Ань Хоанг - Взрыв
Женщина остановила жернова, подняла фартук и, не торопясь, вытерла пот с лица, чтобы хоть как-то скрыть свое волнение. Лицо ее побледнело. Потом она подозвала мальчика поближе и села вместе с ним на скамейку.
— Ну… ну, успокойся… А кто тебе это сказал?
— Вы от меня скрывали, но я сам все узнал. Сегодня об этом пишут газеты, и фото отца есть. Там говорится, что схвачен один вьетконговец.[2]
— А может, он просто похож на твоего отца? Фамилия-то названа?
— Нгуен Ван Вуй.
— Вот видишь, отца же зовут Нам Лау…
— Не обманывайте меня, тетя. Вот газета. Разве я не знаю своего отца? Вот родинка справа, большая, как горошина, а глаза? Да что там говорить…
Тетушка Шау поняла, что теперь Туану известно все. Стараясь не волноваться, она спросила:
— Что здесь написано?
— Что мой отец опасный вьетконговец.
— Опасный вьетконговец… — повторила задумчиво тетя Шау. — А ты понимаешь, что значит «Вьетконг»?[3]
— Конечно. Раньше я об этом уже спрашивал у отца и у мамы. Вьетконговцы — это патриоты, которые борются против американцев и Дьема.
Тетя кивнула головой, а потом сказала:
— Ступай в дом. Никому об этом ни слова. Вечером никуда не ходи. Я расскажу тебе, чем занимался твой отец.
В этот вечер тетушка Шау, укачав младших ребятишек Вьета, Нама и Тханга (Хоа и Конг сами ложились спать), села за починку их одежды и начала свой рассказ.
После ареста мамы отец Туана продолжал подпольную работу. Помимо создания подпольных ячеек из рабочих различных предприятий, он руководил работой среди жителей Нового квартала и особенно среди переселенцев-католиков. Когда полиция напала на след подпольщиков, мать Туана была арестована. В их старом доме в то время находилась явочная квартира городского отделения Национального Фронта Освобождения. Каждый день к ним приходили какие-то лица, которые спрашивали маму. Они оставляли ей, как портнихе, заказы, потом мама прятала этих «заказчиков» на чердаке, а сама садилась за швейную машину.
Туан хорошо помнил лестницу, которая стояла у них дома. Мама обманывала его, говоря, что это никому не нужная старая вещь. Правда, одно время отец действительно работал маляром и ему нужна была складная лестница. Кроме нее, в доме то там, то здесь стояли банки из-под краски с воткнутыми в них кистями. Однажды под вечер Туан, вернувшись, застал какую-то незнакомую женщину, которая в эту минуту спускалась с чердака по этой самой лестнице. А через час нагрянули полицейские и перевернули весь дом. Они пересмотрели все бумаги, тетради, учинили обыск даже в спальне. Были перерыты все чемоданы, шкафы…
Потом такие неожиданные обыски в их доме участились. Мама научила Туана, если вновь появятся эти собаки, отвечать им коротко: «Я еще маленький, только учусь. Не знаю. Спросите об этом у моей мамы…»
Туан понял, что мама была подпольщицей. А за отцом он пока ничего не замечал, потому что отец всегда был где-то занят и очень редко бывал дома.
В тот раз, когда мама проводила незнакомку через калитку, Туан дождался ее во дворе и спросил:
«Так ты прятала подпольщицу, да?»
«Тише! Что ты кричишь?»
«Они ее не схватят?»
«Не болтай! А тебе ее жалко?»
«Жалко…»
«Почему?»
«Потому, что она, как и ты… против американцев и Дьема».
Мама улыбнулась и погладила его по щеке:
«Ты умница, сынок! А ты знаешь, почему эта женщина против американцев и Дьема?»
«Знаю, мама».
«Ну скажи!»
«Американцы — грабители. Дьем — продажная шкура, он слушает американцев. А они с помощью Дьема, хотят сорвать мирное объединение страны, убивают наш народ, патриотов…»
«Кто тебя научил?»
«Папа! А в школе учителя бубнят, что нужно „быть признательным президенту Нго“. Надоело их слушать!»
«И ты спорил с учителями?»
«Нет, папа говорит, что главное — знать, что к чему, а пререкаться нельзя. Ведь так можно себя выдать!»
Мама рассмеялась:
«Молодец, сынок! Пусть они там говорят себе что вздумается. Ну ладно, иди садись за арифметику. А если кто придет и будет спрашивать, отвечай, что ничего не знаешь…»
И вот теперь, слушая рассказ тетушки Шау о подпольной работе отца, Туан как наяву представлял себе все события, произошедшие в их старом доме.
Он не плакал, а только молча кусал губы. Ему стало до боли жаль своих родителей. Три года прошло после ареста мамы, но никаких вестей от нее до сих пор нет. А может, ее уже и нет в живых. Теперь они схватили отца. У полиции было много улик против него. Наверно, эти собаки сильно били его перед тем, как вынести свой приговор. Туан вздрогнул, представив, как по лицу отца сбегают струйки крови на его блузу.
Тетушка Шау закончила свой рассказ. Пятеро детей спали вповалку на дощатом настиле. Туан потянулся, откинувшись на спинку старого плетеного стула. Он больше ни о чем не думал и рассеянно посмотрел в сторону переулка.
Ночь была темная и мрачная. Ветер тихо шелестел в сухих листьях кокосовой пальмы. Тетушка Шау сочувственно посмотрела на мальчика:
— Ты уже взрослый и понимаешь, что делали для своей родины твои родители. Будь храбрым, сынок… таким же, как и они…
Тетушка Шау впервые назвала его «сынок». От этого у Туана будто что-то перевернулось в сердце, истосковавшемся по материнской ласке. Он только еще крепче сжал губы, стараясь не расплакаться. Но слезы помимо воли побежали по его щекам…
* * *Прошло время. Отец Туана совершил побег из тюрьмы и ушел в освобожденные районы. Вечером Шау остановил свое такси у кафе, где работал Туан, и сообщил ему эту радостную весть.
Туан был счастлив. Глаза его так и сияли, он стал что-то громко и весело насвистывать.
— Эй! — Услышав его громкий свист, из-за двери выглянул удивленный дядюшка Лай, хозяин этого жалкого кафе. — Что с тобой? Прекрати свист немедленно!
2
Тхань, держа под мышкой свой старый ящик со множеством отделений, набитых сигаретами, уже подошел к двери, но обернулся и еще раз сказал сестренке Хоа:
— Когда вернется Туан, пусть идет к кинотеатру «Казино», запомнила?
Хоа только что закончила стирку. Отряхивая руки от мыльной пены, она сказала:
— Запомнила! Все учишь!
Тхань погрозил ей кулаком:
— А забудешь и испортишь нам дело — смотри у меня! — И, чтобы проверить ее, снова спросил: — Повтори! Куда должен пойти Туан?
— Забыла.
— Хватит шутить. Так где мы с ним встречаемся?
Хоа, притворяясь, что не расслышала, взялась за штопку. Брат начал сердиться:
— Слышишь, что я говорю?
Хоа вздернула вверх подбородок, так что ее коротенькая косичка упала за спину, и рассмеялась:
— Да слышу же! Ишь какой злюка! Вот возьму и ничего не скажу Туану, тогда будешь знать!
Тхань по опыту знал, как справиться с сестренкой. Лицо его стало серьезным.
— Брось баловаться, отвечай! — И, подражая голосу отца, когда тот беседовал с жителями поселка, Тхань серьезно произнес: — Речь идет об очень важном деле!
Теперь Хоа уже не улыбалась. Испугавшись, она медленно, по слогам повторила:
— У… кино… театра… «Казино», верно?
— Правильно, молодец!
Тхань вышел из дому. Сегодня вечером действительно у них важное дело, а не просто прогулка. Уже более шести месяцев Тхань по поручению своего отца выходил на связь с вышестоящей подпольной организацией. Первое поручение ему было дано вскоре после ареста отца Туана. Что такое «вышестоящая организация», где она находится, Тхань не представлял. В его задачу входило являться на условленное место, передавать письма, получать документы. Место встреч постоянно менялось. Один раз — у кинотеатра, в другой раз — в магазине. Иногда на стадионе или на выставке…
Тхань даже растерялся, когда отец дал ему поручение. Дело в том, что еще раньше он вступил в подпольный пионерский отряд Борьбы за освобождение имени Ле Ван Тáма. И скрывал это и от отца и от матери. С начала 1962 года он между работой то продавца газет, то чистильщика обуви распространял листовки Национального Фронта Освобождения. Часто ему приходилось взбираться на высокие деревья и вывешивать знамена прямо в городе. В умении лазить по деревьям он уступал, пожалуй, только шимпанзе. Все эти дела — и листовки, и знамена, и дежурства, и многое другое — поручались в отряде ему, и все это он выполнял успешно. А когда Тхань начал работать связным у отца, то заниматься делами в пионерском отряде ему стало намного труднее. И не потому, что он ленился или не старался, а просто времени стало в обрез. Об одном Тхань всегда вспоминал с удовольствием: о том, что втянул в работу отряда своего ближайшего друга Туана.
Говоря точнее, ему не представляло особого труда это сделать. Мама ведь тоже говорила, что Туан — настоящий сын своего отца и что все беды, которые обрушились на его голову в связи с арестом родителей, только подтолкнули его к решению самому участвовать в подпольной работе.
