Чарльз Буковски - Хеб с ветчиной
— Если бы таких, как он, было большинство, эту страну уже давно завоевали бы китаезы, а нас всех превратили бы в прачек…
— Просто Джон не имел шанса, — продолжала мать. — Он слишком рано ушел из дома. Ты-то, по крайней мере, закончил школу.
— Колледж, — поправил отец.
— Где? — удивилась мать.
— В университете Индианы.
— Джон говорил, что ты закончил только школу.
— Это Джон закончил только школу. Поэтому он и подстригает траву.
— А дядю Джона я тоже увижу? — спросил я.
— Сначала посмотрим, удастся ли нам отыскать твоего дядю Джона, — ответил отец.
— А китаезы, правда, хотят завоевать нашу страну? — задал я второй вопрос.
— Эти желтые черти уже несколько веков ждут удобного момента. Единственное, что их удерживает — это драка с япошками.
— А кто лучше дерется, китаезы или япошки?
— Япошки. Но китаезов больше, вот в чем проблема. Когда ты убиваешь одного, он раскалывается пополам и получается два живых китаезы.
— А почему у них желтая кожа?
— Потому что вместо воды они пьют свои ссаки.
— Папочка, не говори мальчику такие вещи!
— Тогда скажи ему, чтобы не задавал столько вопросов.
Мы ехали дальше сквозь теплый лос-анджелесский день. На матери было одно из ее выходных платьев и фантастическая шляпка. Когда она надевала такой наряд, то всегда старалась сидеть очень прямо и сильно вытягивала шею.
— Хорошо бы мы имели чуть больше денег, тогда мы бы могли помочь Джону и его семье, — сказала мать.
— Я не виноват, что они не имеют даже ночного горшка, — отозвался отец.
— Папочка, Джон, как и ты, был на войне. Неужели он ничего не заслужил?
— Он даже звания не заслужил. А я вернулся старшим сержантом.
— Генри, но не могут же все твои братья быть такими, как ты.
— Они вообще никем не могут быть, черт бы их побрал! Все, что они могут, — это разбазаривать свою жизнь!
Мы проехали еще немного и остановились. Семья дяди Джона обитала в доме с маленьким двориком. По разбитому тротуару мы прошли к веранде, изрядно заросшей полынью, и отец вдавил кнопку звонка. Звонок не работал. Отец забарабанил в дверь,
— Открывайте! Полиция! — заорал он.
— Папочка, прекрати! — одернула его мать.
Спустя довольно продолжительное время послышались шаги, дверь сначала чуть приоткрылась и только потом распахнулась полностью. Мы увидели тетю Анну. Она была очень худая, щеки ввалились, под глазами мешки, темные и морщинистые.
— О, Генри… Катарина… входите, пожалуйста…
Голос ее был тоже слабый и тонкий.
Мы прошли за ней в дом. Скудная обстановка: кухонный уголок — стол и четыре стула; и две кровати. Мои родители расположились на стульях. Возле раковины копошились две девочки — Бэтси и Катерина (имена их я узнал позже), по очереди они соскребали арахисовое масло со стенок пустой банки.
— Мы только что отобедали, — сказала тетя Анна. Девочки держали по кусочку сухого хлеба с редкими пятнами арахисового масла и продолжали заглядывать в банку, в надежде выудить еще маслица большим кухонным ножом.
— Где Джон? — спросил отец.
Тетя Анна устало опустилась на стул. Она выглядела немощной. Платье на ней было грязное, волосы не прибраны. От нее веяло крайней изможденностью и глубокой печалью.
— Мы ждем его. Давно не видели.
— Куда он пропал?
— Не знаю. Просто сел на мотоцикл и уехал.
— Все, на что он способен, — это мотаться по округе на своем мотоцикле, — заявил отец.
— Это Генри-младший? — попыталась сменить тему тетя.
— Да.
— Уж очень он у вас смирный.
— Нас это устраивает.
— В тихом омуте черти водятся.
— Не тот случай. Все, на что он способен, — это прятаться под столом.
Девочки вышли на веранду и принялись есть свои ломтики хлеба, испачканные арахисовым маслом. С нами они не разговаривали. Мне мои двоюродные сестры казались настоящими красавицами. Худенькими, как и их мать, но при этом прекрасными.
— Ну, как ты, Анна? — спросила мать.
— Все нормально.
— Анна, ты неважно выглядишь. По-моему, вы голодаете.
— А почему ваш мальчик не садится? — засуетилась тетя. — Садись, Генри.
— Ему нравится стоять, — вмешался мой отец. — Это закаляет его. Он готовится к битве с косоглазыми.
— Тебе не нравятся китайцы? — обратилась ко мне тетя Анна.
— Нет, — ответил я.
— Ну, все-таки, Анна, — опять заговорил отец, — как жизнь?
— Да, если честно, ужасно… Хозяин требует ренту. Он так озлобился, что я просто боюсь его. Не представляю, что делать дальше.
— Я слышал, полиция разыскивает Джона? — продолжал допрос мой родитель.
— Да, ничего серьезного.
— А все-таки?
— Он сделал несколько фальшивых десятицентовиков.
— Что? Господи, Бог ты мой! Это что за выходка?
— Джон действительно не хотел делать ничего плохого.
— Да он вообще ничего не хочет делать.
— Делал бы, если мог.
— Конечно, кабы лягушке крылья, чего ради ей жопу мозолить — по болоту скакать!
Последовало молчание. Я повернулся и посмотрел наружу. Девочек на веранде не было.
— Давай, Генри, садись, — снова предложила тетя Анна. Я продолжал стоять, но поблагодарил:
— Спасибо, мне и так хорошо.
— Анна, — сказала мать, — я думаю, Джон скоро вернется.
— Кобель возвращается, когда соки кончаются, — вставил отец.
— Джон любит своих детей… — начала тетя Анна и не закончила.
— Я слышал, легавые имеют еще кое-что на Джона, — невозмутимо продолжал отец.
— Что?
— Изнасилование.
— Изнасилование?
— Да, Анна, изнасилование. Недавно он, как всегда, носился на своем мотоцикле. И его тормознула молодая девчонка, она пробиралась куда-то автостоном. Он посадил ее назад и поехал, но по дороге приметил пустой гараж. Завез ее туда, закрыл дверь и изнасиловал.
— Да откуда ты это взял?
— Откуда взял? Легавые приходили ко мне и все рассказали. Расспрашивали, где он был в тот день.
— Ты сказал?
— Зачем? Чтобы его загребли в тюрьму и он освободился от всякой ответственности за вас? Он только об этом и мечтает.
— Нет, это совсем не так.
— Ну, значит, я покрываю насильника…
— Иногда мужчина не может сдержать себя.
— Что?
— Я говорю, что после родов и такой жизни, всех этих забот и волнений… Я уже не выгляжу такой привлекательной. А он увидел молодую девочку, красивее меня… Она села на его мотоцикл, ну, знаешь, как это бывает: она обняла его, прижалась…
— Что? — твердил отец. — А если бы тебя изнасиловали, тебе бы это понравилось?
— Я думаю, нет.
— Ну, так я уверен, что той девчонке тоже было мало удовольствия.
С улицы влетела муха и стала кружить над столом. Мы все переключили внимание на нее.
— Она ошиблась адресом, — сказал отец. — Здесь нечем поживиться.
Чувствуя безнаказанность, муха наглела все больше и больше. Она кружила между нами, отчаянно жужжа. Чем ближе — тем громче.
— Ты собираешься сообщить полиции, что Джон скоро может вернуться домой? — спросила тетя Анна.
— Нет, и пусть он не надеется, что я предоставлю ему возможность прохлаждаться на казенных харчах, — ответил отец.
И тут моя мать резко взмахнула рукой. Одно быстрое движение, и ее рука со сжатым кулаком уже снова лежала на столе.
— Я поймала ее, — сказала она.
— Кого? — спросил отец.
— Муху.
Мама сидела и улыбалась.
— Не может быть, — отмахнулся отец.
— Ну, посмотри, где ты видишь муху? Ее нет.
— Она улетела.
— Нет, она у меня в кулаке.
— Слишком ловко для человека.
— Тем не менее она здесь, в кулаке.
— Вранье.
— Не веришь?
— Нет.
— Тогда открой рот.
— Пожалуйста, — сказал отец и распахнул пасть.
Мама накрыла ее рукой. Отец схватился за горло и вскочил:
— Тьфу!
Муха вылетела изо рта и снова принялась кружить над столом.
— Ну, хватит, — сказал отец. — Едем домой!
Он вышел на веранду, спустился во двор и сел в «форд». Отец сидел в своей машине с хмурой физиономией — злой и опасный.
— Мы привезли для вас несколько баночек с продуктами, — сказала мать тете Анне. — Извини, что не можем дать тебе денег, но Генри боится, что Джон пропьет их или истратит на бензин. Не много, но все же: суп, гуляш, горошек…
— Ой, Катарина, спасибо! Спасибо вам обоим…
Мать направилась к выходу, и я последовал за ней. Два пакета с продуктами были в машине. Отец сидел в кабине — суровый и безучастный. Он все еще сердился.
Мать отдала мне пакет поменьше, сама взяла большой. Мы вернулись в дом и положили подарки на стол. Подошла тетя Анна, запустила руку в большой пакет и вытянула одну баночку. Это был маринованный горошек. Этикетку украшали зеленые россыпи гороха.
