Елена Кутинова - Банда слепых и трое на костылях[истерический антидетектив]

За мной пришли два омерзительных вертухая. Они выволокли мое тело в коридор и долго били его ботинками. Боли не чувствовалось — как–никак сон. Злую, в кровоподтеках, меня повели в кабинет следователя, и, как мокрую тряпку, швырнули на пол. Кабинет был поразительно похож на комнату, в которой сопело мое земное тело, разве в нем было идеально прибрано. Тот же монументальный стол, только отполированный, с блеском. Тот же флаг, те же книги, аккуратно разложенные по полкам. Над столом нависала стальная рожа с тошнотворно бессмысленными глазами, которые на мгновенье сверкнули, обожгли и разом потухли, будто провалились. «Я могу сделать так, что ты никогда не проснешься!» — заскрежетала рожа. Я затряслась и превратилась в истошный крик:: А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-А–А–А-а–а–а-а–а–а-а–а–а-а–а–а-а–а–а-а–а–а-а–а–а-а-а!!!

— Чего так орать? Захрипел сонный Впальтохин, и врубил свет.

— К…кошмар приснился.

Сама ты кошмар! Тьма, заточение, а тут — вопль!

— Это не просто сон, Будто этот хламидник — кабинет следователя НКВД! Видел бы ты, какой он страшный!

— Кто?

— Фуфкин его фамилия. Он за этим столом сидел. Тут еще ковер был.

— Ну да! — подпрыгнул Серега. — Кто, по–твоему, лучший в мире толкователь снов?

— Ты не похож на Карлсона.

— В моих способностях даже посторонние не сомневаются! Помнишь, на прошлой неделе я интервью у этой, Нели Чеушеску что ли, брал?

— Которая лекарства по телеку рекламирует?

— Не знаю, наверное. Я только вошел, а она как глянет! И говорит: «Может ты и станешь писателем, но что–то в тебе не то. Какой–то ты…» «Чернокнижник?» — спрашиваю — «Именно!»

Несколько раз я подробно пересказала Сереге сон. Особенно его интересовала шестидесятилетняя тайна, которую услышать я, собственно, не успела. Вопреки моему ужасу, он решил отправить меня назад в кошмар.

— Я этого не вынесу!

— Спокойствие, только спокойствие, Карлсон, так Карлсон, — приговаривал Впальтохин и делал совершенно дурацкие вещи. Содрав бахромчатый флаг со стенки, он прожег в глазах Ильича дырочки. Затем напялил эту пыльную тряпку на голову таким образом, что его лукавые зенки уморительно вписались в канонизированный портрет, и самодовольно изрек:

— Засыпая, думай о тайне. Об остальном я позабочусь сам.

Сказав это, он сразу же захрапел в своем облачении.

Вначале виделась всякая дребедень — бархатные лягушки, футболисты с мячом–глобусом и даже утренний ветеран, окучивающий пулеметом картошку. Когда бредовый калейдоскоп замер, я снова оказалась в камере. Знакомый зэк стоял носом к стенке.

— Дядечка, дядечка, я вернулась!

— Не вопи, здесь полно врагов. В кабинете Фуфкина есть проход.

— Куда?

— Не задавай вопросов. Сейчас за тобой придут, и я не успею сказать главного. Когда твой Чертохин исчезнет, ты отыщешь Суть. Кроме вас и крысиной братии, клад не откроется никому.

— Почему?

— Такова моя воля!

— Кто вы?

— Володя Апатов. Теперь я свободен. Пока!

Вертухаи ввалились в камеру в то мгновение, когда зэк уже растуманился, просочившись сквозь потолок. Меня долго и нудно били. Так долго, что надоело до смерти. Я даже обрадовалась, когда меня, наконец, бросили в кабинет Фуфкина. Не успела даже поднять глаз на демонического следователя, как в двери вломился расхристанный Владимир Ильич.

— Майор Фуфкин, вас вызывают на передовую!

Глаза следователя вывернулись из небытия, выразив разочарование и покорность.

— А как же империалистические хищники? — поинтересовался он с робкой надеждой.

— Пустяки, дело житейское!

— Есть! — сказал Фуфкин и помчался вон.

Ленин подмигнул мне лукавым глазом и распорядился:

— А вы, матушка, просыпайтесь, нечего вам больше здесь делать.

И я проснулась.

— Подумай, погрузись в себя, что твое сознание считает адом? — доставал Впальтохин.

— Может быть, нас убьют, и мы отправимся к черту на сковородки?

— Ладно тебе, может, и не убьют.

— А если имелись в виду монеты средневековые?

— Знать бы где, а там разберемся!

В полдевятого в двери въехал картонный ящик. Конвой по–прежнему прикрывался пулеметом. Кроме домашних котлет с рисом и новой банки компота мы ничего не обнаружили и жадно набросились на еду.

Как только завтрак перекочевал в желудки, в дверь деликатно постучали, будто мы были вольны впускать или не впускать, кого вздумается.

— Да–да! — ответили мы в два голоса.

В комнату шагнула старушка — божий одуванчик, с белоснежной ваткой волос на голове. За бабулей показалось назойливое дуло, и дверь захлопнулась.

— Накушались? — спросила старушка с совершенно искренней заботой. Может еще котлеточек принести?

— Не надо, — неожиданно отрезал Впальтохин, изменяя своему традиционно зверскому аппетиту.

Старушка сложила губки в доброжелательную улыбку и аккуратно присела на горку хлама.

— Грязно здесь, — фыркнула она. — Когда–то тут помещался кабинет следователя НКВД.

Старушечье лицо задрожало. Ее слова прозвенели во мне как колокол, сон в какой–то степени стал сбываться.

— У меня внуки вашего возраста — Петенька и Коленька. Хорошие мальчики, один в институте учится, другой работает. Я как на вас смотрю — сразу внучков своих вспоминаю. И жалко так вас стало… Вы на меня не сердитесь, я много не могу сделать, разве накормить вкусненьким.

— Кто вы? — перебил Серега.

— Антонина Федоровна Безломова, Герой Советского Союза.

— Милая Антонина Федоровна! — начал Впальтохин — Мы против вас лично ничего пакостного не имеем. У меня тоже бабушка есть. И дедушка воевал. Я ваше поколение уважаю. Мы бы таких исторических катастроф ни за что бы не пережили. Но ответьте, будьте любезны — какого хрена мы здесь делаем?!!!

Лицо Сереги покрылось красными пятнами, а на лбу вздулись вены.

Старушка промокнула хрустальную слезку.

— Понимаете, — вмешалась я, — мы за сутки уже черт знает что понадумали. Даже представления не имеем, какая лежит на наших душах вина. Нельзя же так долго пребывать в неизвестности. С работы, наверное, уволили. Близкие беспокоятся. Что вам от нас нужно?

— Если хотите, это не я вас держу. Если бы не мое слово, они бы вас даже не покормили. И матрацы я из дому привезла.

— И горшки, небось, ваша идея? — злорадно прошипел Серега.

— А куда бы вы, извините, по большому и маленькому ходили? Под себя делали? Я вам чистые принесу, а эти вымою.

Меня передернуло.

— Значит, — заключил Впальтохин, — по вашей логике лишь бы люди сытые были и под себя не делали. А что в их взбесившемся мозгу творится, в обезумевшем сердце, если они каждую минуту ждут, что их из пердомета прихлопнут? Это, по–вашему, мелочь? Сначала приговор объявите, чем мы вам досадили?

— Я не имею права, — всхлипнула бабуля. — А доверять вам, как разведчик в прошлом, никому не рекомендую. Мне вас, как детей, жалко. Да и вины большой нет…

— Ах нет! — топнул ногой Серега.

Старушка набрала воздуха и прикрикнула него:

— Ваша вина в том, что вы глупые, безответственные, ленивые, безграмотные…

— Недоумки, — закончила я. — Нас часто такими эпитетами награждают.

— Ну и правильно говорят, — распалилась старушка, — только таких дурачков, как вы, могли с Жаресом перепутать.

— С кем? — заревел Впальтохин.

Бабуля икнула, осознав, что проговорилась.

— Жарес в нашей газете работает, в отделе журналистских расследований! — победно провозгласила я.

Старушка тихо высморкалась и жалобно попросила:

— Обязуйтесь меня не выдать.

— Клянемся! — брякнули наши с Впальтохиным голоса.

— А если этот, с базукой за дверью, нас подслушает? — спохватился Серега.

— А там муж мой, — махнула рукой бабуся, — он человек хороший и против меня не пойдет.

— Не отвлекайтесь, причем здесь Жарес? — наехал Серега.

— Жарес — это конец истории, а тянется все с войны. Да куда там, много тысячелетий до нашей эры… Вы понимаете, я сама была молода, глупа…

— Так что там было до нашей эры? — перебил Впальтохин.

— Еще эллины искали подземный клад, наверное скифы, уж точно татары — все, кто когда–нибудь обитал на одесщине. Была легенда, сейчас забытая. Каким–то образом в глухой древности в катакомбы попали реликвии из самой Атлантиды. Я в Атлантиду, конечно, не верю, но древние сокровища вполне могут лежать в одесской земле.