Армандо Салинас - За годом год
Четыре свидетеля, подойдя к столу и встав за стульями жениха и невесты, весело рассмеялись — замечание ведь относилось не к ним.
Священник взял сигарету из пепельницы и затянулся.
— Начинай, Иполито.
— Ваше имя?
— Хосе Крус Гарсиа.
— Откуда родом?
— Из Фуэнтесеки, провинция Бургос.
— Семейное положение?
— Вдовец.
— Возраст?
— В январе исполнится пятьдесят один.
Пока пономарь записывал данные будущих супругов, в дверях показался служка.
— Дон Мануэль, сестра Анхела хочет пас видеть!
— Иду, — ответил падре и поспешил за служкой. Отсутствовал он довольно долго. Пономарь записывал ответы одного из свидетелей.
— Ваше имя?
— Элеутерио Руис Айюкар.
— Профессия?
— Старьевщик.
— У вас есть с собой какой-нибудь документ, удостоверяющий вашу личность?
— Продовольственные карточки, — ответил Элеутерио.
Священник снова уселся на прежнее место.
— Когда вы хотите сочетаться браком? — спросил он.
— Как только можно будет, — ответила Аида.
— Подождите минуточку. Сейчас посмотрю книгу бракосочетаний.
Он взял книгу в руки. Из кармана сутаны достал очки, напялил на нос. Указательным пальцем стал листать страницы.
— А ну-ка, ну-ка… Сегодня у нас, кажется, семнадцатое? Да? На десятое число следующего месяца. Вот так.
Он захлопнул книгу и положил ее на стол.
— А какую вы собираетесь устроить свадьбу? У нас имеются на разные цены, все зависит…
— Я даже не знаю… — пробормотал жених.
— Есть, например, за три тысячи песет… с органом, квартет инструменталистов, смешанный хор, цветы на главном алтаре и гирлянды по всем скамьям, у входа ковер. Такая свадьба — одно загляденье.
— Не знаю, нам бы хотелось…
— Имеется и на тысячу восемьсот. Все то же самое, но без квартета и хора, церемонию сопровождает только орган.
Дон Хосе поднялся на ноги и стоял, понурив голову, усиленно рассматривая комочек грязи, прилипший к носку правого ботинка.
— Не знаю, как бы… мы… А нет ли другой, подешевле?
Священник снял очки и держал их двумя пальцами, большим и указательным. Левой рукой он протер глаза.
— За восемьсот песет устраивается в большом алтаре, немного цветов и на фисгармонии играют марш Мендельсона; ковер стелят только перед машиной.
После слов дона Мануэля воцарилось молчание, жених продолжал разглядывать носок ботинка.
— Видите ли, падре…
— Сколько вы хотите потратить? Пятьсот? Четыреста?
Дон Хосе не отвечал; наконец он избавился от пятнышка грязи на ботинке, отчистив его носком другого ботинка. Аида рассматривала какую-то точку на потолке… Четыре свидетеля благоразумно удалились к окну, выходившему в сад.
— Еще меньше? Говорите, сколько вы хотите или можете заплатить. Не будем же мы торчать здесь весь день. — Священник, играя очками, недовольно поглядывал на жениха с невестой.
— Вы простите нас, падре, — сказала Аида.
— Самая дешевая — за двести песет, не считая, конечно, свадьбы для бедняков. Но если вы желаете сочетаться браком, как бедняки, то должны принести справку.
— Ну, как ты считаешь, Аида, насчет этой, по двести? — спросил дон Хосе.
— Как ты скажешь.
— Ладно, давайте эту, за двести. — Он поднял голову и посмотрел на священника.
— Церемония за двести песет проводится не в главном алтаре, а в боковом и рано, в восемь утра.
— Хорошо, — согласилась Аида.
— Ну, тогда пока все. Вам надо будет прийти за оглашением, чтобы отнести его в епархию. Не забудьте. Ежедневно в семь часов вечера у нас читают катехизис для вступающих в брак.
Дон Мануэль надел очки.
— Явка обязательна, — добавил он и занялся другим делом.
Молча спустились они по лестнице на улицу. Желтый трамвай нещадно завизжал тормозами. Становилось холодно, и Аида подняла воротник пальто.
— Все в порядке, — сказал жених.
— Да, теперь недолго осталось. Ох, как мне хочется скорей зажить своим домом, Хосе!
— Вам холодно, Аида? — спросил Флориан.
— Да, немножко.
— Самое лучшее средство от холода — это пропустить по стаканчику красного с порцией рубца или улитками под пикантным соусом, — сказал свидетель.
— Как-то неожиданно наступил холод.
— А вы не любите улитки под соусом?
— Когда они без перца, тогда люблю, — отвечала женщина.
— Перец тем плох, что потом весь чесаться начинаешь, — заметил Элеутерио.
— Ну, а мне улитки под пикантным соусом нравятся в любом виде, хоть на голове шелудивого, и ничего не чешется. От вина и от улиток я начинаю ходить, как часы, — сказал в заключение официант из кафе.
— Хотите «Буби»?
— Ну и дон Хосе! Никогда не думал, что вы курите дамские сигаретки.
— Я курю только черный табак, но иногда мне доставляет удовольствие угостить светленьким.
— Куда сейчас пойдем?
— В «Святую Энграсию», в таверну, куда я всегда захожу, когда запираю свою угольную лавку.
— А как у вас идут дела, дон Флориан? — поинтересовалась Аида.
— Так себе. Люди не хотят платить. У меня уже скопился длиннющий список должников, наверно, не меньше километра.
— Да не жалуйтесь, Флориан, — сказал Элеутерио. — Я знаю, вы, угольщики, мочитесь на уголь, чтобы он весил больше. По крайней мере одного такого я прекрасно знаю.
— Так, значит, вам не нравятся улитки под соусом, сеньора Аида?
— Я же вам сказала, что нравятся, но только без острой приправы. У нас в деревне их отменно готовили. Сперва их хорошенько моют, потом кладут луку, кровяной колбасы, красного перца и немножко домашней колбаски.
— А вы из каких краев?
— Из Альдеануэвы, в провинции Сеговия.
— А я из дальних мест, из Кантимпалоса, у нас отлично делают домашнюю колбасу.
Официант Кеведо шагал молча, засунув руки в карманы брюк.
— Вы что-то все время молчите, — сказал ему Франсиско.
— Я замерз.
— В такой собачий холод у самого господа бога начнет капать из носа. Ну и времечко!
— Вот как только дадут мне рождественскую зарплату, обязательно куплю себе габардиновый плащ. Без пальто можно окоченеть от холода. Обязательно скажу жене, она-то меня поддержит.
— Ну, значит, еще одним женатиком больше станет. А, дон Хосе?
Они вошли в таверну и сразу же направились к стойке. В заведении Лусиано стены были украшены талаверской мозаикой.
И висело большое объявление:
ПЕТЬ, ДАЖЕ ХОРОШО, ЗАПРЕЩАЕТСЯ
Дон Флориан указал друзьям на клетку, свисавшую с потолка.
— Ох, и болтливый этот попугай. Его зовут Пако.
— Ну что же это такое, Элеутерио? Вы даже не дотронулись до улиток? Они очень вкусные.
— Не могу, дон Хосе, никак не могу. Потом у меня начнет все чесаться.
— Тогда закажите себе что-нибудь другое, — сказала Аида.
— Я поем немного оливок.
— Вы видели, какой священник? Из тех, что гребут под себя.
— Да, дон Хосе, такие умеют жить. Нечего обманываться на этот счет. Им палец в рот не клади, — сказал Элеутерио.
— Они да военные — вот моровая язва. У нас в Испании только и есть, что попы да военные, — добавил Флориан.
— И ведь никто не вышибет их из седла.
— Да, они присосались к титьке и не отпускают даже, чтобы передохнуть. Как вы считаете, Аида?
Аида сделала жест, который, видимо, должен был обозначать, что она согласна с этим утверждением.
Все замолчали и усиленно принялись за улиток. Только Элеутерио изредка заводил с хозяином таверны разговор о хлебе.
— Какой он у вас белый и мягкий. Откуда вы его достаете?
— Он мне обходится по три песеты за каждый батон. Хотите верьте, хотите нет. Для таких девочек… Каждое утро мне его приносят из пекарни. Все устраиваются как умеют, — отвечал кабатчик.
Пока Элеутерио разговаривал с кабатчиком, Флориан беседовал с Аидой.
— Дон Хосе говорил мне, что вы уже ведете хозяйство.
— Да, сеньор.
— Жилье — это настоящая проблема. У меня вот две дочки на выданье.
Пробило одиннадцать часов, и каждый отправился по своим делам. Флориан и Франсиско — в угольную лавку. Официант Кеведо — спать, он работал в ночную смену, Элеутерио и дон Хосе — в тряпичную лавочку, завершить очередную сделку с макулатурой, Аида — на площадь Олавиде, чтобы сделать необходимые покупки к обеду.
— Не забудь, Хосе, нам обязательно надо пойти на катехизис. В семь вечера, — напомнила она при прощании.
* * *Наступил рассвет дня свадьбы. В квартире стоял радостный переполох — все жильцы были приглашены на церемонию, даже Педро, брат Антонии. В кухне Ауреа и Мария производили генеральную уборку. Хоакин брился перед зеркалом, которое примостил в уборной. Антония причесывала сеньору Аиду. Невеста страшно нервничала и все расспрашивала насчет церемонии.
