Уилл Фергюсон - Счастье™
– Вы употребляете глагол «раздавить» в переносном смысле?
– Нет, что вы. Я хотел раздавить его физически. Он залез в пресс для мусора, что, как вы понимаете, не соответствует правилам безопасности. Стоило мне нажать на кнопку, и все…
Эдвин похолодел. Ведущий засмеялся:
– Вы одолели соблазн?
Рори улыбнулся – с такой же невозмутимой улыбкой он когда-то сказал Эдвину: «Я всегда тебя ненавидел» – и продолжил:
– О, соблазн был велик. На самом деле я подбросил монетку – выпал орел. Поэтому он остался жив.
Эдвин сглотнул. По его шее катился холодный пот.
Подбросил монетку ? Вот так оно все случилось? Да нет, Рори шутит, конечно.
– Я не шучу, – сказал Рори. – Но для меня это был важный урок. В принятии нравственных решений – то же касается экономики – не стоит полагаться на случай. Не доверяй свою душу монетке. Таков мой девиз. Не доверяй свою душу монетке.
В ответ на эту банальность ведущий важно кивнул, словно Рори сформулировал теорию относительности.
– Бесподобно! Просто бесподобно. Теперь мне понятно, почему в Белом доме так разволновались из-за экономической дестабилизации. Они случайно не обращались к вам за помощью или советом? (По тону было ясно, что ведущий знает ответ.)
– Да. Сегодня звонил личный секретарь президента. И сказал: «Мистер Уиллхакер, требуется ваша помощь».
Эдвин смотрел на экран с нездоровым любопытством – так наблюдают за неизбежной автокатастрофой. Может, это сон? Рори П. Уиллхакер (он же Джимбо, он же Уборщик из преисподней) – личный советник президента США? Рори П. Уиллхакер диктует экономическую политику Белому дому?
Начались звонки в студию.
– Мисс Звездный Свет из города Бойс, штат Айдахо. Мы вас слушаем.
Хлынули восторги. Все звонившие желали Рори спокойного сердца и твердой руки. Или наоборот. Неважно; пожелания лились сплошным потоком, а поток превратился в дурманящее расплывчатое пространство. Эдвин постепенно впадал в ступор…
И тут вдруг, откуда ни возьмись, порыв свежего ветра – дозвонился слушатель, который неожиданно забросал гостя обвинениями и здравыми суждениями. Великий Рори констатировал смерть свободного предпринимательства и разъяснял микро-кооперативную экономику будущего, основанную на добрососедских отношениях.
– Это даже не абсурд! – орал обладатель хриплого голоса и здравого ума. – Это полный провал! Вы хотите сказать, что благосостояние нашей страны будет зависеть от того, стираем ли мы соседское белье и приносим ли им завтрак в койку? У нас что, все успокоительным объелись? Наука остановилась, вы это понимаете? Или вам плевать на все? Прогресс медицины, поиски, исследования – вместо них теперь религиозный нью-эйджевый бред. Пустые мозги, пустые колледжи и университеты. Конец образованию, искусству и литературе. В нашей стране больше нет разногласий, значит, нет и дебатов. Мы живем в грязи, и это вы называете прогрессом? Это шаг назад, а не вперед! Ваш так называемый гуру, Тупак Суаре, этот гнусный мошенник, пользуясь всенародной глупостью, подсунул вам свою благостную бредятину, и чем скорее мы…
Тут ведущий прервал его:
– Спасибо за звонок, мистер Ренди. Да пребудут с вами мир, любовь и спокойствие. – И добродушно улыбнулся: – И не звоните нам больше, вы, ничтожный скептик.
– Credo quia absurdum, – сказал Эдвин. – Верую, ибо нелепо.
Таков девиз всех основных религий, вопль Нового времени, гимн движения самосовершенствования. И со дня на день станет девизом США. Credo quia absurdum. Возрождение средневекового теологического учения. Ренди прав: это шаг назад. Скачок назад. Последние пятьсот лет развития, мысли и прогресса; Ренессанс; Просвещение; трудные уроки идеологических войн двадцатого столетия; победа над догмой: грандиозные успехи здравоохранения и медицины – все это вот-вот канет в Лету. В основе лучших проявлений человеческой природы лежит героическая неугомонность, поиск, желание чего-то нового, чего-то большего, будь то настоящая любовь или далекая звезда на горизонте. Именно надежда на счастье, а не его обретение, вдохновляла людей на безрассудство и победы. Безрассудство и победы не исключают друг друга. Отнюдь.
А теперь с зелено-голубого дрожащего экрана Рори П. Уиллхакер просвещал народ. Откинувшись в кресле, с самодовольной улыбкой, он пустился в длинное рассуждение о будущем денег. Большая часть этой речи состояла из высказываний Тупака Суаре. («Поймите, что все теории денег изначально неверны, ибо пытаются с помощью геометрии чисел описать изменчивое движение. Деньги – это непрерывный поток, не энергия, не материя, а нечто среднее. Попытка вывести формулу – все равно что запечатлеть на фотографии прыжок гепарда. Вы не ухватите движение».) Также звучали перлы из творений последователей гуру, в частности из книги «Новая экономика: деньги и финансы – от Тупака Суаре!» («Я вижу будущее, и там все небольшое. Небольшое и сильное. Канул в прошлое приоритет Корпорации перед Потребителем. Мы на пороге эры микроэкономики и самоокупающихся кооперативов, идеального сочетания капитализма и альтруизма».)
И все в том же духе. Дурманящая паутина убаюкивала слушателя, он начинал верить, а затем полностью принимать. Может, смена парадигмы действительно произошла. Может, привычному порядку наступил конец. Может, Тупак Суаре прав. Может… Эдвин тряхнул головой. Нет, к чертям собачьим! Он сходил в уборную, умылся, посмотрел на свое лицо в зеркало – мутное и позеленевшее (и лицо, и зеркало) – и принялся вслух повторять фразу, в истинности которой был уверен до конца:
– Тупак Суаре – жулик. Это я достал из макулатуры его толстенную дерьмовую рукопись, благодаря мне он прославился. Без меня Тупак Суаре остался бы никем. – Эдвин посмотрел себе в глаза и внезапно осознал значение этих слов. Внутри все сжалось от вины и отчаяния. – Без меня Тупак Суаре остался бы никем.
Из комнаты донесся смех. Знакомый и мелодичный. Эдвин тут же встрепенулся.
– Святой? Ну что вы! – произнес голос. – Конечно, не святой. Мои достижения весьма скромны. Я обычный человек со скромными способностями.
Тупак Суаре – собственной персоной – игриво скромничал и жеманно хихикал. Дьявол во плоти. Эдвин бросился в комнату, сел на кровать и принялся наблюдать, как творец разрушения улыбается, смеется и беззастенчиво кокетничает с аудиторией – с огромной телеаудиторией, покоренной его остроумными ответами и приятными комментариями.
Тупак победил. И теперь он торжествовал.
Хуже всего то, что в эту самую минуту жена Эдвина неслась к священному убежищу где-то в заснеженных горах, в самом сердце Америки. А деньги Эдвина неслись на раздувшийся банковский счет Суаре. Он отнял у Эдвина все: жену, деньги, карьеру и будущее. С этим еще можно смириться. Но Тупак – чудовище, которое Эдвин своими руками спустил с цепи, – уничтожил Мэй Уэзерхилл, высосал из нее жизнь и печаль, опустошил и превратил в обычную заурядность. И вот за это он ответит.
Когда его Королевская Дородность хихикала на очередном интервью, а миллионы телезрителей млели от восторга, у Эдвина де Вальва родилась мысль. Она возникла очень быстро, словно давно уже витала в воздухе и ждала, когда же Эдвин обратит на нее внимание. Такая простая, прекрасная, чистая и героическая мысль, что он почти заплясал от радости.
– Тупак Суаре должен умереть. – Вот такая, настоящая идеалистическая мечта, единственно важная мысль родилась в голове обезумевшего экс-редактора в захудалом мотеле вблизи парка развлечений на Кэндл-Айленд: Тупак Суаре ответит за Мэй. Тупая Суаре должен умереть.
Глава сорок вторая
Пристань, сумерки.
– Считай, что он уже мертв. Все просто.
– И сколько это… сколько возьмете за работу?
– Пятьдесят. Сейчас тридцать, остальное потом.
Все в «Сутенир Инк.» знали, что Леон Мид держит под рукой некоторое количество денег на тот случай, если вдруг придется бежать из страны. Знали, что мистер Мид годами снимает деньги с пенсионного фонда «Сутенира» и пополняет некоторыми суммами счета в зарубежных банках нескольких наобум взятых стран.
Эдвин де Вальв решил позаимствовать часть этих денег – тем более среди них были и его собственные пенсионные накопления. Он явился под конец дня – вахтер медитировал, охранники вкушали пастилу, – и, соврав что-то, поспешил к лифтам. Несмотря на внешнее спокойствие, сердце его бешено колотилось, пока он поднимался в лифте на якобы четырнадцатый этаж и шел по темным коридорам «Сутенира».
Кабинет Мида был заперт, но Эдвин оказался к этому готов – из рукава легко выскользнула фомка и легла в его ладонь. Вначале он решил взломать дверь, но быстро оставил свои попытки и принялся колотить по ручке, отчего по коридору эхом разносился громкий лязг. Пот заливал глаза, руки тряслись, но Эдвину удалось раздолбить дерево вокруг металлического корпуса, просунуть пальцы и вынуть замок. Дверь распахнулась.
