Виктор Шмаков - Евангелие от Антона
7. Небольшое отступление
Надо же, как к месту оказались все эти его познания по истории. Немалую часть из этих познаний он набрал для себя буквально в последние пару лет, когда увлёкся полемикой по вопросам религии, по воздействию её на общество. На различных форумах в интернете об этом дискутировал, книгу даже взялся писать. Где целенаправленно, а где случайно какие–то знания и насобирались. Выдающимися способностями к какой–либо системности и упорядоченности в получении и усвоении знаний и информации не отличался, но склонность и стремление к логическому мышлению были всегда. А чтобы в споре именно логика была, нужны чёткие аргументы, вот для них основу и ищешь, к этим знаниям и аргументам в ходе дискуссии и обращаешься, логику выстраиваешь. Знакомые, друзья, интернетовские оппоненты эту его логичность отмечали как его сильную сторону. Но чаще они же, или другие участники споров и дискуссий, указывали ему на некоторую идеалистичность каких–либо его воззрений. С ними вроде как соглашался, но на самом деле это к недостаткам не относил. В своё время, во времена перестройки, одна из областных газет опубликовала его эссе «Преклоняюсь перед чудаками!». (Он много тогда в областной газетной периодике публиковался, был прямо–таки захвачен перестроечной эйфорией. Потом, правда, когда, как обычно, после набежавшей высокой волны видишь на берегу лишь какие–то щепки да мусор, был вынужден назвать себя «заложником перестройки».) Именно здоровый идеализм, как он писал в своём эссе, является тем, что заставляет «чудаков» совершать поступки, часто идущие вопреки обывательскому практицизму и прагматизму, раздражающие обывателя, иногда приводящие его в ярость — «ты что, умнее всех?!», или вызывающие у обывателя зависть к готовности и способности «чудака» на свершение поступка. Творят, совершают открытия, как правило, чудаки. Чудаками были Николай Коперник и Галилео Галилей, художники–импрессионисты и Фёдор Достоевский, Альберт Эйнштейн, Чарли Чаплин, Циолковский и Федерико Феллини. Чудаком был Иисус Христос, посчитавший, что людям можно дать учение, которое сделает людей лучше, готовый пожертвовать своей жизнью для утверждения этого учения. Чудаком был Джордано Бруно, утверждавший, что мир вечен и существуют бесконечные миры, что Христос совершал мнимые чудеса, что возмездия за грехи не существует, что монахи позорят мир, говоривший о бесконечности Вселенной, о том, что звёзды — это далёкие солнца, о существовании планет в пределах Солнечной системы, о том, что во Вселенной существует бесчисленное количество тел, подобных нашему Солнцу, не отрёкшийся от своих слов и также принявший мученическую смерть — сожжение на костре. Разница только в том, что надежды Иисуса не сбылись — люди не стали лучше с его учением, никаким он Спасителем не оказался, а вот Джордано Бруно во всём оказался прав.
К разговору о чудаках в нашем рассказе мы ещё, пожалуй, вынуждены будем вернуться, а теперь оставляем нашего героя там, куда его забросил какой–то нелепый случай, стечение каких–то необъяснимых обстоятельств, нечистая ли сила, или какие–то неизвестные «экспериментаторы».
8. Похоже, он здесь из будущего не один
Покурить захотелось. Но тут уж Артём стал соизмеряться с тем, что он же в прошлом находится, ещё в допетровском времени, когда про курево на Руси ещё и не знали. Если он, попавши сюда, русскому народу эту отраву откроет — это какую же он подлость совершит — на пять с лишним веков курить раньше начнут. Это как в рассказе «И грянул гром» у Рэя Бредбери — попали с помощью Машины времени на миллионы лет назад, раздавили там бабочку, вернулись, а будущее, вернее, их настоящее, уже другое, последствия от гибели всего лишь одной бабочки за миллионы лет многое в их мире изменили. Нет, пусть уж лучше за Петром I этот приоритет останется, а у меня совесть чиста будет.
Бросить курить не раз собирался, вернее, не раз даже пытался бросить, да каждый раз силы воли не хватало. Вот теперь как раз тот случай, когда это не только для себя, но и для других сделать надо. Всё, курить больше не буду! Приняв такое решение, Артём прямо–таки зауважал сам себя. Хотя курить, конечно, так хочется, что, как говорится, уши пухнут. Не было бы здесь мужиков — закурил бы, даже этим бы своим самоуважением пожертвовал. Но, нет, буду теперь–то уж точно терпеть!
А вот что интересно — мужики, увидавши его, и начав с ним общение, как–то не очень–то удивление выказали. Ведь даже по одежде я, по ихним–то меркам, должен довольно–таки необычно выглядеть. Правда, не в форме милицейской, по гражданке, но для них одежда–то всё равно непривычная — кроссовки, джинсы, рубашка клетчатая, «баская», ветровка из плащёвки. Удивлённо, конечно, смотрят, но не сказать, чтобы совсем уж ошарашены моим здесь появлением.
И тут, как бы в ответ на эти его мысли, Гордей говорит:
— А ты, Артём, не первый ведь, что в нашей деревне в последние дни вот так–то, каким–то чудом объявляется.
— ?!!.. А ещё–то кто?
— Два дня назад, позавчера пришёл к нам в деревню поп. У нас–то ни церкви, ни попа своих нет. Говорит как и ты, почти то же самое. Как и ты же — из Рязани, и тоже не понимает как здесь оказался, и год какой теперь. Тоже вроде как в беспамятстве был, всё ещё в себя толком прийти не может.
— И где он теперь?
— А как раз вот у Фоки и проживает. Антоном его кличут. А ты можешь у меня остановиться, потеснимся малость. По хозяйству мне что поможешь, пара рук в эту пору, да и всегда — не лишняя. Руки–то из того ли места растут откуда надо?
— Кое–что умею, что не умею — научимся. А мы сейчас куда?
— В деревню. Снопы надо по хозяйским дворам развезти.
9. В деревне
Лесок, оказывается, совсем небольшой. Минут через десять из него вышли, а в какой–нибудь сотне шагов уже деревня начинается. Расположена вдоль речки, к ней от деревни небольшой склон. Деревня в одну улицу, в одностороннюю — дома только на той стороне улицы стоят, которая ближе к речке. Напротив домов, на другой стороне улицы — рубленые строения, без окон. Видимо, амбары для зерна, может, ещё что там хранится. Выше амбаров — поля до самого леса, что вдали виден. Это другой лес, не тот, из которого сейчас вышли, видно, что в основном, хвойный, большей частью — еловый, частокол остроугольных верхушек. На полях зерновые выращивают — рожь, овёс. Дома не очень высокие, крыши дощатые, окна небольшие, затянуты чем–то полупрозрачным — бычий пузырь. Крыши двускатные — один скат на улицу, другой во двор. Дома выглядят немаленькими, но, видимо, в другой, большей половине, под тем скатом, что во двор, помещение для скота — корова, лошадка, овцы, поросёнок, куры. Пониже — загороженный загон, там куры гуляют, поросёнок в углу загона какую–то грязь сумел найти, лежит, доволен, здесь же на зиму будет заготовлена пара стогов сена. Сразу от этих подсобных площадей начинаются делянки для посадки овощей, и до самой реки. Что тогда из овощей растили? Томатов и картофеля точно не было — их завезли из Америки, в России начали выращивать с XVIII века. Сейчас же растят, видимо, бобы, горох, репу, редьку, капусту, огурцы, свёклу, морковь, тыкву, чеснок, лук должен уже по этому веку быть. Там же, внизу, вдоль речки какие–то небольшие, рубленые строения. Должно быть, бани, ставят их специально ближе к реке, чтобы воду далеко не носить, прямо из речки и набирают, зимой — из проруби.
Подъехали к первому двору. Недалеко от амбара ещё небольшое рубленное сооружение — овин. За ним ещё виднеется строение, побольше — гумно.
— Вот и моё хозяйство, — Гордей натянул вожжи, остановил повозку. Немного ослабил верёвку, которой обвязан воз, выбрал снопы, сделанные на поле его работницами, отмеченные своим способом их вязки, и предусмотрительно погруженные на повозку последними. Поскидал их на землю. — Ты, Фока, проедь по деревне, выгрузи всем снопы, а потом вернёшься, я повозку поставлю и лошадь в стойло заведу.
Чувствовалось, что Гордей побойчее Фоки будет, несколько над ним верховодит. Но и видно также, что приятели. Фока повёл лошадку с повозкой дальше. Следующий двор оказался его — они с Гордеем к тому же ещё и соседи. Повозка остановилась возле амбара. У каждого из амбаров, стоящих вдоль улицы, концы нижних брёвен, торцами к улице обращённых, оставлены несколько длиннее прочих — верхних и тех, что в стороны смотрят. На эти торчащие нижние концы положена толстая длинная доска, и получается отличная скамейка–лавочка вдоль всей лицевой стороны амбара. И так напротив каждого дома. Артём подумал, что молодёжь любит, наверное, здесь свои вечерние посиделки устраивать, а днём сюда старики могут выйти — косточки на солнышке погреть.
10. Встреча двух «пришельцев»
Повозка остановилась около амбара, с лавочки встал человек подошёл к Фоке. Тот так же, как и Гордей, сгрузил свои снопы ближе к овину, что–то сказал человеку с лавочки, и повозка поехала по улице дальше. Человек был в поповской чёрной рясе. Вот он ведь и есть, значит, отец Антон. На вид ему было около 30-ти, может чуть старше. Возраст Иисуса, невольно улыбнулся про себя Артём. Видимо, Фока сказал ему, что ещё один «пришелец» из Рязани объявился, так как Антон посмотрел в сторону соседского амбара, увидел Артёма и побежал в эту сторону. Артём тоже поспешил навстречу.
