Высота - Кебза Йозеф
После собрания Резек поспешил за Матоушем. Он догнал его в тот момент, когда капитан остановился закурить сигарету.
— Я хотел тебя спросить, Йозеф, когда ты к нам зайдешь? Ведь ты же обещал, если не ошибаюсь, еще год назад… Так когда?
— Прямо не знаю… — пожал плечами капитан. — Зайду как-нибудь. Но сначала мне нужно хорошенько все взвесить, и обдумать.
Резек кивнул:
— Хорошо, я не тороплю тебя. Надеюсь, тебе удастся то, что ты задумал.
— И тебе тоже.
— А я-то здесь при чем?
— Ты должен добиться разрешения у Старика, а это будет совсем не просто.
— Ну ладно, посмотрим, — задумчиво бросил Резек. — Слушай, а не зайти ли тебе к нам сегодня? На ужин, а? Я сейчас задержусь еще с командиром, надо решить кое-что, а часов в шесть зайду за тобой в гостиницу. Идет?
Матоуш даже вздрогнул от этого неожиданного предложения:
— Нет, нет. Спасибо. Я немножко… у меня насморк. Все из-за этой проклятой погоды… Лучше пойду полежу.
— Как хочешь… — Решив не настаивать больше, Резек приложил руку к козырьку фуражки.
— Как-нибудь в следующий раз. Обязательно зайду, — заверил его Матоуш и направился к низким домикам общежития гостиничного типа для неженатых офицеров, где его ждала неуютная комната с кроватью, гардеробом, небольшим столом и двумя расшатанными стульями. Но там было тепло, там можно было побыть одному. На подоконнике лежала начатая интересная книга. А у Резека пришлось бы отвечать на улыбки его жены, потом прибежали бы дети. Дети!
Матоуш сжал в кулак руку в кармане плаща и посмотрел вверх. Когда же кончится этот дождь?
«А завтра снова полеты!» — подумал он и беспокойно завертел головой по сторонам.
В такую погоду. Да еще ночные!
Капитан Резек готовился к разговору с командиром эскадрильи несколько недель. Он знал, что разговор этот будет нелегким, но откладывать свое намерение больше не мог.
Надо было решить две проблемы, которые касались как отдельных летчиков, так и эскадрильи в целом. Он понимал, что при разговоре с командиром и своим старым другом должен быть очень осторожным. Об этой встрече Резек договорился с командиром эскадрильи уже давно и часто думал о предстоящем разговоре.
Войдя в кабинет Хмелика, он сразу заметил, что тот его ждет, — об этом говорило настороженное выражение лица майора.
— Садись, — предложил Хмелик с деланной улыбкой и повернулся к окну, чтобы скрыть свое волнение. Так он сидел, уставившись в окно, с минуту, потом перевел взгляд на Резека и встал: — Ну, так что там у тебя?
«Хочет сохранить дистанцию», — подумал Резек. Он понял это, увидев, что Хмелик не сел в другое кресло возле журнального столика, а остался стоять.
— Кто-нибудь опять жаловался на ворчливого командира?
Капитан знал, что Хмелику надо дать выговориться.
— Они все думают, что сегодня быть командиром — это так себе, шуточки. Иногда мне кажется, что и ты такого же мнения.
Резек прервал его:
— Ни в коем случае. И никто на тебя не жаловался. По крайней мере, официально, но одно не вызывает сомнения — в последнее время ты относишься к командирам звеньев не так, как раньше. Это я слышал от них самих, это же и сам замечаю.
Хмелик пожал плечами:
— Командование у меня не спрашивает, как я обеспечу выполнение летной программы, боеготовность и обучение личного состава. Половина людей больна гриппом. Один хочет жениться, другому надо навестить семью, потому что он бог знает сколько не был дома, у третьего жена рожает. Временами я бываю больше похож на администратора, чем на командира подразделения. Попробовал бы кто-нибудь из них сесть на мое место! Например, Йозеф, который очень этого хочет. Должность заместителя его уже не устраивает.
Резек удивленно посмотрел на майора:
— Матоуш? Ты имеешь в виду Матоуша?
— Да, Матоуша! — подтвердил Хмелик. — Не один раз слышал от него краем уха, что мне пора уходить. Ничего себе друг! Давно ли мы вместе начинали? Шли рядом. А сегодня?
— Подожди, подожди, — начал успокаивать его капитан. — Давай об этом не будем, потому что то, о чем ты говоришь, — чепуха. Если ты так думаешь или внушаешь сам себе такие мысли, то напрасно теряешь время. Йозеф много пережил в жизни, а когда от него ушла жена с сыном, он замкнулся. Все, что у него сейчас осталось, — это звено, и он стремится сделать его слаженным боевым коллективом. Большего он вряд ли когда захочет. Он ведь твой заместитель, и у него тоже есть свои заботы в эскадрилье. Ты что, не согласен с этим? Он сам мне говорил, что тебе лучше подобрать на эту должность кого-нибудь другого. Как тебе в голову могла прийти такая мысль?
— Мало ли что может прийти в голову человеку, — проворчал Хмелик смущенно и добавил: — Ну давай говори, что там у тебя…
Капитан подождал, пока майор закурит следующую сигарету, сделал глубокий вдох и проговорил, стараясь быть как можно спокойнее:
— Я хотел попросить тебя изменить отношение к подчиненным. Может быть, сам ты этого не замечаешь, но… за последнее время ты не сказал им ни одного приветливого слова. Отсюда и соответствующее настроение в эскадрилье.
— Это тебе кажется, — отрубил Хмелик и вновь отвернулся к окну — над тополями, качающимися под порывами сильного ветра, неслись лохматые серые облака.
Резека такой ответ не удовлетворил.
— Создавшееся положение чревато нехорошими последствиями, — продолжал он. — Среди офицеров можно услышать нежелательные шуточки, насмешки.
Майор только махнул рукой, даже не повернув головы.
— Вспомни собрание, — продолжал Резек. — Почему ты ушел? Неужели тебе трудно было сказать несколько слов? Ведь мы одна эскадрилья, и это наш большой общий успех, независимо от того, кто конкретно участвовал в выполнении боевого задания.
— Не думаешь ли ты, что я завидую Йозефу? — задиристо спросил Хмелик.
— Нет, так я не думаю, — ответил капитан. Он хорошо знал, что зависть Хмелика, если так вообще можно было назвать его душевные переживания, лишена низменности и убогости, что это, скорее, недовольство человека, который преждевременно начинает сдавать свои позиции.
— Ты еще что-то хотел со мной решить? — спросил майор и закрыл окно, давая этим понять, что пора кончать этот разговор.
— Хотел… — ответил Резек осторожно. — Но вижу, что ты спешишь. Так что не буду задерживать…
— Ну что ты! — воскликнул Хмелик. — Если у тебя что-нибудь важное, давай говори. Ну, что там? Выкладывай.
— Почему ты во время полетов так часто рискуешь? — выпалил Резек прежде, чем майор успел сесть.
С минуту Хмелик сидел молча, удивленный, потом заговорил, едва сдерживая гнев:
— Послушай, я охотно буду разговаривать с тобой о летчиках, об их ко мне отношении, даже о моем поведении, но о том, как я летаю и как должен летать, — нет уж, уволь! На эту тему мы дискутировать не будем! Насколько мне известно, — повысил он голос, — ты в этом как раз не очень разбираешься.
Резек ответил спокойно:
— Иногда я наблюдаю за тобой, когда ты летаешь. Я ведь кое-что еще помню. Вряд ли ты будешь со мной спорить. Зачем ты недавно выполнил этот комплекс? Тебе ведь известно, что на «миге» такие фигуры выполнять не рекомендуется.
— Это верно. Но это один из моих методов при атаке противника, — отрезал майор.
— Он вызывает удивление, — возразил Резек с ледяным спокойствием. — Ты тянешь противника за собой при кабрировании, а потом, когда у него не выдерживают нервы и он отворачивает, ты совершаешь переворот — и он оказывается перед тобой как на ладони. Это старый прием. Признаю, что не каждый так может. Только это немного опасно. Не для тебя — для напарника.
— Я отказываюсь с тобой об этом говорить, — со злостью бросил майор.
Но Резек решил не отступать и продолжал:
— Прости, но дело здесь вот в чем. Наблюдаю-то за тобой не только я. Другие тоже видят. Иногда ты не выполняешь обычного летного задания, уклоняешься от него. А потом начинаешь злиться, придираться к офицерам и солдатам эскадрильи по пустякам. Гонза, послушай, я бы не говорил тебе всего этого, если бы не был твоим другом. Или же сказал бы об этом иначе. Тебе надо… немного измениться.
