Александр Сапсай - Семейная реликвия. Месть нерукотворная
— Понимаешь, моя дорогая, — продолжал Олег, сам заводясь от своих слов, как многие известные ораторы — популисты или лидеры партий, привыкшие общаться с большой аудиторией слушателей и пытающиеся к тому же произвести на людей одновременно сильное впечатление и оказать соответствующее влияние. Но, в отличие от такой категории людей, Олега больше всего заводило отсутствие понимания, казалось бы, самых простых и общеизвестных тезисов и фактов. Что касается большой аудитории, то, в отличие от жены, он терпеть не мог чтения лекций или выступлений с трибуны. К тому же Олег органически не переваривал театральных эффектов, жестов и присущей актерам манеры пускать людям пыль в глаза. Считал, что в жизни все актеры, но только худшие из них попадают на сцену.
— Ты и сама не хуже меня знаешь, — допив свой утренний сок, дальше разглагольствовал он, — что сейчас весь криминалитет страны, который, как раньше говорили, в Отечественную войну сдал Одессу и оккупировал Ташкент, не только за деньгами устремился в Москву, но и во власть решил рвануть изо всех сил. А это ни для кого хорошо не кончится. Для них, помянешь меня, тем более. Перестреляют всех, кто на эту дорогу встал и встанет. Пострадают и правые и виноватые, и добрые и злые, и молодые и старые. Все, уверен, пострадают от этой необъявленной гражданской войны за власть и деньги. Еще как уверен. Так всегда было и так будет. И не только в нашей стране, объявившей себя частью цивилизованного мирового и европейского пространства, но и везде. Вспомни историю. Сталина, которого в последнее время люди неспроста стали так часто поминать незлым, тихим словом. Когда после войны у людей на руках море оружия скопилось, разные там «черные кошки» развелись, работать за четыре года многие фронтовики отучились вовсе, а другие, молодыми на передовую ушедшие, вообще, кроме как в атаку ходить, ничего и не умели, да и не могли уметь… Что он сделал тогда, а? Как поступил с бесчисленными ворами в законе? Не знаешь? А неплохо было бы знать, особенно тебе — историку, профессору, завкафедрой. Ведь, надо прямо сказать, обстановочка в стране в тот замечательный период была не чета нашей сегодняшней…
Олег бы продолжал философствовать на эту тему и дальше, но Ольга, почти не слушавшая мужа и думавшая все время исключительно о своих проблемах, оборвала его на полуслове.
— Да нет же, подожди ты! Я же не просто так говорю, не понимаешь, что ль? Уверена, что это Спас. Вспомнишь мою правоту. Мне поактивней нужно было отстаивать свою позицию, понимаешь? Надавить на его психику, в конце концов.
Нейролингвистические приемы, которым меня Люська Тулепбаева долго учила, применить, что ли? Но не слушать просто так бредни этого человека. Не идти у него на поводу. А я-то, дура, боялась палку перегнуть. А все, видишь, как вышло. А теперь уж и его нет, да и спросить уже совсем некого. Но это точно Спас. Мы на верном пути, Олег. И раз он дал о себе знать, должен совсем скоро объявиться, — как бы убеждая самое себя, монотонным, но твердым голосом, глядя куда-то далеко в одну точку, проговорила Ольга.
— А он все о душе мне говорил, — продолжила она, немного подумав. — Твердил, что искупит так грех свой многолетний. Что именно ему выпала миссия вернуть на место священную реликвию. И что именно на меня как помощницу указал ему перст божий. А я-то уши развесила, прониклась его болтовней о том, что, вернув нам Спаса, он душу свою спасет и очистит от всякой скверны. Вот что молол, негодяй. Бога не боялся. Но чувствовал, мерзавец, что недолго ему осталось ходить по земле. Это ведь у него я была, Олег, позавчера, когда ты меня заждался. У Деда в офисе на Рублевке. С ним, проходимцем, встречалась, — покаянно посмотрев на мужа, выговорила, покраснев, Ольга.
Олег уже вставал из-за стола, дожевывая последний кусок бутерброда с сыром, когда до него дошел смысл сказанного женой, связавший мигом в его голове новый факт со вчерашним происшествием, о котором вещал диктор.
— Я тебя предупреждал, Ольга. Я тебе говорил. Я ведь тебя просил не делать глупости.
И ты же мне слово, в конце концов, дала. Обещала, не посоветовавшись со мной, не предпринимать собственных шагов по поиску. Дочерью клялась, что забудешь навсегда эти семейные бредни. Ты понимаешь, куда ты идешь и куда ты влезла? Догадываешься, что этот Спас и нам бед немало принесет. А то, глядишь, и того хуже, вслед за бандитом Вогезом вереницей пойдем на тот свет. Все может быть. Ты что, так и не понимаешь, что ли? Кажешься умной женщиной, доктор наук, профессор, а совсем бестолковая. Как правильно говорит твоя мать: «умная голова, да дуре досталась». Это по твоему адресу точно сказано.
— Ты что, не соображаешь, что ли, как далеко зашла? — не унимался Олег, распаляя себя все больше и больше. — Сама, одна с этим бандитом Вогезом встречалась, с отпетым негодяем, убийцей. Мало, что ли, мы про него с тобой за время своих поисков узнали? Захотелось нервы пощекотать себе и всем нам, так, да? Ты бы о семье вспомнила. О себе я уж не говорю. Того и гляди, этот Спас нас всех до ручки доведет. Все вереницей загремим, может, даже следом за Вогезом-бандитом. Может такое быть? Конечно, может. Сама знаешь, что может. Теперь еще, упаси Господь, в милицию начнут таскать. Хорошо, если пронесет. А если не пронесет? Ты представляешь, что может быть? — все больше распалялся Олег.
В другой обстановке Ольга, конечно, ему возразила бы. Но сейчас в ответ мужу сказать было нечего.
— А кто тебе все это организовал? Кто посоветовал пойти на такой шаг? Молчишь? Тогда я скажу сам, хочешь? Я давно догадался. Это твой младший брат? Так? Геннадий, да?
Ольга сжала губы и промолчала, тем подтвердив догадку мужа. Он продолжил свой малоприятный для нее монолог.
— Геннадий, значит, посоветовал и организовал. Иного не могло и быть! — зло и громко не проговорил даже, а прокричал он. — От него ничего другого ждать было нельзя. Он еще и не такое тебе насоветует, вспомнишь меня. Я вовсе, Ольга, не удивлюсь, например, если выяснится, что он вместе с этим бандюганом Вогезом и в кафе был, где того расстреляли. Ну да черт с ним, с твоим братом. Он уже давно и надежно застрял по уши в этом дерьме. Но ты-то, дорогая моя, куда смотришь? Ты же доктор наук, профессор, академик, завкафедрой такого великолепного вуза… И этот вор в законе… Представить себе страшно. Подумай своей головкой, если станет известно о твоих контактах, что скажут, например, в твоем же институте. Твоя любимая Людка, и та начнет говорить всем и каждому о том, что она обо всем этом думает. А друзья? Знакомые? Все наверняка в ужас придут. За редким, конечно, исключением. Вот так, дорогая моя! А ты что думала — будут восторгаться, что ли? А если бы, представь себе, этот ворюга тебе встречу в том самом кафе назначил? Сказал бы, допустим, что что-нибудь новенькое поведает о Спасе? Или еще какую-нибудь историю расскажет почище этой? Ты бы и туда побежала, что ли? И где бы ты сейчас была, моя дорогая? Ты подумала? Нет же? Так о чем ты тогда думала? О чем? Скажи, может, и я пойму.
Олег то переходил на крик, то начинал спокойно размышлять.
— Понимаешь? Само по себе сегодняшнее известие, конечно, кошмарней не придумаешь. А твоя встреча с этим головорезом — и того хуже. Но будем надеяться на лучшее. Для этого тоже есть достаточно обнадеживающие факты. Во-первых, все профессионалы из милиции давно подались в бизнес. Осталась одна лимита, которая, как в анекдоте, умеет только отнимать и делить. Во-вторых, будем думать, что и дружков своих Вогез предупредить не успел, а может быть, и не хотел предупреждать. Мало ли причин у него для этого было. Все зависит от того, насколько серьезными данными об иконе он располагал. Так что будем ждать и надеяться на лучшее.
Уйдя в кабинет одеваться на работу, Олег еще раз буквально заорал оттуда как резаный:
— Ольга! Христом Богом тебя прошу, прекрати эти бессмысленные поиски, остановись, живи своей жизнью и жизнью своей семьи. Хватит, навоевались. Достаточно. Ничем хорошим, еще раз предупреждаю тебя, все это не кончится. Опомнись, наконец. Это сигнал не Спас подает, это тебе сигнал остановиться, оглянуться. А может, и Спас включил тебе красный свет светофора.
Олег плавно перешел с крика на свой обычный, спокойный тон, одновременно одеваясь, застегивая рубашку и повязывая галстук. Одевался он быстро и решительно. Не прошло и десяти минут, когда, чмокнув жену в щечку и еще раз взяв с нее слово ничего не предпринимать самостоятельно, то есть не посоветовавшись с ним, Олег с помощью длиннющей металлической ложки быстро сунул ноги в стоявшие давно наготове у порога начищенные до блеска черные мокасины. А буквально спустя несколько секунд он, спокойно закрыв за собой дверь, ушел на работу.
«Не случайно мне приснился сегодня Хван, — подумала Ольга. — Ох, не случайно, Максим Петрович, собственной персоной ты явился ночью, как дьявол, из небытия. Не случайно. Что-то еще произойдет. На все сто процентов…»
