Тереза Тур - Выбрать свободное небо
Ольга Павловна зашла отдать вещи и закрыла за ними дверь зала.
— Все-таки подумай, Тереза, возьмись хотя бы спецкурс вести… Все филолухам нашим наука, — продолжила она какой-то старый, видимо, разговор.
Тереза ее заверила, что подумает, — и они ушли.
Небо упало на землю тяжелым серым покрывалом. Пошел снег, воющий ветер пытался сбить с ног. Нева взбунтовалась и жаждала вырваться из плена гранитных набережных, все больше злясь оттого, что это невозможно…
Они нырнули в теплую, прогретую машину — и перевели дыхание.
— Сегодня пошел первый снег! — с восторгом сказала Тереза.
— Поехали домой, — с удовольствием проговорил это слово Владимир.
Глава тридцать четвертая
Тереза задремала еще в машине, пробормотав виновато: «Как же я устала…». Они ехали к дому около собора чуть больше часа, большую часть времени потратив на то, чтобы пересечь Дворцовый мост. Когда машина плавно остановилась, Владимир посмотрел на Терезу: ему было жаль ее будить. Но все же он не удержался и погладил ее по щеке.
— Приехали, — пробормотала она, — я чувствую, машина остановилась.
Зубов поймал себя на мысли, что надо сдержаться, а то он начнет целовать ее прямо здесь, в машине. Сначала легонько дотронется губами до ее щеки, потом… Вот мысли про «потом» он старательно отогнал — взрослые люди все-таки. И перед шофером неловко. Поэтому укоризненно произнес:
— А я все же добрее, я над тобой не смеюсь!
— Я теперь в обед сплю. У меня такой режим дня — с тихим часом.
— Тебе положено, — Владимир лишь коснулся ее губами. — Поднимайся, пойдем!
Выходя из машины, она обратилась к шоферу:
— Спасибо вам большое. Вы нас изумительно везли. Я ничего не почувствовала: ни рывков, ни торможения. А ведь там всю дорогу пробки!
Владимир понял, что у автора фантастических романов Терезы Ивановны Тур появился еще один фанат, который прямо сейчас отправится покупать книжку о драконах и читать ее всю ночь. Он покачал головой: и как ей это удается?
— Я все с лета у тебя хотела спросить, зачем ты купил мою квартиру… — Тереза насмешливо посмотрела, как он открыл дверь своим ключом.
— На всякий случай, — скривился он.
— Да…, - она нахмурилась в ответ, — лето получилось… сумбурным.
— И осень не лучше, — печально вздохнул он.
— Что ты, — даже удивилась она, — осенью было хорошо… Мы с тобой… Вместе…
Они в молчании поднимались в лифте.
— Знаешь, я уже дал распоряжение, чтобы ее переоформили на тебя, — вдруг сказал Зубов, открывая перед ней дверь.
Тереза перешагнула порог и отрицательно покачала головой.
— Это слишком… — ответила она, наклоняясь, чтобы расстегнуть сапоги. — Я не могу…
— Я могу, — отрезал он. — Тебе помочь?
— Да, пожалуй. Ноги отекли. Все равно, я не могу ее принять…
Он помог ей разуться, снять пальто и пробурчал ей вслед:
— Невозможная женщина…
— Я все слышу! — отозвалась Тереза. — Спасибо, что не стал здесь ничего менять.
— Это твоя квартира, я не мог.
— А ты любитель красивых жестов, — она показала на охапку роз, небрежно брошенных на стол. — И главное, у тебя это получается так естественно…
Она собрала розы со стола, обняла их, прижала к лицу, словно целуя.
— Во что бы их поставить? Володя, у тебя ваза есть?
Он отправился на кухню. Вазы не нашел, зато набрал в большой глиняный кувшин воды. Тереза с розами устроилась на диване и вытянула ноги.
— Прости меня, — он остановился перед ней с большим кувшином, куда бы такое количество роз все равно не поместилось.
Тереза посмотрела в его серые глаза, увидела растерянность… И любовь. И поняла, что на самом деле не сердится. И улыбнулась ему, вдруг решив поверить, что все это — правда. И он сам, и его любовь. И счастье, в которое захотелось прыгнуть, как в озеро с мостков…
— Я так и не смогла на тебя рассердиться…, - прошептала она.
— Я слишком сильно тебя люблю… Наверное, я попросту обезумел…
— Похоже на то. Мне показалось, что я первый раз увидела тебя настоящего.
— Зрелище было… — скривился Зубов.
— Зато это была правда, — пожала она плечами.
Опять повисла неловкая тишина. Терезе, как всегда в подобные патетические моменты, страшно захотелось есть.
— Слушай, а в доме есть что-нибудь съестное? Или только розы?
— Прости, — всполошился он, — как я сразу не подумал? Сейчас! Греть и кормить.
После ужина он уселся рядышком с Терезой и решительно обнял ее, а она прижалась к нему поближе.
— И как это тебя твой англичанин не умыкнул сразу, — вдруг ехидно сказал Владимир. — В ковер завернуть, в самолет погрузить — и на Британские острова! Он ведь тоже наверняка твой поклонник.
— Конечно, — ответила Тереза в тон ему. — Я — фанатка Роберта Рэнделла, он — мой поклонник. Все, как положено. Я пересмотрела все фильмы с его участием. Его фанаты переводят мою книжку про драконов на английский язык, чтобы он мог почитать. Я разрешила. И вообще, почитатели наших талантов объединились. Твои же меня не любят!
— Подожди! — Владимир замер. — Как ты можешь! Твой любимый актер — это я!
Тереза зловредно улыбнулась:
— Мой любимый актер — Тимоти Далтон, который играл мистера Рочестера в 1983 году. Не хочу огорчать, но все остальные: и ты, и Роберт — всего лишь клоны…
— Ты жестокая. Коварная! Фанатка мистера Рочестера!
— Да, с девятого класса школы, — хохотала Тереза — как же ей было хорошо рядом с Владимиром. — Если бы я писала сценарий для экранизации «Джейн Эйр», то назвала бы его «Мистер Рочестер» и вела бы повествование от его лица.
— Слушай, напиши уже! Мы выпросим денег у Степы, и я тоже сыграю мистера Рочестера.
— Ты не сможешь его сыграть, — она обернулась к нему, с серьезным видом погладила по щеке. — Ты слишком красив.
Зубов привычно сморщился. Тереза пожала плечами:
— Слушай: ты добрый человек, изумительно талантливый актер. Но при этом ты потрясающе красив. Это факт. Так смирись с этим…
Он поцеловал ее в макушку, обнял покрепче:
— Как ты себя чувствуешь?
— Отлично, только устаю быстро.
— Давай я дам тебе халат, ты переоденешься, уляжешься нормально.
— Чей? — она резко открыла глаза, — чей халат?
— Мой. В этой квартире никого, кроме нас не было.
Он отвел ее в комнату, стащил с нее костюм, замотал в халат. Он хотел ее безумно, но Тереза дремала на ходу, уставшая от событий этих ненормальных дней. И он не посмел нарушить ее покой. Только обнимал ее и ждал пробуждения.
…Потом сам проснулся от того, что она гладила его. Весьма определенно и недвусмысленно. Тереза его подкараулила и с лукавой улыбкой, с сияющими глазами ждала его пробуждения… Потом, когда убедилась, что он не спит, стала его целовать. Он понял, что это не эротическая фантазия, и напал на нее сам. Он был нежен. Безумно нежен… Он хотел выразить свою любовь, свою жгучую необходимость в ней каждым прикосновением.
Через какое-то время, когда они оба смогли дышать ровно, до них донесся телефонный звонок.
— Прости, — он погладил ее по плечу, — я должен ответить.
Он вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
— Зачем ты звонишь? — все же расслышала Тереза. — Прости, но я тебе уже все сказал. — Потом саркастически добавил: — И ты думаешь, что беременна? Я все равно не могу сейчас с тобой разговаривать. Я приеду в Москву, мы встретимся и все обсудим.
Тереза изо всех сил старалась не слушать. Она изо всех сил старалась не слышать. Однако ее чувства настолько обострились, что она слышала не только то, что говорил Владимир, но и чувствовала то, что ему в трубку рыдала та девочка, с которой Тереза встретила его не так давно около ресторана. Почему-то Тереза была убеждена в том, что это та самая девочка… Влюбленная — и поэтому глупая. Та, что смотрела на своего кумира преданными, щенячьими глазами.
Тереза представила себе, как через год или два она услышит такой же звонок. Он прикроет двери за собой — и будет шептаться… Или даже говорить в полный голос, ничего особо не скрывая. Ее замутило. По сердцу резануло, словно бритвой — нестерпимо, больно — и Тереза поняла, что хочет обратно в свой покой. В свою свободу. В свое одиночество…
Когда Владимир зашел в комнату, Тереза была уже одета.
— Я сожалею, — сказала она спокойно, — но у нас ничего не получится.
— Тереза… Послушай, я понимаю, ты злишься на меня… это лето… Прости меня… Мне многие звонят сейчас, говорят, что беременны — и хотят денег. Прости.
— Володя, я не злюсь. Ты — такой, какой ты есть. И люди не меняются. Как бы им этого не хотелось.
— Ты мне не веришь?
— Нет. Я верю лишь в то, что это будет повторяться снова и снова. Я не хочу такого.
