Тереза Тур - Выбрать свободное небо
— Ты мне не веришь?
— Нет. Я верю лишь в то, что это будет повторяться снова и снова. Я не хочу такого.
— Но только что — в этой самой квартире…
— Зубов, прекрати уже… Ты — актер, лицедей и способен изобразить все, что угодно. Я пишу сценарии и могу придумать любую сказку… Все. Кроме этих выдумок между нами нет ничего.
— Я люблю тебя, — беспомощно сказал он.
Тереза покачала головой:
— Нет, Володя. Не любишь. Как и я тебя. Ты просто бесишься, что тебя отвергли.
— Значит, я так и не стал для тебя близким человеком?
— Выходит — нет.
— Значит, моя любовь и ревность, и… — он даже задохнулся, — наш ребенок не в счет?
— Володя, нас не связывает ничего, кроме секса — феерического, я не спорю — и ребенка. Секс — и его результат, ничего больше. Ребенок останется со мной, тебя обременять я не собираюсь. Можешь не волноваться.
Владимир вдруг понял, как же он устал, как она вымотала его за эти безумные месяцы.
— Хорошо, Тереза… Хорошо. Как пожелаешь.
Глава тридцать пятая
В это утро Владимира раздражало все: невозможный, нереальный город вокруг, люди, этот город населяющие… Осень, вид умирающей земли, голые деревья. Яркое солнце, такое ненужное, такое нелепое, такое бесполезное в последние дни октября… Он вышел на улицу. От звуков проснувшегося города его замутило, от запаха ледяного воздуха разболелась голова.
Он вдруг понял, что все его летние метания, переживания, непонимания, попытки все исправить — все это была некая белая полоса. Белая, потому что в нем все-таки жила безумная надежда все исправить. Достучаться до Терезы, убедить ее. Привлечь к себе внимание… Заставить.
А сейчас… Даже боль оттого, что все неправильно, боль, с которой он уже сроднился, но к которой не смог привыкнуть, вдруг ушла. Владимир прислушался к себе — действительно, ничего не болело внутри. Может быть, там все погибло…
Он дико обрадовался возможности уехать отсюда. Из этого дома, квартиру в котором он купил, чтобы ее порадовать — глупость какая… Из этого замкнутого круга площади, с невыразимо прекрасным собором посредине… Ему все время хотелось подойти, посмотреть на купола и прошептать: «Как же так…»
Но шофер уже подал машину, рейс был утренний, один из самых ранних — здесь актера более ничего не держало… Все-таки он обернулся к собору, успел, когда машина выворачивала на Литейный, схватить взглядом эту красоту, в тщетной попытке запомнить, запомнить до мельчайших подробностей, запомнить навсегда…
В полном молчании, достаточно быстро они проехали Литейный, пересекли Невский. Дальше — Владимирский проспект, Московский. Площадь Победы.
Владимир словно бредил. Слова «бессмысленно», «никогда», «оставить в покое» бились в его голове… «Оставить в покое». «В покое»… Он вдруг понял их, эти слова, понял, как понимают людей. Пережил их. Примирился с ними…
Как и примирился этой бессонной ночью с тем, что «в покое», придется оставить ее. Что же делать, если она больше ничего не хочет… Ни любви, ни нежности, ни его самого… Только покоя.
Единственно, с чем он не смог смириться, так это с ее решением того, что он, отец, не будет иметь к их ребенку никакого отношения. Этот вопрос, безусловно, придется урегулировать с ней. Но, скорее всего, не лично… Через посредников. И не сейчас… Скорее всего, после рождения ребенка. Кстати, а когда это произойдет?
Владимир очнулся. Понял, что тяжело вздыхает. Понял, что они уже проезжают под Кольцевой. Еще немного — вот он, поворот на Пулково — и все. Аэропорт, самолет, столица.
Вдруг он понял, что вытащило его из водоворота мыслей — в кармане гудел телефон. И когда он успел выключить звук?
Звонила Тереза. «Это что же должно было случиться?..», — мелькнула мысль.
— Да, — заорал он в трубку, — да… Что с тобой?
В трубке гудели тяжелые машины, кто-то кричал, истошно, с подвываниями. Молодой мужской голос что-то выговаривал. Владимир услышал: «Вы об этом пожалеете». Голоса Терезы было не слышно.
— Тереза, — заорал он, словно это могло помочь, — Тереза, отвечай немедленно, ты где?
— На кольцевой, — вдруг ответила она, — прости меня…
— Разворачиваемся, она на кольцевой, — бросил он шоферу.
— Где именно? — спросил тот. Машина, которая и до этого ехала не медленно, бешено помчалась к Пулково, развернуться было можно, лишь проехав территорию аэропорта насквозь.
— Где ты? Где ты находишься? — продолжал спрашивать Владимир.
— На кольцевой, — повторила она. — Я тебя люблю.
Звуки бешено проносящихся куда-то машин, мальчишеский голос, оравший: «Вы не представляете, с кем связались». Тереза молчала.
Владимир глубоко вздохнул и выдохнул — испугался, что он сейчас дико закричит, напугает ее еще сильнее. Поэтому, когда он заговорил, в голосе был только елей. Ну, еще немножко нежности:
— Где именно на кольцевой ты находишься?
— На съезде с Вантового моста в сторону Московского проспекта произошло крупное ДТП с участием нескольких машин, — шофер, оказывается, уже успел переключиться на какую-то волну, где передавали дорожную обстановку в городе.
— Ты на Вантовом мосту?
— Да, по направлению к югу…, - наконец смогла проговорить она что-то внятное.
— Держись, я сейчас буду.
— Повторяем, — продолжал говорить ведущий, — произошла крупная авария, перекрыты все полосы движения, пробка, несмотря на то, что это случилось несколько минут назад, образовалась весьма приличная… Как сообщают наши слушатели, обломки девяти или десяти машин разбросаны по всей проезжей части. Ожидается прибытие дорожной полиции, скорых… Будьте внимательны, объезжайте.
Их машина, миновав шлагбаумы аэропорта, неслась в обратном направлении. Пулковское шоссе, съезд на кольцевую, пара километров по ней, съезд в город… Владимир подумал и стал набирать телефон Степана.
— Да понял я, понял, — Степа всегда все понимал быстро, — сейчас там будут тебе и адвокат, и «скорая», не дергайся так. Сейчас все будет.
— Я боюсь, — Владимира начало трясти, — Степа… Я так боюсь…
— Успокойся, — с нажимом произнес друг, — ты должен успокоиться. Ей на этот момент только твоей истерики не хватает…
Шофер между тем гнал машину городом, странными узкими проездами между какими-то складами, грязной, разбитой дорогой под кольцевой, трамвайными путями… И все это, особо не снижая скорости. Да, подвеску в это утро никто не щадил…
— Мы выедем на кольцевую перед аварией. Там, по идее, не должно быть перекрыто… Все, поворачиваем.
Снова загудел телефон.
— Да, — Владимир пожирал глазами дорогу, где скопились машины. Скорость пришлось снизить.
— Добрый день, — голос был одновременно и внушителен и мягок. Можно сказать, и профессионально внушителен, и профессионально мягок, — меня зовут Семен Яковлевич, я адвокат, звоню по поручению Степана Сергеевича.
— Да, — повторил Владимир, напряженно вглядываясь вперед — шоферу никак не удавалось втиснуть машину, — может, проще ногами?
— Возможно, — ответил шофер. — Только аккуратно — все нервные…
Владимир выскочил из машины, соседние испуганно загудели.
— Я вас слушаю, — проговорил он, вдруг понял, что держит трубку около уха.
— Ты охренел? — заорали ему из окна соседней машины. — Куда под колеса?
— У меня жена там! — заорал он в ответ. — И дети!
— Главное, — донеслось до него, наконец, — главное, ничего не предпринимайте. Никаких разговоров, никаких действий. Я буду минут через десять или пятнадцать, максимум… И «скорая» подъедет, мы увезем Терезу Ивановну, нечего ей там делать…
Владимир нажал на отбой и стал озираться — где же в этом хаосе Тереза?
Покореженные машины действительно были разбросаны по всем пяти полосам. Возле каждой стояли люди — по одному или группами. Выражение лиц у всех было странно схожее — смесь недоумения и… счастья, что ли?
— Подумайте! — громкий, возбужденный мужской голос разносился над всей этой жутью, — подумайте! Железо — всмятку, в хлам. Ни одна машина восстановлению не подлежит. А люди! Люди все живы!
Чуть дальше всхлипывала женщина, разговаривая с кем-то по телефону:
— Слава Богу! Слава Богу! — в такт своим словам она раскачивалась всеми телом. — Я детей почему-то дома оставила. А они так поехать хотели…
Ее машина была основательно впечатана капотом в левую разделительную полосу. А вот зада у машины не было. Ни багажника, ни мест пассажиров. Вместо этого всего был грузо-пассажирский мерс.
Водитель этой машины тоже объяснялся по телефону. Заикался он сильно, но старательно пытался донести до сведения начальства, что москвичей из Пулково он не заберет не по своей вине.
Владимир вдруг понял, что он стоит на месте, не в силах сделать ни одного шага. Какой там шаг, он ни вздохнуть, ни выдохнуть не мог. Потом до него донесся тот самый противный голос, что он уже слышал в трубке.
