Виктория Платова - Stalingrad, станция метро
С таким вот далеким от совершенства Жаном-Полем Елизавета и отправилась в чертов ресторан.
Ресторан находился в глубине фешенебельного Крестовского острова, вдали от метро, но это не имело никакого значения: в такие места на метро не приезжают. В такие места прибывают на машинах представительского класса, по ходу обдавая надменными брызгами из луж собачников, спортсменов и влюбленные парочки.
От одной из машин («Мерседес» с номерными знаками городского правительства) они едва увернулись. И, пока Елизавета счищала с пальто ошметки грязного снега, Карлуша — и без того пребывающий на взводе — разразился гневно-ироническим спичем по поводу «дикой страны, диких славян и тотальной византийщины, и вообще — ничего хорошего здесь не произойдет еще лет триста, помяни мое слово!»
— А потом, через триста лет, все станет шоколадно? — спросила Елизавета.
— Скорее — да, чем нет, — неуверенно ответил Карлуша.
— Тогда можно и подождать.
— Ждать мы не будем. Уедем отсюда — и все тут.
— Лет через двести с места тронемся?
— Если получится — то и раньше.
Полтора километра, остававшиеся до ресторана, они прошли в полном молчании: не привыкший к такого рода марш-броскам Карлуша сопел и едва волочил ноги. А Елизавета размышляла о том, почему они, невзирая на стопроцентно выигрышные анкетные данные и титанические усилия отца, так и не смогли уехать на историческую родину. Ведь за почти двадцать лет абсолютной свободы передвижения туда не переселился лишь ленивый. В объединенной Deutschen Republik осели не только этнические немцы из Казахстана и Поволжья (что было вполне логично); не только евреи из всех остальных закоулков, придатков и аппендиксов бывшего Союза (что в какой-то мере восстанавливало историческую справедливость), но и прочие, далекие от европейского жизненного уклада люди. Прав на Германию у них было гораздо меньше, чем у семьи Гейнзе, а вот поди ж ты… Близок локоток, да не укусишь. Видит око, да зуб неймёт. Объяснение сему прискорбному факту плавало на поверхности, подобно куску дерьма. И так же, как дерьмо, выглядело совершенно однозначно: не с вашим счастьем, блюмхены и пупхены, не с вашим счастьем!..
Не с нашим, мысленно согласилась Елизавета, но, может, сегодня повезет?
Не повезет.
Это стало очевидным, как только они переступили порог ресторана. Вернее, не ресторана, — дворца, ничуть не уступающего дворцам португальской Коимбры, которые Елизавета видела на фото в журналах и туристических справочниках. Оставался открытым вопрос — каким образом в одно время и в одном месте сошлись американская актриса Гвинет Пэлтроу, американский же актер Джордж Клуни и устрашающе русский боксер-тяжеловес Николай Валуев.
Николай Валуев ужинал.
А Пэлтроу и Клуни вблизи оказались не такими уж знаменитостями — просто людьми, похожими на знаменитостей. На бейдже подошедшей к Карлуше и Елизавете лже-Гвинет вообще значилось имя «МАРИНА».
«МАРИНА» профессионально окинула взглядом отца и дочь. Старика и толстую девчонку. Пальто, вышедшее из моды лет тридцать назад, и пальто, так в моду и не вошедшее. Две пары ботинок, купленных на вещевом рынке у метро «Удельная». Две пары затравленных глаз. Мгновенно оценив все это, администраторша скорчила презрительную гримасу, которую лини, толстокожий, лишенный всяких эмоций человек (со зрением минус 8 и врожденным астигматизмом) мог принять за улыбку. А Елизавета, несмотря на пухлость, не была толстокожей. Елизавета была трепетным существом и к тому же никогда не жаловалась на близорукость. И потому она легко разглядела затаившийся в складках администраторских губ немой вопрос: «Ну и чего вы сюда приперлис-сссь, лошары? Со свиным-то рылом в калашный ряд, Гос-сссподи, прос-сссти!»
Вопрос этот напоминал скунса. До того дурнопахнущего, что выпустить его наружу хорошо воспитанная «МАРИНА» не решилась. Она просто заменила скунса более кротким и менее вонючим голубем:
— Сожалею, но свободных мест нет.
— Как это — «нет»? — удивился наивный Карлуша. — Их же полно!
Мест и вправду было полно — за исключением Валуева в зале находились еще человек семь, не больше, но «МАРИНА» продолжала стоять на своем:
— Эти места зарезервированы.
— Все?
— Абсолютно.
Унижаться дальше Елизавете не хотелось, и она дернула отца за рукав:
— Пойдем отсюда. Черт с ним, с рестораном.
— Нет уж, — Карлуша сдвинул брови и засопел. — Я хочу разобраться… Почему мне хамят.
— Никто вам не хамит, уважаемый, — в голосе «МАРИНЫ» неожиданно зазвучали миротворческие нотки. — Я просто прояснила ситуацию…
— Я сам вам ее проясню. Так проясню, что у вас в глазах потемнеет, э-э… уважаемая… Кто у вас здесь главный?..
Вряд ли главным здесь был Клуни (безликий и скромный значок «СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ» на лацкане этого никак не предполагал), — но именно он через секунду оказался рядом с Карлушей, буквально материализовавшись из воздуха.
— Проблемы? — поинтересовался Клуни.
— Пока нет, — заверил охранника Карлуша. — Но могут возникнуть с минуты на минуту.
— Мне вмешаться?
— Не стоит, — «МАРИНА» меняла тактику на ходу. — Мы сами во всем разберемся.
— Я буду поблизости.
Последующие переговоры Карлуши и администратора принесли неожиданные плоды. Гримаса брезгливости на ее лице уступила место замешательству, затем — откровенному недоумению, после чего с губ «МАРИНЫ» стали слетать не голуби даже (голубь — птица далеко не идеальная, она гадит и постоянно мучается от засилья блох). Не голуби, нет —
бабочки.
Легкокрылые, ослепительные бабочки семейства Danaus Genutia. Чудо, а не создания!
— Простите, это всего лишь недоразумение… Никакого умысла, тем более дурного… Я была предупреждена, но… Пройдемте, прошу вас…
Скороговоркой произнеся это, «МАРИНА» устремилась в глубину зала. Карлуша подмигнул дочери и двинулся за администраторшей, оставляя на идеальном полу заведения грязные следы. Мгновение назад эти следы служили отягчающим вину обстоятельством в деле о «свиных рылах», но теперь на них можно было наплевать. Приговор не просто смягчен — он отменяется в связи с отсутствием состава преступления! Определенно, в Карлуше скрыта какая-то загадка! Карлуша, как никто, умеет располагать к себе не только самых разных людей, но и цепных псов при исполнении, к которым относится администратор ресторана. Жаль, что родная дочь Карлуши Елизавета напрочь лишена этого ценного качества: обладание им положительно сказалось бы на ее самооценке.
Впрочем, самооценка младшей Гейнзе и без того начала повышаться. И достигла своего пика, когда они с Карлушей оказались в некоем подобии комнаты, отделенной от остального зала высокими перегородками. За окном шумел голыми ветками невидимый сад и ярко горели гирлянды разноцветных фонариков, а здесь, внутри, было тихо. И царил уютный полумрак. Он стал еще уютнее, когда администратор, ловко щелкнув зажигалкой, зажгла две толстых витых свечи на столе.
— Хотите что-нибудь выпить? Может быть, аперитив? — спросила она.
— Ты как?
— Я бы не отказалась, — произнесла Елизавета, раздуваясь от чувства собственной значимости.
— Тогда два кофе и сок, — подытожил Карлуша.
Кивнув головой, «МАРИНА» тотчас слиняла, а Елизавета углубилась в меню:
— Ресторан французской кухни, надо же! Давай закажем устриц, Карлуша. Никогда не ела устрицы.
— Ну и ничего не потеряла, — к Карлуше вернулось дурное расположение духа. — Сопли — и есть сопли, чего их жевать-то?
— Можно подумать, ты их пробовал.
— Пробовал, конечно. Еще в Германии. В Германии устриц завались.
Если верить Карлуше — на свете нет ничего, что не имело бы постоянную прописку в Германии. Что не было бы родом из Германии. Что не было бы успешно интегрировано в Германию. В Германии, как в Ноевом ковчеге, каждой твари — по паре. В лонг-листе из тысячи чудес света Германия заявлена по девятистам восьмидесяти восьми позициям. В шорт-листе из семи Германии достались целых пять. В ней не смогли акклиматизироваться лишь императорские пингвины (что плохо) и международные террористы (что хорошо). Прилетающие на Землю НЛО зависают над живописными окрестностями Дессау и никакого другого места не признают; а Леонардо да Винчи и Иисус — по данным, имеющимся у Карлуши, — вообще были уроженцами Кобленца. В Германии родились все самые светлые умы человечества; там же изобрели бумагу, порох, майонез и горчицу, телескоп и микроскоп, рахат-лукум, вареники с вишней, штопор, бутылочные открывалки, ускоритель протонов, микроволновку, джинсы, дородовой бандаж и бигуди, а также классическую оперу и джаз. Даже наличие в немецкой истории Гитлера способно лишь на непродолжительное время испортить настроение Карлуше: Гитлер был пришлым, был австрияком, а Австрия — это вам не Германия. Австрия — странишка так себе, ничего выдающегося. А Германия… О, Германия! Vorwärts,[2] Германия! Германия есть не что иное, как локомотив прогресса, цитадель разумного мироустройства, оплот демократии, обитель муз. Германия — это рай на земле. Так думает Карлуша. Ну и Елизавета (с небольшими оговорками) — тоже. Ведь она дочь своего отца.
