Дэвид Митчелл - Лужок Черного Лебедя
— Ну, я так думаю, что Кэггса съели рыбы. Обглодали дочиста.
— А что, в Арктике есть пираньи?
— Любые рыбы съедят что угодно, лишь бы достаточно мягкое. Но имей в виду, если бы он свалился в Темзу, его тело вскоре выбросило бы на берег. Темза всегда отдает своих мертвых, это точно.
Мой обходной маневр был завершен.
— А если он, например, провалится через лед в озеро? Что с ним тогда будет? Может, он так и останется… замороженным?
— Ма-а-ама! — пропищала Джулия. — Тварь нарочно изгаляется, когда мы едим.
Мама свернула салфетку трубочкой.
— Майкл, к Лоренцо Хассингтри завезли новую кафельную плитку.
(Моя сестра, жертва аборта, победоносно ухмыльнулась мне в лицо.)
— Майкл?
— Да, Хелена?
— Я подумала, что, может быть, у нас получится заглянуть в салон к Лоренцо Хассингтри по дороге в Вустер. У него новые плитки. Просто исключительные.
— Без сомнения, Лоренцо Хассингтри заломит за них исключительную цену, из соображений гармонии.
— Нам все равно платить за работу, так почему бы не сделать все как следует? Мне уже стыдно перед людьми за нашу кухню.
— Хелена, с какой стати…
Джулия иногда раньше папы и мамы успевает учуять их ссору.
— Можно выйти из-за стола?
— Милая, у нас карамельный пудинг на десерт. «Ангельский восторг»! — Кажется, мама по-настоящему обиделась.
— Да-да, просто объеденье, но можно я съем свою порцию вечером? Меня ждут Роберт Пил и просвещенные виги. И вообще, Тварь мне весь аппетит отбил.
— Аппетит тебе отбили шоколадные конфеты, которые вы с Кейт Элфрик жрете коробками, — парировал я.
— А куда, интересно, девался шоколадный апельсин? А, Тварь?
— Джулия! — мама вздохнула. — Пожалуйста, не называй так Джейсона. В конце концов, у тебя только один брат.
— На одного больше, чем нужно, — заявила Джулия и встала.
Тут папа что-то вспомнил.
— Кто из вас заходил ко мне в кабинет?
— Только не я, папа! — Джулия зависла в дверях, почуяв кровь. — Должно быть, это мой честный, милый, послушный младший братик.
Откуда он знает?
— Я задал простой вопрос.
Значит, у него есть улики. Единственный известный мне взрослый, который пытается блефовать в разговорах с детьми, это мистер Никсон, наш директор школы.
Карандаш! Когда Дин позвонил в дверь, я, наверно, оставил карандаш в точилке. Чертов Дурень.
— У тебя телефон звонил и никак не останавливался, минут пять, честно, так что я…
— Каково правило относительно моего кабинета? — мой рассказ папе явно был не интересен.
— Но я подумал, это может быть что-то важное, поэтому я взял трубку и стал… — Висельник перехватил слово «слушать», — и там кто-то был, но…
Отец жестом скомандовал «СТОП!»
— Я, кажется, задал простой вопрос.
— Да, но…
— Какой вопрос я тебе задал?
— «Каково правило относительно моего кабинета?»
— Верно.
Папа иногда похож на ножницы. Щелк, щелк, щелк.
— Так почему ты не отвечаешь на мой вопрос?
Тут Джулия сделала странный ход.
— Вот забавно.
— Я не вижу, чтобы кто-нибудь смеялся.
— Нет, папа, я про то, что на второй день Рождества, когда вы повезли Тварь в Вустер, у тебя в кабинете вдруг зазвонил телефон. Честно, он звонил сто лет. Я не могла заниматься. И чем больше я себе говорила, что это вовсе не «Скорая помощь» и не полиция, тем больше уверялась, что это они и есть. В конце концов я чуть с ума не сошла. У меня не было выбора. Я сказала «алло», но на том конце не ответили. Так что я повесила трубку — вдруг это маньяк.
Папа затих, но гнев у него еще не прошел.
— Вот, со мной было то же самое, — рискнул я. — Но я не сразу повесил трубку, потому что думал, может, они меня не слышат. Джулия, у тебя там в трубке ребенок не плакал?
— Так, слушайте меня, вы двое. Нечего строить из себя частных сыщиков. Если какой-то шутник обрывает нам телефон, я не хочу, чтобы кто-либо из вас отвечал. Что бы ни случилось. Если эти звонки повторятся, просто выдерните аппарат из розетки. Ясно?
Мама все это время сидела молча. Что-то тут очень не так.
— ВЫ МЕНЯ СЛЫШАЛИ? — Папины слова были как кирпич, брошенный в окно. Мы с Джулией подскочили.
— Да, папа.
* * *Мама, папа и я съели «Ангельский восторг» в полном молчании. Я не осмеливался даже глаза поднять на родителей. Я не мог попроситься из-за стола, потому что Джулия уже пошла с этой карты. Понятно, почему я оказался в немилости, но почему родители друг с другом не разговаривают? Проглотив последнюю ложку «Ангельского восторга», папа сказал:
— Очень вкусно, Хелена, спасибо. Мы с Джейсоном вымоем посуду — да, Джейсон?
Мама только издала не-звук и ушла наверх.
Папа принялся мыть посуду, мурлыча себе под нос не-песенку. Я составил грязные тарелки на окно, соединяющее гостиную с кухней, а потом пошел на кухню вытирать мытую посуду. Мне следовало бы заткнуться, но я думал, что день еще можно спасти и превратить в обычный, безопасный и нормальный, стоит только найти нужные слова.
— А соловьи, — Висельник просто обожает ставить мне подножки на этом слове, — бывают в январе? А, папа? Мне сегодня утром показалось, что я слышал одного. В лесу.
Папа тер сковородку железной мочалкой.
— Откуда я знаю?
Я не отставал. Обычно папа любит поговорить о природе и всяком таком.
— Ну тогда, в хосписе у дедушки. Ты сказал, что это соловей.
— А. Надо же, ты запомнил.
Папа уставился в окно на задний двор и увешанный сосульками летний домик. Потом издал такой звук, словно участвовал в конкурсе «Самый несчастный человек года-1982».
— Сосредоточься лучше на стаканах, Джейсон, а то непременно уронишь.
Папа включил радио, второй канал, чтобы послушать прогноз погоды, и принялся кромсать ножницами «Правила дорожного движения» редакции 1981 года. Папа купил «Правила дорожного движения» редакции 1982 года в тот же день, как они вышли. Сегодня на большей части Британских островов температура упадет намного ниже нуля. Водителям в Шотландии и северной части Англии следует быть осторожными, так как на дорогах гололедица, а жителям срединных графств надо повсеместно ждать больших массивов замерзающего тумана.
* * *Я ушел к себе наверх и поиграл в «Жизнь», но играть самому с собой оказалось неинтересно. К Джулии пришла подружка, Кейт Элфрик, чтобы делать уроки вместе. На самом деле они только сплетничали о том, кто из шестого класса[1] с кем гуляет, и ставили синглы группы «Полис». Мои сто тысяч бед все время всплывали у меня в голове, как трупы в затопленном городе. Папа и мама за обедом. Висельник мало-помалу оккупирует весь алфавит. Если так пойдет и дальше, мне придется учить язык глухонемых. Гэри Дрейк и Росс Уилкокс. Они со мной и так никогда не дружили, но сегодня вообще сговорились против меня. И Нил Броз был с ними заодно. И наконец, у меня из головы не шла кисломордая бабка в лесу. Что все это значит?
Жаль, я не могу просочиться в какую-нибудь трещину, чтобы все проблемы остались позади. На следующей неделе мне исполняется тринадцать лет, но тринадцать, судя по всему, еще хуже, чем двенадцать. Джулия без конца стонет, как трудно жить в восемнадцать лет, но, с моей точки зрения, восемнадцать — просто эпический возраст. Никто не гонит в постель к определенному часу, карманных денег дают вдвое больше, чем мне, а свой восемнадцатый день рождения Джулия праздновала в ночном клубе «У Тани» в Вустере и пригласила тысячу друзей. «У Тани» — единственная в Европе дискотека, оборудованная ксеноновым лазером! Круть!
По Кингфишер-Медоуз проехал папа в машине — один.
Мама, скорее всего, еще у себя в комнате. Она там стала подолгу сидеть в последнее время.
Чтобы развеселиться немножко, я надел на руку дедушкины часы «Омега». На второй день Рождества папа позвал меня к себе в кабинет и сказал, что должен вручить мне одну очень важную вещь, дедушкину. Папа хранил ее, пока я не вырос достаточно, чтобы мне ее доверить. Это были часы. «Омега Симастер Де Вилль». Дедушка купил их у настоящего живого араба в порту, который называется Аден, в 1949 году. Аден — это в Аравии, когда-то он был британской территорией. Дедушка носил эти часы не снимая, всю жизнь, и даже умер в них. Но от этого часы меня не пугали, а только стали еще важнее. Циферблат у них серебряный и большой, размером с монету в 50 пенсов, но тонкий, как фишка для игры в «блошки».
— Тонкость — это признак качественных часов, — сказал папа, серьезный, как могила. — Не то что пластиковые лоханки, которые нынешние подростки цепляют себе на руки, чтобы повыставляться.
Я гениально спрятал «Омегу» — по надежности этот тайник уступает только моему другому тайнику, жестянке от бульонных кубиков под половицей. Я вырезал перочинным ножом дырку в дурацкой книжке под названием «Столярное дело для мальчиков». Она стоит у меня на полке среди настоящих книг. Джулия часто роется в моих вещах, но этот тайник она не обнаружила. Я знаю, потому что уравновесил на книжке сверху полупенсовик. Кроме того, если бы Джулия нашла этот тайник, она точно украла бы мою идею. А я проверил ее книжную полку на предмет тайников в книгах и ни одного не нашел.
