Глен Хиршберг - Дети Снеговика
– А что, мисс Эйр заболела? – спросил я миссис Джапп. – Опять челюсть сломала?
Под вечной маской персикового макияжа миссис Джапп выглядела такой же измученной, как и все остальные взрослые, которых я знал.
– Даже не знаю, Мэтти. Я вообще не знаю, что с ней происходит, кроме того, что это был необычайно трудный год. Необычайно трудный. Нам всем нужно время.
«Заместилка» оказалась бабулей под шестьдесят; весь первый урок она посвятила конфискации бумажных самолетиков, а остаток дня увертывалась от массированного налета новых. На уроке английского Джейми Керфлэк совершил, пожалуй, самый вдохновенный акт в своей извращенной ученической карьере – задом наперед переписал на доске полный набор предложений домашнего задания. Когда «заместилка» его вынесла, он объявил, что у него дислексия,[71] и заплакал, а весь класс дружно грохнул со смеху. Перед завтраком мы со Спенсером поскользнулись на мокром линолеуме в коридоре при попытке установить очередной рекорд в забеге «прицепингом» и въехали вперед ногами в дверь миссис Джапп. Разъяренная, она втащила нас в кабинет, даже не дав нам снять «сбрую».
– Мало того, что творится в городе! Мало мне хлопот с вашей нерадивой учительницей, детоубийцами и бог знает с чем еще! А тут еще вы со своими глупостями!
– Миссис Джапп, а где Тереза Дорети? Почему она не ходит в школу? – спросил я в лоб.
Миссис Джапп булькнула и затихла, как будто я схватил ее за горло. Потом, поджав губы, проговорила:
– Мэтти, давай лучше подождем, что будет дальше, хорошо? Это был чудовищный год.
– Но где она? – чуть не кричал я.
– Тпру! – осадил меня Спенсер.
– Не надо говорить со мной в таком тоне, Мэтти Родс.
Я опустил глаза, но не в знак молчаливого согласия или сожаления, а из хитрости. Это был мой тактический ход. Миссис Джапп владела информацией, а я в ней нуждался. Я стал докой в подобных манипуляциях.
– Она дома, Мэтти, – сказала миссис Джапп. – По крайней мере, так говорит ее отец. Не знаю, когда она вернется. Знаю только, что она слишком дорогого стоит, чтобы лишиться ее навсегда. Я знаю, что ты о ней беспокоишься. Знаю, что пытаешься быть ей другом. Но с ней правда все будет хорошо. А теперь возвращайтесь в класс. И не вынуждайте меня повторять это дважды.
Когда я вышел из кабинета миссис Джапп, над всеми моими чувствами возобладала злость. Эта злость была связана с отсутствием Терезы, но, кроме того, у меня было такое чувство, что время игры, которую я вел, сам того не зная, стремительно истекает. В классе мы со Спенсером избегали говорить и о мисс Эйр, и о миссис Джапп, и о пустующей парте. Зато болтали о машинках и о Марке Птице Фидриче, который разбил колено на весенних сборах во Флориде. Последний из моих самолетиков, сделанных в тот день, оказался шедевром бумажного самолетостроения: я приделал ему шасси и пропеллер из скрепки. Под конец, когда народ в классе потихоньку угомонился, Спенсер выглянул в окно и, увидев снег, сказал:
– Погода в самый раз для Снеговика.
Как и всегда в конце марта, снег сопровождался пением. Подскуливал ветер, с проводов с ним переругивались сойки, первыми вернувшиеся из теплых краев, с асфальта в придорожные канавы скатывался лед, и грязная земля радостно отдавалась этой последней побелке.
Миссис Джапп объявила по селектору, что ожидается сильная метель и скоро будут поданы автобусы, чтобы пораньше развезти нас по домам. Мы все обрадовались, но скорее по привычке, чем от избытка чувств.
– Родители уже предупреждены, – продолжала бубнить миссис Джапп, – и все они готовятся встретить вас на автобусных остановках.
– Ты сегодня ночуешь у меня, да? – спросил я Спенсера, когда мы, уложив портфели, зашагали по разбросанным по всему полу смятым самолетикам, хрустевшим под ногами, как дохлая саранча.
Спенсер заглянул в рюкзак:
– Зубная щетка здесь. Белье здесь. Похоже, что да.
Мы гуськом загрузились в автобус. После буйства в классе поездка прошла в необычайной тишине. Я сидел рядом со Спенсером и поминутно оглядывался в смутной надежде, что на заднем сиденье материализуется Тереза. Фары встречных машин проплывали во мгле словно гигантские зимние светляки, жадно заглатывающие снежинки. К тому времени как мы со Спенсером выскочили из автобуса, снегу нападало дюйма на полтора, а небо заволокло тяжелыми тучами.
– Твоей мамы нет, – сказал Спенсер.
– Она в этом месяце работает в «Ромео». Оттуда долго добираться.
Дейви Маклин, лучший друг Брента, живущий в двух домах от нас, без особого энтузиазма запустил пару снежков, как вдруг тени сосен накатили на нас приливной волной. И все разбежались быстрее обычного. Брент прошел в дом, не удостоив меня внимания. После чего мы со Спенсером остались на улице одни. Какое-то время мы молча топтались на заляпанном снегом краю газона. Я разинул рот и вообразил себя китом, заглатывающим снежиночный планктон. Мне не хотелось идти домой до возвращения матери, потому что скорее всего потом она уже нас не выпустит.
– Пойдем к Дорети, – предложил я.
– Зачем? – спросил Спенсер, стряхивая шапки снега со всех веток, до которых мог дотянуться.
– Может, сегодня он нас впустит.
Дом Дорети казался необитаемым, окна зияли пустотой. Только мы хотели повернуть назад, как за черным глянцем иллюминатора замаячило лицо Терезы, вынырнувшее, как чертик из табакерки под водой, и я схватил Спенсера за руку.
– Вон она! – прошептал я, но, когда посмотрел снова, ее уже не было.
Спенсер прошелся взглядом по неосвещенным окнам.
– По-моему, у тебя глюки, Мэтти.
– Не думаю, – сказал я, хотя не был вполне уверен.
Я прислушивался к шороху снега, к ветру, едва заметно перебирающему голые ветви деревьев, к тишине безлюдных дворов. И вдруг понял – понял, и все тут, – что если я ничего не сделаю сегодня, то потом будет поздно. Спенсер повернул было к дороге, но я снова схватил его за руку и сказал:
– Подожди.
– Мэтти, что ты еще задумал? Сунуть лицо в окно по примеру мистера Фокса?
Я пожал плечами. Будь я уверен, что это поможет, я бы подбежал к парадной двери и стал бы колотить в нее, пока в кровь не разбил себе руки. Я бы устроил истерику на крыльце и вопил бы до тех пор, пока доктору не осталось бы ничего другого, как впустить меня в свое святилище масок. Меня и ужасало, и обескураживало, что я так истосковался по его дочери с похожими на лук губами.
В конце концов я позволил Спенсеру вывести меня прямо на середину моей улицы. Жидкая грязь хлюпала под ногами и забивалась в башмаки. Я вспомнил грязь, стекавшую по Терезиным ногам в Сидровое озеро, как ручейки краски для волос на маминых щеках. Я вспомнил, как мы катались на коньках в последний день рождения Терезы, когда она пряталась в камышах. Я вспомнил ее лицо, мелькнувшее в иллюминаторе, вспомнил, как миссис Кори взмахнула рукой, проговорив: «Прощайте, мальчики!» – и подумал: как нежно я люблю этот год вопреки всем его ужасам. А может – благодаря.
Совершенно неожиданно, словно клетки моего организма, спавшие несколько месяцев, проснулись все разом, щекочущее чувство взрывной волной прокатилось по всей моей коже. Я немного всплакнул и затопал ногами. Спенсер, конечно, решил, что слезы у меня выступили от ветра. За два дома от моего я остановился. Спенсер тоже остановился и вздохнул.
– Мэтти, я замерз. И твоя мама убьет нас, если придет домой и увидит, что нас нет.
– Мама еще не пришла. У меня идея, – сказал я и махнул рукой на дом Фоксов.
Спенсер посмотрел на низкий, вытянутый в длину красный кирпичный дом в стиле ранчо. Желобки под крышей прогнулись от бесконечных дождей и снегопадов. Свет, разумеется, нигде не горел, и на грязной, покрытой лепешками снега подъездной аллее не было ни одного автомобиля.
– А кто там живет?
– Никто. Он пустует.
– Зачем тогда нам туда идти?
– За делом, – сказал я, чувствуя, как мое лицо расплывается в сияющей озорной улыбке.
– За каким еще делом? – спросил Спенсер, но голос у него изменился, и он перестал приплясывать от холода.
– По подготовке операции «Тереза».
– А точнее?
– Потом. А пока идем со мной, – приказал я и вошел во двор Фоксов.
– Какого хрена! – проворчал Спенсер, но все-таки потопал следом.
Я не мог унять дрожи, не мог устоять на месте и не вполне понимал, что делаю. Знал только, что мистер Фокс мертв и что этот дом был еще одним местом, где я раньше так часто бывал и где теперь мне бывать запрещено.
Обогнув дом с тыла, я нашел ключ от задней двери, который был прикреплен скотчем снизу скамейки у столика для пикников, – именно там, где его всегда прятали на моей памяти. Я отодрал его и передал Спенсеру.
– Откуда ты знаешь, что ключ здесь?
– Это дом Барбары. Я все время ходил сюда, когда она была моей нянькой.
– Мэтти, твоя мама наверняка уже дома.
– Нет еще. Кончай ныть.
Замок был старый и местами обледенел, так что понадобилась не одна попытка, чтобы повернуть ключ. Наконец дверь подалась, и на нас пахнуло плесенью. Когда я закрывал дверь, ближняя штора всколыхнулась, но больше никакого движения не было. Даже тени не шевелились. Я так сильно дрожал, что стал раскачиваться из стороны в сторону, чтобы не закричать.
