Уильям Голдинг - В непосредственной близости
Колли много писал о красках. Мне не следовало забывать, что в мире существуют разные цвета! Серого как не бывало. Небо стало лазурное, а море — совсем синее, и по нему, увенчанные белыми барашками, неслись водяные холмы и горы. Они покрывали море до самого горизонта. С неба, украшенного тут и там белыми облаками, сияло солнце. Борт корабля раскраской напоминал осу, как и положено боевому кораблю: желтые и черные блестящие полосы.
Несомненно, первая попытка очистки днища имела результат-до тех пор, пока дело не застопорилось. Сомнений в том не было: за бортом на несколько ярдов раскинулся огромный ковер из водорослей. Корабль покачивало, и вдоль ватерлинии поднималась нижняя, более темная часть водорослей; своим краем этот жуткий ковер держался за днище, но его было легко отрезать или оторвать, если увеличить скорость или завести трал дальше. Ковер этот представлял, по моему мнению, самое что ни на есть скверное зрелище.
От его кромки то и дело отделялись скопления каких-то трубчатых, кожистых и пузырчатых существ; вода неспешно относила их прочь вместе с разными мелкими крабами и моллюсками. Видно было, что корабль стоит в воде почти неподвижно, хотя качается, взбрыкивает, гуляет и гнется во все стороны. Впрочем, трал сделал свое дело и еще пригодится. Наросты с днища убраны.
Кто-то вздохнул. Сбоку стоял Виллер и глядел не в воду, а мне в глаза.
— Так это правда, сэр? — прошептал он.
Среди ветра, брызг, шума и гама я прошептал в ответ:
— Что — «правда»?
— Они решили попытать счастья, сэр? Вы разговаривали с офицерами, так ведь?
Он раздражал меня невыносимо.
— Бога ради, Виллер! Смиритесь, наконец, как и все — что бы с нами ни случилось.
Виллер отошел.
Тем временем на баке мистер Гиббс отсалютовал капитану и отбыл вниз. Отделенные от корабля водоросли медленно отходили прочь.
Ко мне приблизился мистер Брокльбанк. Он передвигал ноги с большой осторожностью и вскоре встал рядом со мной на место, освобожденное Виллером.
— Сцена, достойная вашей кисти, мистер Брокльбанк.
— Желаете заказать картину, мистер Тальбот?
— Я? Господи! Подобная мысль…
Миссис Брокльбанк, подошедшая вместе с супругом, выглянула из-под полости:
— Если бы не сильная качка, то мистер Брокльбанк — Вильмот — с удовольствием написал бы ваш портрет, мистер Тальбот.
Чрезвычайно бестолковое и глупое замечание! Я не ответил и посмотрел вперед, туда, где решалась наша судьба. Все мы, пассажиры, были взволнованы и возбуждены. С моряками я поговорить не мог — разумеется, они тоже опасались за свои жизни. О моем взвинченном состоянии ясно говорил тот факт, что я предпочел игнорировать миссис Брокльбанк, хотя она милая женщина — в хорошую погоду, — и от разговоров с ней я всегда получал удовольствие. Конечно, в те далекие дни, когда наши мачты были целы… Но это к делу не относится.
Появился баталер и вклинился между мной и мистером Брокльбанком.
— Они не спешат, мистер Тальбот, лентяи эдакие.
— Быть может, они опасаются неблагоприятного исхода и хотят оттянуть зловещий миг.
— Беспутные, кругом в долгах — что для таких любой исход?
— «Уколите нас — и разве не потечет кровь?»
— Простите, сэр?
Брокльбанк чуточку придвинулся:
— Мистер Тальбот процитировал «Венецианского купца». Нет, нет, мистер Тальбот. Вы не знаете низшего сословия — в отличие от меня; ведь я время от времени принужден жить среди них. Сейчас модно рассуждать о порочности и греховности высшего общества. Это пустяк по сравнению с порочностью и греховностью низшего сословия, сэр! Никогда не следует забывать, что порок всегда с нами, как сказал, вероятно, какой-нибудь поэт. Даже здесь, на корабле, меня — обворовали! На ложе страданий…
Вмешалась миссис Брокльбанк:
— Прошу тебя, Вильмот, мы же договорились об этом не упоминать. Что до меня, я только рада избавиться от этой жуткой вещи.
Матросы на палубе двинулись вокруг шпиля.
— Помалу!
Чарльз Саммерс наклонился за борт и смотрел на трал.
— Заноси!
Матросы двинулись чуть быстрее. Ненатянутые веревки на палубе поднялись, петли и провесы на них исчезли. Раздался громкий треск и скрип то ли корабля, то ли веревок, то ли шпиля, — а может, и всего сразу. Я выглянул за борт: борт поднялся из воды вместе с водорослями и снова опустился. Трал было видно до самых водорослей. Он, казалось, не двигался, однако вода вокруг него завихрялась. Вокруг шпиля началась суматоха. Люди повалились друг на друга, а трал неожиданно сдвинулся с места.
То, что я узрел после, приходило ко мне в ночных кошмарах, и не однажды, а несколько раз, снова и снова. В кошмарах оно казалось больше и, поднимаясь из глубин, вселяло своим появлением настоящий трепет. Во время сна, как и во время бодрствования, я боюсь, что однажды ночью ОНО появится снова, неся на себе ковер водорослей, который лишь частично скрывает его обличье. Не знаю, что это за обличье, да и не хочу больше об этом думать. Но тогда утром, стоя на прыгающем корабле, продуваемый соленым ветром, я своими глазами видел, как у бешено пляшущей ватерлинии снизу проталкивается сквозь водоросли нечто похожее на огромную макушку. Рядом со мной раздался испуганный мужской возглас. ОНО поднялось, таща кверху бахрому из водорослей. Это была голова, или лапа, или плечо какого-то, огромного как Левиафан, существа.
Оно бултыхалось среди водорослей, поднимаясь, уходя под воду, снова поднимаясь…
— Отставить выбирать!
Команда была глупая и ненужная, потому что матросы упали на палубу из-за неожиданного рывка трала, а затем быстро отскочили от шпиля, словно они делали там что-то недозволенное. Как мне рассказывали впоследствии, унтер — офицеры принялись орудовать линьками, а по всему кораблю с носа до кормы возникла сумятица. Я ничего не заметил. Я не мог отвести взгляд от ужасного создания, что поднималось из бездны. Вид его опровергал наши смутные познания о морских глубинах и доказывал полную их неизведанность.
Невероятно, но море неожиданно оказалось там, где его быть не могло, и черное ОНО в струях воды вдруг возвысилось надо мной, а затем скользнуло в сторону. Мелькнул просмоленный бок с налипшими водорослями — и деревянный брус, огромный как главная балка в десятинном амбаре, провалился вниз и исчез.
(17)
— МОЛЧАТЬ!!!
Знаменитый капитанов рык на этот раз запоздал, но повиновались все, словно под страхом смерти. Андерсон кричал со шкафута. Каким-то образом за те несколько секунд, что я стоял, завороженный видением, он успел туда добраться. Даже пассажиры невольно подчинились и замерли на месте.
Капитан продолжил — весьма громко:
— Мистер Саммерс, трал зацепил плавучий обломок.
— Трал прошел под форштевнем, сэр. Думаю, это кусок киля.
Капитан зарычал:
— Это обломки, сэр. Обломки на плаву! Слышите?
— Есть, сэр.
— Следуйте за мной.
Оба офицера зашагали в нашем направлении. Капитан Андерсон не обращал на нас внимания и продолжил отдавать приказы.
— По местам стоять! Проверить трюмы!
— Есть, сэр! Мистер Камбершам…
Они поднялись по трапу. Саммерс сердито продолжал:
— Это кусок киля, сэр. Я видел. Должно быть, он подгнил, и тросом его зацепило.
— Нет-нет, мистер Саммерс, нет! И не так громко!
Полагаю, в обстоятельствах, подобных нашим, даже образованному и мыслящему человеку может прийти в голову нечто странное и ужасающее — вроде деревянного чудовища.
Существует укоренившаяся привычка блюсти достоинство, которая предполагает непременную необходимость заявить миру физических явлений и слепых сил что-то вроде «Я — человек! Я выше слепой Природы». Это настоятельное заявление побудило меня разыскать в сознании моем слова или действия, которые подтверждали бы его.
— Наверняка киль тоже можно назвать обломком.
Мистер Джонс, стоявший сбоку, безуспешно пытался прокашляться. Ко мне он не поворачивался, продолжая внимательно разглядывать место, где сначала появилось, а затем исчезло древнее бревно.
— Как это может быть плавучий обломок, мистер Тальбот? Он ведь утонул.
Я обнаружил, что глубокомысленно киваю. Но когда суть этих слов дошла до моего сознания, ноги мои приросли к палубе — так же, как тогда, от пушечного выстрела, или как только что, от капитанского рыка. Я осматривался, словно в поисках… Пожалуй, друга. Матросы праздно стояли на палубе. Переселенцы убрались вниз, но теперь у бака опять виднелись их бледные лица. Снизу поднялся лейтенант Бене в компании мистера Гиббса. Они прошли на палубу в нашу сторону, причем мистер Бене подлаживал шаг под своего спутника. В небе сияло солнце, вокруг нас резвились волны — так же непринужденно, как мистер Бене прежде перебегал с одной части корабля на другую. В волнующемся море четко вырисовывались белые барашки, а горизонт походил на туго натянутый канат.
