Филип Дик - Разбитый шар
— Она тебе велика.
Но она надела его рубашку. Полы болтались у нее ниже бедер. Она достала из чемодана джинсы и натянула их, потом распустила волосы и стала их расчесывать. Она расхаживала по комнате в джинсах и спортивной рубашке с флаконами, баночками, тюбиками и пакетами и расставляла их в аптечке в ванной и на туалетном столике. Шкаф уже был заполнен ее одеждой. Остальное она не стала распаковывать — уже некуда было класть.
— Да, вещей у тебя хватает, — заметил Арт.
— Да нет, не так уж и много, — возразила она.
— Все эти б-б-бутыльки.
Она заглянула на крошечную кухоньку — посмотреть, нет ли там буфета. Никакой посуды они с собой не взяли. На полке для сушки лежала пачка печенья, четыре апельсина, пакет молока, буханка хлеба «Лангендорф» и банка мягкого сыра. И даже бутылка портвейна «Галло». Она открыла вино, сполоснула гостиничный стакан и налила себе.
Через заднее окно мотеля ей виден был двор с досками и недостроенным бетонным фундаментом. На веревке сушились брюки и рабочие рубашки. Как тут безлюдно, подумала она. Вернувшись в комнату, она сказала:
— Хорошо здесь.
Она стояла у входа и смотрела, как мимо проезжают грузовики. Было семь часов, солнце начинало заходить. Поток машин пошел на убыль. Те, кто возвращался с работы в пригороды в своих деловых костюмах и галстуках, уже дома.
— Есть когда будем? — спросила она.
— Мне все равно.
— Тут чуть дальше по дороге кафе есть, — сказала она. — Хочешь, пойдем туда?
Он бросил журнал.
— Пошли.
Они шли вдоль шоссе.
— Что не так? — спросила она.
— Не знаю.
— Хочешь, чтобы мы поехали дальше? В другое место? Если хочешь, можем ехать всю ночь.
— Т-т-ты же распаковалась.
— Могу снова упаковаться.
Дверь в кафе была открыта и подперта. Кафе было современное, просторное, с одной стороны располагалась стойка, с другой — кабинки со столиками. На посыпанной гравием площадке стояли машины. Большинство посетителей, люди среднего возраста в отпусках, были из мотеля. С востока, из Огайо, подумала она, прикатили на недельку в Калифорнию на своих «Олдсмобилях».
Арт повернул табурет у стойки, сел и принялся изучать меню.
— Есть хочу, — сказала она. — Аппетит разыгрался. Знаешь что? Давай попросим, чтобы нам дали еду с собой. И поедем обратно.
— Зачем? — недовольно пробормотал он.
— Поедим в нашей хижине.
К ним подошла официантка.
— Готовы заказывать?
Она протерла стойку белой тряпкой.
— Можно взять у вас еду с собой? — спросила Пэт.
Официантка переадресовала вопрос повару:
— Мы можем дать им с собой?
— Смотря что они хотят, — сказал появившийся повар. — Салаты, сэндвичи, кофе — пожалуйста. Суп — нет.
— А ужин? — спросила Пэт.
В меню предлагались телячьи отбивные с картошкой и зеленым горошком.
— В вашу тарелку, — сказал повар. — А коробок у нас нет.
— Мы можем здесь поесть, — сказал Арт.
Он заказал два ужина, и официантка ушла.
Пэт спросила:
— Как ты?
— Нормально, — сказал он.
Появилась официантка с подносом. Они принялись за еду.
— Это то, чего ты хотел? — спросила она. — Я имею в виду — все это. То, где мы находимся. Чем занимаемся.
Он кивнул.
Поев, они заказали пива. Ему без всяких вопросов принесли бутылку и стакан. Пиво было холодное, на бутылке белел иней.
— Давай вернемся в хижину, — вдруг сказала Пэт.
— Чего это?
— Не знаю. Такие места — в них можно часами сидеть.
Она подумала: сколько раз они с Джимом сидели в таких же забегаловках и барах где-нибудь на обочине шоссе. Пили пиво, слушали музыкальный автомат. Жареные креветки и пиво… Запах океана. Горячий ночной воздух Русской реки.
Когда они возвращались в мотель, ей показалось, что Арт злится, хотя она и не была в этом уверена. Солнце уже зашло, небо потемнело. В сумерках он уныло брел рядом с ней по гравию. Прямо в лицо им летели какие-то насекомые, может быть, ночные бабочки, и Арт яростно отбивался от них.
— Донимают? — спросила она.
— Й-й-еще как, блин, донимают.
Она предложила:
— Давай запремся и не будем никуда выходить.
— Вообще?
— Насколько получится. На всю ночь, до завтра. Давай ляжем пораньше.
Они вошли в комнатку. Она закрыла дверь, заперла ее и опустила все шторы на окнах. В номере был кондиционер, и она включила его на вентиляцию. Он взревел, и она обрадовалась его гулу.
— То, чего я хотела, — сказала она.
Она ликовала. Теперь уединение стало полным, у них есть все, что им нужно. Наконец-то они свободны. Она упала на кровать и попросила:
— Ляг со мной. Пожалуйста.
— И что дальше?
— Просто полежим.
Он неохотно присел на край кровати.
— Нет, не так, ты ложись. Чего ты? Разве не этим мы должны заниматься? — пытаясь объяснить ему, что она имеет в виду, она добавила: — Мы просто становимся ближе друг другу — когда вот так лежим.
Сбросив туфли, он обнял ее. Потом потянулся к светильнику над кроватью, чтобы выключить его.
— Нет, — сказала она. — Не выключай.
— Почему?
— Я хочу, чтобы ты видел меня.
— Я знаю, как ты выглядишь.
— Оставь свет, — попросила она.
Он приподнялся, освободил ее из объятий. Потом встал, взял журнал и уселся в кресло.
— Ты стыдишься, — сказала она. — Нет, правда.
Он не поднимал взгляда.
— Мне хотелось смотреть на тебя, — объяснила она. — Разве в этом есть что-то плохое? Мне не следует делать этого? Мне нравится, как ты выглядишь.
Подождав, она попросила:
— Оставь, пожалуйста, хоть какой-нибудь свет. Может, хотя бы в ванной?
С журналом под мышкой он сходил в ванную и включил лампу над раковиной. Вернувшись с недовольным лицом, он потянулся к светильнику над ее головой. Выключив его, он снова лег. Кровать просела от его веса.
Сначала ей ничего не было видно. Потом в темноте стал проступать рисунок его волос, переносица, брови и уши, плечи. Она подняла руку и расстегнула ему рубашку. Стянув ее, она приподнялась, обхватила его руками и прижалась головой к его груди. Он не двигался.
— Сними с себя все, — попросила она. — Пожалуйста. Для меня.
Он разделся. Она лежала рядом с ним, подложив ему под голову руку. Но он никак не реагировал. Она скользнула вниз, и ее темные волосы укрыли его живот, но он даже не пошевелился. Никакого отклика, подумала она. Совсем.
— Хорошо, — сказала она. — Просто лежать вот так.
— Нормально, — пробормотал он.
Она поцеловала его. Тело его было холодным, жестким, каким-то бездушным.
— Может, просто полежим?
Она расстегнула рубашку на себе, сняла джинсы. И лежала с закрытыми глазами, прижавшись к нему, прильнув губами к его шее. Спрятав сжатые кулаки у него под мышками, она подумала: «Никогда. Никогда больше».
— Сейчас еще только часов восемь, — сказал он.
— Я люблю тебя, — прошептала она. — Ты понимаешь это? Ради бога… Она надавила ему на лицо ногтями, чтобы он посмотрел на нее.
— Я хочу быть с тобой. Хочу именно того, что у нас сейчас есть. Этого достаточно.
— Чего валяться-то просто так? — недоумевал он.
— Чего ты хочешь? Что тебе нужно?
— Давай сходим куда-нибудь.
Она не отпускала его: прижала его запястья, поясницу, сковала его ногами. Она обнимала его, пока у нее не заныло тело, до боли в груди.
— Куда? — наконец проговорила она.
— Я видел там, у дороги, каток. Мы его п-п-проезжали.
— Нет, — сказала она.
— Пошли.
Он приподнял ее и положил рядом с собой.
Она встала и начала одеваться.
— Что за каток?
— Ледяной.
— Тебе хочется кататься на коньках? — Она отошла и приложила ладони к лицу, прикрыв пальцами глаза. — Поверить не могу, Арт.
— А почему бы и нет? — возмутился он. — Что тут такого?
— Нет, ничего.
— Ты не хочешь?
— Нет, — сказала она. — Что-то не тянет. Я не пойду.
— Ты что, не умеешь? Я тебя научу. — Он поднялся и стремительно оделся. — Я прилично катаюсь. Даже других учил.
Она ушла в ванную и заперлась там.
— Что ты там делаешь? — крикнул он через дверь.
— Я неважно себя чувствую, — ответила она.
Она села на корзину с бельем.
— Хочешь, чтобы я остался?
— Нет, иди, — сказала она.
— Я где-то через час вернусь. К-к-как? Нормально?
Она уставилась на свои руки. Вот захлопнулась входная дверь номера. Захрустел гравий под его ногами — он шел через площадку к краю шоссе. Распахнув дверь ванной, она выбежала через комнату на крыльцо. Вдалеке двигалась вдоль шоссе его уменьшившаяся фигурка.
— Пошел к черту, — выругалась она.
Он удалялся.
— Черт тебя побери, Арт, — выдохнула она и закрыла дверь.
Надев туфли, она выскочила из номера и побежала по гравию к шоссе, за ним. Его силуэт двигался впереди, а потом растворился в огнях придорожного бара и бензоколонки. Она замедлила шаг. Вдали виднелась неоновая вывеска катка, Пэт не спускала с нее глаз. Арт исчез из виду, и она пошла на огни вывески.
