Александр Беатов - Время дня: ночь
— Вставай! Приехали! — трясёт его за плечо Николай, — Москва!
Вишневский с трудом приходит в себя. Плохо соображая, поднимается и идёт к выходу. Перед мысленным взором его тянется длинная труба, с надписью: "POLEVAYA STREET". Следом за дядей Колей он вступает на перрон и вспоминает, что в Тамбове он жил на улице с таким же названием: "Полевая".
29. Бурый
Несмотря на воскресный день, в Дедовске Сашке и Володе удалось купить бутылку лимонной водки и, пройдя город насквозь, они вышли за его окраину и направились по лесной дороге, вскоре приведшей их к живописному месту — на холм, под которым бежал ручей. С холма открывался вид на поле. Где-то там, далеко, можно было с трудом различить какие-то строения.
Друзья нашли пенёк, расположились вокруг него. Закуски и стакана не было, поэтому пить пришлось прямо "из горла". Сделав несколько глотков, морщась от крепкого напитка, Сашка уткнул нос в правый рукав, не выпуская из той же руки бутылку. Володя взял у него водку, поставил у пенька и, чтобы бутылка не скатилась вниз, со склона, заложил её сумкой.
— На, закуси! — предложил он, протягивая Сашке пачку сигарет.
Сашка закурил.
В это время на дороге появились два человека. Через минуту они поднялись на холм. Это были молодые подвыпившие местные парни. Один из них подошёл к Володе и спросил:
— Борода, закурить есть?
Володя достал из кармана сигареты и протянул всю пачку.
Парень вытащил сигарету.
— Возьми ещё, — сказал дворник, — Для товарища.
Парень взял всю пачку.
— А вы откуда? Что здесь делаете? — зло спросил он, засунув в рот сигарету. Володя зажёг спичку и поднёс ему. Тот прикурил.
— Да, вот, к другу приехали, а его дома нет, — соврал Володя.
— Какому другу? — удивился парень, поставив руки в бока.
— Сашкой Сивухиным звать.
— Не знаю такого… А ты знаешь? — обернулся он к приятелю, стоявшему поодаль.
— Нет, — ответил тот.
— А где он живёт?
— Да, в Дедовске, — неуверенно сказал Володя и бросил на землю докуренную сигарету, обжегшую ему пальцы.
— Улица какая? — продолжал допрос парень.
— Ленина, — ответил дворник, дом 10.
— Где там дом 10? — снова парень обернулся к приятелю.
— Не знаю… — ответил тот.
— А сами откуда? — не унимался парень.
— Да мы-то из Москвы приехали, вот… — Володя полез зачем-то в карман, но ничего там не нашёл.
— А-а! Из Москвы… — протянул разочарованно парень. — Ну тогда ладно! А я думал — вы — деревенские! Ты смотри, наших баб не трожь!
— Да нет, старик, что ты!.. — обрадовался Володя.
— Я тебе не старик! — оборвал его парень. — Смотри у меня! Урою щас! Будешь здесь в грязи валяться у моих ног! Я — хулиган! "Бурый"! Понял?!
— Понял, — Володя казался спокойным.
— То-то!
Парень помолчал. Властно посмотрел на Сашку, стоявшему за Володей, выпустил дым, бросил сигарету, повертел в руках дворниковы сигареты, выбил несколько штук и вернул пачку Володе.
— На! — грубо сказал "Бурый". — Урыл бы я тебя! Но ты — хороший мужик. Глаза у тебя добрые. А то бы щас ползал у меня тут на карачках!
Он сунул в рот новую сигарету. Володя сразу же бросился зажигать спичку. Прикурив, "Бурый" сказал:
— Смотри! Если кто будет приставать, скажи, что "Бурый" уроет. Меня тут все знают. Понял?
— Понял, — поддакнул дворник.
— Я — хулиган! — повторил "Бурый". — Хош? Сейчас урою тебя! Будешь ползать тута на карачках!
Неожиданно он схватил левой рукой Володю за грудки и размахнулся правой, готовясь нанести удар. Володя стоял, не шевелясь и не пытаясь защититься. Дым от сигареты попал хулигану в глаза. Он оторвал от Володи руку и вытащил изо рта сигарету. Затем снова аккуратно взял Володю за грудки.
— Ур-р-р-ою! — медленно произнёс он, приближаясь к дворнику всем телом.
— Перестань, старик, — сказал Володя спокойным голосом. — Ты — хороший парень! И вовсе не хулиган. Зачем бить? Никому пользы не будет. Ведь ты же всё понимаешь!
Парень опустил руку.
— Ладно! — сказал он. — Глаза у тебя добрые! Не могу бить… А то бы щас у меня… ползал!..
— Пошли! — бросил он приятелю. — Не будем трогать. Хорошие ребята.
Он снова обернулся к Володе и протянул руку.
— Если кто привяжется, скажи мне. Ур-рою! Меня все здесь знают. Я — "Бурый".
Он повернулся к Сашке и тоже протянул руку. Сашка поспешно пожал её.
— "Бурый", — сказал парень.
— Саша, — ответил Сашка.
Хулиган повернулся и зашагал прочь. Его приятель поспешил за ним следом.
— Надо уходить! — сказал дворник, когда хулиганы удалились на приличное расстояние, — А то, как бы, не вернулись…
— Ты думаешь, что могут?
— Да. Это — такой народ…
Володя сунул бутылку во внутренний карман плаща и набросил на плечо свою сумку.
— Хорошо, что водку не увидели, — заметил Саша.
Приятели не стали возвращаться прежней дорогой, а направились вниз с холма через лес напрямик к городу, в расчёте, что по дороге найдут приятное место, где бы выпить.
— Ты — молодец! Здорово держался с ним! — сказал Сашка, когда они уселись на поваленное дерево и сделали по глотку.
— Знал бы ты, скольких это стоило мне нервов! — ответил Володя.
— Здорово ты про Сивухина-то загнул!
— Голь на выдумку хитра! — Володя поднял с земли заржавелую консервную банку и отбросил в сторону. — Не стоило, правда, говорить, что мы — из Москвы. Это могло вызвать зависть. Но они-то, оказывается, опасались, что мы — деревенские, и пришли за их бабами. И тут Москва наоборот помогла!
Сашка засмеялся. Водка начинала действовать. Испуг от встречи с хулиганами проходил.
— Они-то, тоже — городские! Куда уж дальше! Оказывается есть ещё и деревенские!
— Видишь, оказывается, правильно рассуждаешь! Деревенские у них отбивают баб, потому что своих не хватает. И видно, завидуют, что они — "городские". Так и эти могут завидовать, что мы — "городские", ещё более них, потому что мы — из Москвы… Но видно сейчас это оказалось не самым главным, потому что деревенские им, видно, здорово насолили…
— Да, деревенские, видать сильны! — хихикал Сашка. — Видать всех баб перетрахали..!
— Главное, запомни, через некоторое время добавил Володя. — Никогда не показывай виду, что боишься. Думаешь, я не боялся? Ещё как! Всегда смотри в глаза… Ему, ведь, нужно было проделать весь этот ритуал, чтобы самоутвердиться. Если бы он увидел, что я боюсь, то наверное бы ударил… Потому что понял бы, что я слабее, и сопротивляться не буду. А тут… я вёл себя не совсем типично… Не так, как он ожидал… Это его смутило и остановило от драки…
— А зачем, говоришь, смотреть в глаза?
— А затем, что он — как животное. А когда животному смотришь в глаза, то оно не выдерживает. Потому что чувствует, что ты сильнее его, сильнее психологически. А если ты сильнее — значит лучше не связываться. Ведь оно не умеет рассуждать и анализировать, как мы сейчас… И если что-то не вписывается в его стереотип, то вызывает подсознательное опасение.
— Значит, ты, выходит, загипнотизировал самого "Бурого"! — воскликнул Сашка. — И надо ж, верно-то как! И кличка даже у него! Действительно, всё, как в мире животных!
Друзья рассмеялись.
Скоро водка была допита и все сигареты выкурены. Молодые люди направились в обратный путь. По дороге дворник сочинил четверостишие, записал его в блокноте и прочитал Саше:
Будет падать ледяная глыба, Оторвавшись от карниза крыши, Под которым буду проходить я. Промахнётся, думаю, она!
— Где же здесь рифма? — удивился Саша.
— А рифма не нужна ответил дворник. — Я — автор и поэтому я отменяю все рифмы! Это, старик, называется "белым стихом"!
Они благополучно добрались до станции, сели в электропоезд и вернулись в Москву. Расставаться не хотелось, и Володя пригласил Сашу к себе домой. Сашка остался у него ночевать, а утром, с увесистым свёртком, в котором была завёрнута Библия, он ехал на работу, заранее уже мечтая поскорее оказаться дома.
На Заводе он отпросился с обеда, выдумав, что нужно провожать какого-то родственника на вокзал. Забрав свёрток с Библией из заводской камеры храниения, куда он сдал его утром, к вечеру, благодаря большому количеству чая, Саша почувствовал себя в состоянии сосредоточиться на чтении. И в то время, как родители смотрели по телевизору какой-то довоенный фильм, он заперся в своей комнате и стал читать.
До поздней ночи Саша просидел над Евангелием от Матфея, оказавшемся глубоко созвучным его мыслям и чувствам. Оно тронуло его так, что читая повествование о Распятии, он склонялся над книгой и, как маленький мальчик, тихо плакал. Чувство глубокого сострадания Христу наполняло его душу…
