Михаил Ворскла - Полтавский
– Ты и так обо мне заботишься как о ребенке, не вини себя. Молодой человек! Проводник! Послушайте, когда же у нас будет чай? Утром? Позвольте, я не понимаю. Ведь мы утром прибываем. Что он говорит? Я не понимаю.
– Я сейчас схожу, разберусь.
– Нет, Галочка, не волнуйся, я сам все выясню. Молодой человек! Нам необходимо горячего чаю.
– А мне тоже закажи два стакана. Тебе два и мне, итого четыре. А я пока примусь доставать.
* * *– Он пообещал, но передал, что не раньше, чем через час.
– Может быть, начнем без чая?
– Нет, пускай подождем. Дело в том, что я совершенно не могу без горячего. Ну, абсолютно.
– Ты дома ешь горячее?
– Видишь ли, что, дома я совсем плохо ем. Мне никак не поесть со всеми. Я жду, когда сын и дочка и все соберутся за обеденным столом.
– Вот ты напрасно. Не надо никого ждать. Захотел и садись кушать, не жди никого.
– А они кто куда. Я же за многие годы привык.
– Нет, нет, нельзя себя терзать. Кушай, когда приходит желание.
– Вот я по этому поводу вспомнил историю.
– Правда? Рыбу будешь?
– Нет, не буду. А впрочем, доставай все. Я тогда служил в Германии.
– Ты был уже женат?
– Да, конечно. Давай расстелим вместе. Уже не припомню городок тот. Мне их названия были неразличимы. И ты знаешь, городки чистые, ухоженные, и жители приветливые, воспитанные. Меня как раз откомандировали в небольшое местечко для покупки продовольствия, и вышло так, что это оказался монастырь.
– Мужской?
– Нет, что ты, женский.
– И что, мужчин в нем совсем не было?
– Послушай, какие мужчины? Откуда? Но позволь, я расскажу.
– Хорошо, хорошо, рассказывай.
– Монастырь этот старинный, но содержится, боже ты мой! Стены, кровли, оконные проемы, красочкой подведены, дорожки, цветники. Встретила меня настоятельница. Не знаю, как уж у них там по иерархии.
– Мать-игуменья.
– Вполне может быть. Я, понимаешь ли, не запомнил, да и памяти на такие вещи у меня в те годы не было. Я был в полном расцвете, подтянутый, стройный. А она, следует сказать, совершенно молодая женщина.
– И что было дальше?
– Очень любезно приняла. А я, видишь ли, какое дело, прибыл именно вечером. Возвращаться назад поздно, да и не представляется возможным, – ни поезд, ни машина в такой час уже не ходят.
– И ты напросился на ночлег.
– Что было делать? Мне, естественно, было крайне неловко. Она ко мне с приветливостью, накормила, решили мы дела. Я и говорю: некуда, мол, идти, нет ли у вас какой-нибудь гостиницы или в этом роде? Она отвечает: можно остаться у нас, только есть одна просьба. Я выразил желание выслушать.
– Что же за просьба?
– А вот слушай. У нас, говорит, как и во всяком подобном заведении, есть свои правила. Так вот, просьба заключается в следующем: чтобы правила эти ни в коем случае мной не нарушались. Я согласился. Мы пошли по коридору, – а нигде никого монашек уже было не видно. Она принялась излагать распорядок дня. Привела меня на место и говорит: на ночь у нас принято не закрывать дверей.
– Как, совсем?
– Вот абсолютно. Все двери, в кельях, в подсобных помещениях, в службах нараспашку. Я удивился.
– Ну, видимо, такой у них закон.
– Мне было это неприятно. Как прикажешь спать с открытыми дверями?
– Тут ведь не поспоришь.
– Тут не поспоришь.
– Со своим уставом, как там говорят, не суйся в монастырь.
– Это совершенно точно. Мы расстались. Я осмотрелся. Комната небольшая, но, что характерно, чистота необыкновенная. Обстановка простая, никаких излишеств. – Я разделся и лег спать.
– И что же случилось на следующий день?
– Ты подожди. Мне очень было неуютно. Вот себе вообрази, раскрыть двери в квартире на лестницу. Смогла бы ты спокойно уснуть? Вот и я долго – долго не засыпал. Мне было не по себе. Но повсюду было тихо, и я, наконец, уснул. Проснулся среди ночи: тьма, хоть бы что-нибудь было видно. Проснулся из-за странного ощущения: что-то неестественное. Что-то мешает. Что-то рядом со мной в постели лежит. Стал осторожно ощупывать и понял…
– Что там было, говори скорей.
– Погоди, дай сказать. Стал шарить руками и понял, что это женщина.
– Женщина?
– Женщина. Обнаженная. Прильнула ко мне и обняла.
– И?
– Что, и?
– И что?
– Ну, что?
– Что было дальше?
– А что может быть дальше?
– Да? То есть ты…?
– Послушай, а что мне оставалось делать? Куда деваться? Закричать? Нельзя. Сбегутся люди, будет скандал.
– То есть ты хочешь сказать, что это получилось против твоей воли?
– Я не хотел. Но что было делать?
– Но как же это протекало? Не шумно?
– Никакого шума. А потом зажегся огонь, и я увидел, что это была…
– Кто?
– Настоятельница, собственной персоной.
– Вот почему она тебя так принимала, ты ей понравился.
– Но я не ожидал.
– А она, вероятно, все заранее распланировала.
– Я очень удивился.
– Представляешь, как ей повезло. Так ведь редко выпадает.
– Мы стали разговаривать, и она поведала мне свою историю. Она была ведь совсем еще молода, лет двадцати пяти. Я спросил, как она попала сюда, и она раскрыла свою тайну. Дело в том, что у нее в семье случилось большое несчастье: отец в припадке помешательства убил мать. Он был какого-то рода душевно больной, и покушался уже на нее, но отца взяли, а у девушки вся жизнь под откос. Родная тетя, монашка, убедила ее идти в монастырь, и таким образом она очутилась здесь. Поневоле. А молодой организм требовал своего. Ей хотелось любви. Она же, в сущности, была красивой здоровой женщиной.
– И тут провидение ей послало тебя.
– Она предо мной извинялась, оправдывалась, что это было ей жизненно необходимо. Она мне многое рассказала о своем житье и порядках. Я спросил, не опасается ли она последствий этой ночи, но она поспешила успокоить и сказала, что на этот счет у нее все предусмотрено.
– Ой, да у них все просчитано. У них и врачи знакомые есть и целая система.
– Да, по всей вероятности так и есть.
– А на утро?
– На утро ее рядом не было. Я нашел свою одежду выглаженной, вычищенной. Завтрак мне устроен был великолепный, и вообще, обращались, как с дорогим гостем.
– Это тебе в благодарность.
– Да, по-видимому. Мне через какое-то время довелось вновь побывать в том монастыре.
– И ты видел ее?
– Видел и разговаривал.
– И ничего?
– Ничего. Она даже знака не подала.
– Может, передала записку?
– Нет, ни единого лишнего слова. Была очень сдержана.
– Видишь, какое ты сотворил благодеяние.
– Что ты, я до сих пор себя виню.
– Да в чем тебе себя винить? У тебя не было выхода.
– Не было.
– Она все взяла на себя. Это ее грех, а не твой. Ты молодец, сделал все, что мог.
– Ну, знаешь ли.
– Не переживай, ты не виноват. Ты не мог поступить иначе. Не мучайся.
– Нет, мне совестно. Мне до сих пор неуютно.
– Ну, не надо. Перестань.
– Я ведь не хотел.
– Не хотел.
– Меня вынудили.
– Вынудили. И все об этом. Пускай запомнится как приключение. Не расстраивайся зря. Нужно мудро относится. Дело было давно, и бог с ним. Все прошло. Все обернулось к лучшему, теперь ты со мной.
– Да, моя дорогая. Но знаешь что, я, наверное, не стану есть рыбу.
– Как пожелаешь.
– Я передумал. Еще недавно хотел, а теперь не хочу.
– Тогда я уберу.
– Нет, что ты, не убирай, кушай, пожалуйста.
– Я не хочу есть одна.
– Ну, прости, что из-за моей прихоти приходится отказываться тебе.
– Ничего, у нас всего вдоволь. Вот бери для начала яички.
– А они не попортились?
– Избави боже. Я только утром их покупала.
– Но они могли лежать в магазине.
– Нет, там не станут долго держать. Существуют же нормы.
– Правда? Плохо чистятся.
– Ты обкатай их, помни и облупливай.
– Их необходимо из крутого кипятка в холоднющую воду. Ты делала так?
– Делала.
– Правильно.
– Посоли.
– А где соль?
– Неужели не достала?
– Ты понимаешь, какое дело, соль теперь стала вредна мне.
– Ну, немножко можно. Я сейчас найду.
– Не утруждайся, я перетерплю. Я в последнее время привык есть натурально все без соли.
– Но без соли не вкусно, – ни яйца, ни помидоры не вкусны. Бери помидоры.
– Спасибо. У тебя припасен нож?
– Конечно.
– Нет, я таким не хочу, у меня есть складной. Я давно его беру в дорогу.
– Кушай еще яичко, что ты одно только взял?
– Он у меня в каких не бывал переделках. Вот я его салфеткой протру. Салфетки еще есть? Ага, вот, кажется, несут чай. Молодой человек, а нам? Мы заказывали.
– Да, мы заказывали. Три, или нет, четыре.
– Ты расплатишься? Ах, после? Ну, не ищи, не ищи, после. Как это он мимо нас вознамерился пронести?
– Он невнимателен. Что хотят, то и творят. Картошка в этой коробочке.
– Ну, у тебя, Галочка, целый пир развернулся.
– Да что ты, всего понемногу.
– У меня глаза разбегаются.
– Делай бутерброды. Сыр намазывай плавленый, масло.
