Чарльз Буковски - Хеб с ветчиной
— Вкуснятина, — прошептала тетя.
— Анна, мы пойдем. Генри бесится.
Тетя обняла мою мать и сказала:
— Все было так мило. Словно в сказке. Вы должны подождать, пока девочки вернутся. Подождите, и вы увидите, что с ними будет, когда они увидят эти подарки!
Мать погладила тетю по спине. Когда объятия закончились, тетя сказала:
— Джон не плохой человек.
— Я знаю, — ответила мать. — До свидания, Анна.
— До свидания, Катарина. До свидания. Генри.
Мать повернулась и пошла к двери. Я не отставал. Мы вышли во двор и сели в машину. Отец запустил двигатель.
Когда мы отъезжали, на веранде появилась тетя Анна. Мать обернулась. Отец не оборачивался. Я тоже.
5
Я начинал испытывать отвращение к своему отцу. Его все и всегда злило. Где бы мы ни появлялись, он непременно находил причину, чтобы вступить с кем-нибудь в спор. Но в большинстве случаев люди не обращали на эти выпады никакого внимания; они просто стояли и таращились на него, как на идиота, — это еще пуще раздражало его. Изредка, когда мы заходили куда-нибудь перекусить, он обязательно бранил каждое блюдо и иногда отказывался платить.
— Да ваши взбитые сливки уже мухи засрали! Что это за поганое заведение?
— Прошу прощения, сэр, вы можете не платить, но вам лучше уйти.
— Хорошо, я уйду! Но я вернусь! Я вернусь и сожгу вашу помойку! Однажды мы были в магазине. Я с матерью стоял в стороне, пока отец орал на служащего. К нам подошел кассир и спросил:
— Кто этот ужасный мужчина? Каждый раз, когда он появляется здесь, разгорается скандал.
— Это мой муж, — ответила мать.
Еще я помню другой случай. Отец работал молочником. Рано поутру он развозил молоко. Однажды он разбудил меня еще до рассвета:
— Вставай, я хочу тебе кое-что показать.
Я вышел за ним из дома — в пижаме и домашних тапочках. На улице было еще совсем темно, светила луна. Мы подошли к его повозке. Лошадь стояла очень тихо, будто спала.
— Смотри, — сказал отец и вынул из кармана кусочек сахара.
Он положил его себе на ладонь и протянул лошади. Она лениво подхватила лакомство большущими губами и съела.
— Теперь ты попробуй, — сказал отец и вложил следующий кусочек мне в руку.
Лошадь была огромная.
— Подойди поближе! Протяни ей руку!
Я боялся, что лошадь вместе с сахаром проглотит и мою руку. Ее морда потянулась ко мне. Я увидел большущие ноздри, здоровенные губы, которые раздвинулись, обнажив гигантские зубы, высунулся огромный язык, и в то же мгновение кусок сахара исчез.
— Молодец. Попробуй еще…
Я попробовал снова. Лошадь слизнула сахар и замотала головой.
— А сейчас ступай в дом, пока она не нагадила на тебя. Мне не разрешали играть с другими детьми.
— Они плохие, — говорил мне отец. — Их родители голодранцы.
— Да, — соглашалась мать.
Мои родители очень хотели разбогатеть, и они воображали себя богатыми.
Впервые со своими сверстниками я познакомился в детском саду. Мне они казались очень странными — много смеялись, разговаривали и выглядели вполне счастливыми. Они не нравились мне. Я всегда чувствовал себя так, будто меня вот-вот начнет тошнить, рвать, и воздух вокруг казался подозрительно тихим и белым. Мы рисовали акварелью, засаживали грядки семенами редиски и спустя несколько недель ели салат со свежими плодами. Мне нравилась женщина, которая занималась с нами, нравилась больше, чем собственные родители.
И еще меня мучила одна проблема — я не мог ходить в туалет. Я хотел писать, хотел какать, но стыдился, что другие узнают об этом, и из последних сил сдерживал все в себе. Это было ужасно. Воздух становился белее, меня тошнило, к горлу подступала рвота, говно рвалось наружу, мучительно хотелось писать, но я ничего не говорил. И когда кто-нибудь из детей возвращался из туалета, я думал: «Грязная свинья, я знаю, чем ты там занимался…»
Маленькие девочки в коротеньких платьицах с длинными волосами и пушистыми ресницами были прекрасны, но я знал, что и они вытворяют в туалете эти мерзкие вещи, хотя и претворяются, будто ходят мыть руки.
Детский сад был залит белым воздухом…
В начальной школе все пошло по-другому. Разновозрастные дети — с первого по шестой класс — старшим по двенадцать лет. Но все мы — выходцы из бедных районов. Я начал ходить в туалет, но только по-маленькому. Как-то выходя из туалета, я увидел, как маленький мальчик пьет из фонтанчика. Сзади к нему подошел парень постарше и ткнул лицом в фонтан. Когда малыш поднял голову, передние зубы были у него сломаны, изо рта вытекала кровь. Кровью был залит весь фонтан.
— Кому-нибудь скажешь, — пригрозил верзила, — и я тебя совсем прибью.
Малыш достал свой носовой платок и приложил ко рту. Я вернулся в класс. Учительница рассказывала нам о Джордже Вашингтоне и страданиях американской армии в Вэлли Фордж. Она носила великолепный парик и частенько шлепала нас своей указкой по рукам, когда ей казалось, что мы проявляем непослушание. Я уже не думал, ходит ли она в туалет, и что она там делает, я просто ненавидел ее.
Каждый день после занятий старшие ребята устраивали поединки. Происходили они на заднем дворе, где никто из учителей не мог их увидеть. Драки никогда не были равными: один боец всегда был больше и сильнее другого. Он отоваривал противника здоровенными кулаками, загнав его в угол двора. Меньший пытался сопротивляться, но это было бесполезно. Вскоре лицо его покрывалось кровью, капли которой скатывались на рубашку. Он сносил побои бессловесно, не моля о пощаде и не выпрашивая про1цения. В конце концов верзила отступался, и это означало, что поединок окончен. Зрители шли домой с победителем. Я тоже спешил домой, в одиночестве, из последних сил сдерживая говно, которое пронес с собой через все занятия и поединок. Но когда я добирался до дома, нужда в опорожнении отступала. Меня это очень беспокоило.
6
В школе у меня не было друзей, а я и не искал их. Одному мне было лучше. Я садился на скамейку и наблюдал, как другие играют. Все дети и их затеи казались мне глупыми. Но однажды, во время обеда, ко мне подошел незнакомый парень — косоглазый, косолапый и в бриджах. Он мне не понравился — слишком дурацкий вид. Но тот подошел и сел рядом.
— Привет. Я — Дэвид.
Я промолчал.
Он открыл свою сумку.
— У меня есть бутерброд с арахисовым маслом, — сказал Дэвид. — А у тебя что?
— Бутерброд с арахисовым маслом.
— А у меня еще есть банан и картофельные чипсы. Хочешь чипсы?
Что ж, я взял щепотку. У него их было много — соленые, хрустящие, солнечный свет проходил сквозь хрупкие картофельные лепестки. Объедение.
— Можно еще немного?
— Конечно.
Я захватил щепоть побольше. На его бутерброде поверх масла был еще слой желе. Желе стекало с бутерброда и капало ему на руки, но Дэвид, казалось, не замечал этого.
— А ты где живешь?
— Вирджиния Роуд.
— А я на Пикфорд. Мы можем вместе ходить домой. Бери еще чипсы. Как зовут твою учительницу?
— Миссис Колумбина.
— А мою миссис Рид. Я подожду тебя после занятий, и мы пойдем домой вместе.
Зачем он надевал эти дурацкие бриджи? Чего ему от меня было нужно? Он, правда, не нравился мне. Вот только… его чипсы. И я взял еще щепотку.
В тот день, после занятий, он нашел меня и увязался за мной.
— Ты не сказал мне своего имени, — начал он.
— Генри, — ответил я и замолчал.
Так мы шли, пока я не заметил, что нас преследует шайка старшеклассников.
Сначала они держались за полквартала позади нас, затем сократили разрыв до нескольких ярдов.
— Что им надо? — спросил я Дэвида.
Он не отвечал и продолжал идти.
— Эй, ты, бриджист-говночист! — заорали сзади. — Твоя мамаша снимает с тебя бриджи, когда ты идешь срать?
— Косолапый! Ху-ху, косолапый!
— Косоглазый! Тебе конец!
Они догнали и окружили нас.
— Это твой друг? Он целует тебя в жопу?
Один из налетчиков схватил Дэвида за воротник и швырнул на газон. Дэвид поднялся. Тогда другой подкрался сзади и присел, первый толкнул Дэвида в грудь, и тот полетел кувырком. Не успел мой новый знакомый подняться, как его оседлал третий и ткнул лицом в траву. Дэвид снова поднялся. С момента нападения странный парень не произнес ни звука, но слезы катились из его глаз. Самый крупный подошел к нему и сказал:
— Мы не хотим, чтобы ты учился в нашей школе, говнюк. Проваливай, урод!
И резко ударил под дых. Дэвид согнулся пополам. Следующим был удар коленом в лицо. Дэвид упал. Из носа потекла кровь.
Теперь они стали окружать меня.
— Очередь за тобой!
Они окружали, а я пытался увернуться. Некоторым почти удавалось оказаться позади меня, но я выкручивался. Я был переполнен говном, и мне предстояла битва. Ужасно, но я был спокоен. Я не понимал мотива их агрессии. Они окружали, я ускользал. Окружали, ускользал и т. д. Они орали что-то мне, но я ничего не слышал — я ускользал. В конце концов они отстали от меня и удалились. Дэвид поджидал меня. Мы пошли дальше.
