Жан Грегор - Безголовые
Теперь вместо того, чтобы ждать у прилавка, Конс сразу входил на склад. Он подзывал какого-нибудь рабочего, вдвоем они забирались на погрузчик и под шум мотора отправлялись блуждать по лабиринтам ангара. То, что человек в костюме едет на погрузчике по складу и работает вместе с человеком в комбинезоне, могло бы сойти за воспитательный акт, если бы такое произошло однажды, однако в данном случае все было по-другому. Конс появлялся на складе весьма регулярно и все по одной простой причине — тем самым он выигрывал большое количество времени: во-первых, он мог проследить за тем, чтобы заказ собрали в нужный срок, а во-вторых, проявленный интерес к работе кладовщиков подталкивал тех быстрее производить сборку. Неприятные неожиданности больше не подстерегали Конса.
Поначалу кладовщики, похоже, не были ему особенно признательны за новое к ним отношение. Но для этого им требовалось время, ибо на складе все было лишь вопросом времени. Если бы Конс хоть сто раз правильно ввел в компьютер коды для рабочих, раз пятнадцать проехался бы на погрузчике или три-четыре раза помог донести тяжелые заказы, мнение кладовщиков о нем вряд ли изменилось бы. С этой задачей могло справиться только постоянное повторение всего выше перечисленного.
Самое удивительное, наверно, состояло в том, что резкого отторжения не произошло. Хотя, учитывая репутацию Конса на складе, кладовщики запросто могли бы подумать: «Да он, небось, доносчик. Хочет на нас настучать…» Но почему-то к этим спонтанным заходам Конса на склад рабочие относились спокойно, словно к совершенно рядовым событиям: просто один из тех, кто работает через дорогу, удостаивает склад своим посещением, чтобы посмотреть, как здесь идут дела. Кладовщикам было нечего скрывать, напротив, им даже хотелось, чтобы все поняли, какая тяжелая у них работа, какое сильное напряжение приходится им выдерживать за прилавком, когда служащий, занимающийся перевозками (который «еще немного и опоздает на встречу»), бросает на них полные упреков взгляды.
Когда Конс ездил с кем-либо из рабочих на погрузчике по складу, время от времени останавливаясь и выясняя, какой поддон нужно переместить, чтобы достать деталь, которую они ищут, с этим рабочим у него устанавливались особые тесные отношения, и тот менял свое мнение о Консе, расходясь таким образом с поспешным, резким суждением о молодом служащем своих товарищей. То, как порой Конс изгибался, словно акробат, чтобы достать упавший болт, не опасаясь измазать пиджак, почти касаясь замасленной поверхности машины, оставалось в памяти кладовщика в качестве безусловного доказательства некой солидарности с ним его спутника. Между тем двое мужчин на погрузчике почти всегда молчали, лишь изредка кто-то из них говорил «вперед» или же «о’кей», указывая тем самым на окончание определенного этапа работы. Конс не был особенно сердечен с кладовщиком, он ограничивался тем, что всегда находился возле него, указывал, куда ехать, и следил за его движениями во время работы — точными, более уверенными и более четкими, чем обычно, из-за присутствия постороннего человека.
Сосредоточившись на том, чтобы как можно лучше делать свою работу и из имеющихся средств извлекать максимальную выгоду, Конс, казалось, забыл о личностной, полной внутренних переживаний, стороне своего присутствия на складе. И как раз благодаря тому, что молодой служащий перестал заботиться о своем соответствии некоему ранее придуманному образу, природа взяла свое, и естественность наконец победила недоверие рабочих.
Последним неприступным бастионом оставался Стюп. Кладовщика вполне устраивало то, что он ведет изнурительную войну, и не с кем-нибудь, а с Консом, этим представителем власти в компании. Поэтому в течение длительного времени Стюп всячески провоцировал Конса. Он вел себя крайне вызывающе, передразнивал молодого служащего, одаривал его притворно почтительными улыбками. Но поведение Конса сильно изменилось. Он больше не испытывал страха перед Стюпом, а скорее даже забавлялся, слушая его. Ну а в том, чтобы в разговоре со Стюпом сохранять олимпийское спокойствие и оставаться нечувствительным к его наскокам, понимая, что он просто-напросто строптивый мальчишка, сорванец, в глубине души совсем не злой, и состояло испытание, с которым большинство торговых служащих справиться не смогло. Если Сальми, например, всегда возвращалась со склада взвинченной, обвиняя Стюпа и еще нескольких задиристых рабочих в том, что они решили ее вконец извести, Конс, в свою очередь, наслаждался характером своих отношений с этими же самыми людьми. Он и теперь, конечно, поддакивал своим коллегам, когда те начинали перемывать косточки кладовщикам, но делал это скорее по привычке или из чувства социального превосходства служащих над рабочими.
Через год у Конса потихоньку все вошло в норму. С коллегами у него установились замечательные отношения, а Валаки, заведующий отделом, ни разу не сделал ему замечания по поводу его работы. Лишь изредка на правах старшего он давал ему советы, но сам при этом смотрел в окно куда-то вдаль. И только теперь — найдя общий язык со всеми сослуживцами — Конс осознал, как он прекрасно устроился и какая это редкость — не злобный и не «вездесущий» начальник. Кроме того, Конс стал чаще общаться с Бобе, с которым его объединяло определенное сходство характеров (например, они оба испытывали сильную неприязнь к Сальми: в разговоре у этой молодой особы то и дело проскальзывало достаточно сомнительное чувство собственного превосходства). Да и с Равье, молодым служащим со слегка гнусавым голосом и небольшой бородкой, которую тот никогда не сбривал, было весьма приятно иногда выпить кофе, поскольку малый он оказался простодушный и забавный.
Дни на работе теперь проходили довольно однообразно, однако для душевного состояния Конса это было совсем неплохо. И мало-помалу он начал думать, что иерархическая структура компании, организация труда и даже, если посмотреть немного с другой стороны, расположение зданий, постановка задач и непоследовательность системы сбыта товаров — все это навсегда останется неизменным.
5— Бедоша уволили…
— Что?!
— Это не шутка, — уверила Конса Меретт. — Он мне сам об этом сказал…
— Как это, уволили? — молодой человек не верил своим ушам.
— Обыкновенно… Взяли и уволили… Он должен забирать свои манатки, так как через неделю у нас будет новый начальник…
— И что Бедош говорит?
— А что он может сказать? Сейчас он в своем кабинете…
Конс и Меретт внимательно смотрели друг на друга, застыв посереди коридора. В обычное время этот продолжительный обмен взглядами не имел бы никакого смысла, но сейчас каждый старался найти в глазах другого ответ на главный вопрос: что будет с ними дальше. Конс испытывал смешанные чувства, прежде всего, он был удивлен неожиданностью принятых мер; кроме того, если Бедоша смогли вот так вот внезапно уволить, то положение всех работников компании сразу оказывалось весьма шатким. Не успели подчиненные Бедоша и глазом моргнуть, как он потерял свое место, так что теперь и их могли уволить в любой момент. Стало очевидным, что в компании незаменимых людей нет и закон рынка гораздо выше человеческой гордости, а в силу этого закона можно легко вышвыривать людей с работы, без зазрения совести избавляться от них, заменяя другими. Впрочем, несмотря на испытанное потрясение, Конс не мог удержаться от некоторого чувства удовлетворения. Бедош никогда не был ему особенно неприятен, но казалось, что его уход явился логичным следствием того, о чем не раз предупреждал его молодой служащий. И когда Конс услышал от Меретт новость об увольнении Бедоша, сперва у него мелькнула мысль, что поскольку Бедош был начальником Ондино, который в свою очередь был начальником кладовщиков, это увольнение явилось справедливым наказанием для человека, не сумевшего вынести бремя возложенной на него ответственности и не справившегося с ролью начальника отдела. Хороший начальник потребовал бы от Ондино, чтобы тот тоже был хорошим начальником, чтобы и он заставлял подчиненных неукоснительно следовать всем инструкциям. Хороший начальник сумел бы найти для своих людей такие деньги, которые возродили бы в них интерес к своей деятельности и побудили бы к более активной работе… Впрочем, прошла пара минут, и Конс, продолжая молча вглядываться в посерьезневшее лицо Меретт, понял, что чувство мстительной радости покидает его, а на смену приходит удивление — жестокостью и загадочностью увольнения Бедоша. Получил ли тот письмо, извещающее об увольнении? Если да, то насколько жестко к нему в нем обращались? Возможно, хватило одной фразы? Бедош, бывший не последним человеком в компании, уходит в никуда или же его понижают, и он снова станет обычным служащим, чьи возможности просто сильно переоценили и которому доверили не ту работу?
