а моё отверг?
— Помню, конечно. Что-то такое помню, - растерянно ответил я.
— Так вот, - продолжал Каин, - дело не в двух братьях. Дело в жертвоприношении.
— Мне казалось, дело в зависти, - перебил я.
— И в зависти тоже, - ответил Каин, - но, давай сначала о жертвоприношении. В тот день, по легенде, мы с моим братом, говоря современным языком, делали подарки Богу. С Авелем мы были совсем разными людьми. Я был старшим сыном. Как ты понимаешь, повод, послуживший изгнанию и моё зачатие – события, произошедшие одновременно и вытекшие одно из другого по чистой случайности. Вряд ли, мои папа и мама думали обзавестись потомством, когда любили друг друга. Но, я-то своим детским сердцем решил иначе. Оттого жуткое чувство вины за то, что я причина всех их бед и несчастий терзали мой детский разум. Авель в этом плане чувствовал себя свободнее. Он не тяготился виной. Верил в то, что более любим и родителями и Богом.
Слушая его, я понимал, что ранее никогда не задумывался об ощущениях тех людей - его родителей, самих двух братьев. И Божественность воспринимал как нечто ментальное, бесчувственное, а если и имевшее чувства, то далеко недобрые.
Каин продолжал:
— Оттого, что Авель чувствовал своё превосходство, он становился всё более жестоким в отношении меня и родителей и всё более лицемерным в отношении Бога, что практически неизбежно. Человек, не видящий в себе недостатков, рано или поздно желает занять трон на небе, сбросив оттуда предшественника. - Каин поднял указательный палец вверх. - Внимание, мы приближаемся к жертве. Следи за моей мыслью.
В ответ я быстро кивал головой.
— Авель жертвовал своих баранов в уплату будущих выгод. Он приносил их Господу с тем, чтобы тот обязательно дал ему гарантии на будущее. Такие жертвы тщетны и бессмысленны. Человек, приносящий такие жертвы, не живёт, он лишь желает жить лучше. Как психолог, ты можешь понять это, правда?
— Понимаю, - кивнул я головой, - но Авель не виноват в таком своём отношении к миру. Ведь это окружающие, в том числе и ваш Бог, - я сделал ударение на слове «ваш», - помогли ему стать таким.
— В общем, да, но не забывай, что это всего лишь притча, - Каин сосредоточился. - Сейчас я хочу сказать ещё об одной жертве. О её важности. Есть жертва, которая не просит чего–то взамен и наперёд. Такая жертва – благодарность за то, что было. Человек ценит каждую минуту своего существования. Свои переживания, свои сомнения, свои любови и ненависти. Ценит, а не бежит от них. И тогда человек - кузнец своей собственной жизни.
— И тогда человек – Каин, - повторил я.
— Вижу, ты понимаешь, - он по-доброму хлопнул меня по плечу. – А насчёт твоих дальнейших измышлений... – все, что ты знаешь - не более, чем знания. Был ли на самом деле Авель, Каин, Адам и Ева – не так уж важно. Да и что Бог? Важно не тщетно, не бессмысленно прожить свою жизнь. Важно стать творцом самому себе. Пройти через Каина в своей жизни и стать себе Богом. Перестать просить. И прощения тоже. Начать благодарить.
— Да, - обнял я его, чувствуя, что мы расстаёмся, и теперь уже на бесконечно - да, я понял.
– Дальше сам, дружище.
Каин развернулся и пошёл по коридору. Я стоял, смотрел ему вслед, пока его фигура не превратилась в точку и не слилась с точкой коридора. Бесконечно малой точкой отсчёта рождения новой вселенной. Вселенной, имя которой - «Я».
Не хватало только одного.
Мой чёртов пёс, который давал загадки на все вопросы, куда-то делся. Куда ты ушёл, Животное? Ты превратился в кота? Улыбающегося кота, как в сказке про Алису?
— Эй, где ты, мой щенок? Ну, появись же. Прошу тебя, дай мне знак. Дай мне знать. Что со мной? Когда я вернусь в то, что строил? В то, что вершил?
И тут я услышал его шёпот:
— Ты называл меня щенком? Ты же знаешь, моё имя Анубис. А-Н-У-Б-И-С, - повторил он по буквам.
Я видел его. Он был красив, как бог.
Точка впереди коридора всё увеличивалась. Она расширялась после Большого Взрыва. Я почти бежал по направлению к ней. Я знал, что там будет хорошо. Вскоре я услышал знакомый шум метрополитена. Жизнь!
***Я с удовольствием утопил педаль акселератора на своей Mazda 3. Воскресение – это прекрасно. Это почти, как Воскрешение. Рядом, боже, как же она сексуальна, моя Женя! Моя Ев-ге- ни-я . Она хохотала, оттого, что ветер, врывающийся в раскрытые окна, мягко хлестал её по лицу, играл с её волосами и пел в красивые ушки, наверное, о счастье. В зеркале заднего вида отражались глаза Рената. Они блестели. Смотрели на меня и говорили: « Я люблю тебя, папа». На улице ранняя осень. Жизнь… Просто жизнь…
