Густав Хэсфорд - Старики
После «представления» отправляемся хавать. Командиры отделений зачитывают молитву (для этого на столах на специальных подставках стоят карточки). Звучит команда: «СЕСТЬ!»
Мы намазываем масло на куски хлеба, потом посыпаем масло сахаром. Таскаем из столовой бутерброды, невзирая на опасность огрести за непредусмотренную уставом хавку. Нам насрать, мы просолились. И теперь, когда сержант Герхайм со своими младшими инструкторами начинает вытрясать из нас душу, мы лишь сообщаем им, как нам это нравится и просим добавки. Когда сержант Герхайм командует: «О'кей, дамочки, выполнить пятьдесят выпрыгиваний. А потом из стороны в сторону поскачем. Много-много раз», мы только смеемся и выполняем.
Инструктора с гордостью замечают, что мы начинаем выходить из-под их контроля. Морской пехоте нужны не роботы. Морской пехоте нужны убийцы. Морская пехота хочет создать людей, которых не уничтожить, людей, не ведающих страха. Это гражданские могут выбирать: сдаваться или отбиваться. Инструктора не дают рекрутам такой возможности. Солдаты морской пехоты должны давать отпор врагу -иначе им не выжить. Именно так. Халявы не будет.
До выпуска осталось всего несколько дней, и просолившиеся рекруты взвода 30-92 готовы слопать собственные кишки и попросить добавки. Стоит командующему корпуса морской пехоты сказать лишь слово – и мы возьмем вьетконговских партизан[15] и закаленных в боях солдат северовьетнамской армии за их тощие шеи и посшибаем с них их гребаные головы.
Солнечный воскресный день. Мы разложили свои зеленые одежки на длинном бетонном столе и оттираем ее от грязи.
Уже в сотый раз сообщаю Ковбою, что хочу свою сосиску запихнуть в его сестренку, и спрашиваю, что бы он хотел взамен.
И в сотый раз Ковбой отвечает: «А что дашь?»
Сержант Герхайм расхаживает вокруг стола. Он старается не прихрамывать. Он критикует нашу технику обращения с щетками для стирки, которые стоят на вооружении морской пехоты.
Нам на него насрать, мы слишком уже просолились.
– Военно-морской крест я получил на Иводзиме. – говорит сержант Герхайм. – Мне его дали за то, что я учил салаг, как надо кровью истекать. Из солдат морской пехоты кровь должна стекать в небольшие аккуратные лужицы, ибо морские пехотинцы отличаются высокой дисциплинированностью. Это всякие там гражданские и вояки из низших видов вооруженных сил все вокруг кровью забрызгивают – как в кровати ночью обоссываются.
Мы его не слушаем. Мы друг с другом треплемся. Постирочный день – единственное время, когда нам разрешается поболтать.
Филипс – чернокожий балабол, шестерка сержанта Герхайма – рассказывает всем про сто тысяч целок, которые он успел переломать.
Произношу вслух: «Леонард разговаривает со своей винтовкой».
С десяток рекрутов поднимают головы. Не знают, что сказать. У некоторых – кислые лица. Другие глядят со страхом. А некоторые смотрят раздосадовано и зло, как будто я на их глазах калеку убогого ударил.
Собираюсь с силами и говорю еще раз: «Леонард разговаривает со своей винтовкой». Все замерли. Все молчат. «По-моему, Леонард спекся. По-моему, это уже восьмой параграф».
Теперь уже все, кто вокруг стола, ждут продолжения. Как-то смешались все. Глаза будто не могут оторваться от чего-то там, вдалеке – будто пытаются вспомнить дурной сон.
Рядовой Барнард кивает.
– Мне это не раз уже снилось. Моя ... винтовка со мной говорила.
И, после паузы: «А я ей отвечал...»
– Именно так. – говорит Филипс. – Ага. И голос у нее такой страшный и холодный. Я думал, у меня башню нахрен сорвало. Моя винтовка говорила -
Здоровенный кулак сержанта Герхайма вбивает следующее слово Филипса ему в глотку так, что оно вылетает у него из задницы. Филипс падает на палубу и больше не поднимается. Лежит на спине. Губы у него расплющены. Он стонет.
Взвод замирает.
Сержант Герхайм упирается кулаками в бока. Его глаза поблескивают из-под полей «Медвежонка Смоуки» как два дула охотничьего дробовика.
– Рядовой Пайл – это восьмой параграф. Все слышали? Рядовой Пайл разговаривает с винтовкой? – значит, у него крыша капитально нахрен съехала. Приказываю отставить всю эту болтовню, гниды. И не позволяйте рядовому Джокеру играться с вашим воображением. Больше ни слова об этом слышать не хочу. Всем понятно? Ни слова.
Ночь над Пэррис-Айленд. Мы стоим в строю, и сержант Герхайм отдает свой последний на сегодня приказ: «Приготовиться к отбою... ОТБОЙ!» И вот мы уже лежим на спине в нижнем белье, по стойке «смирно», оружие прижато к груди.
Читаем молитвы:
Я – рекрут Корпуса морской пехоты Соединенных Штатов Америки. Я служу в вооруженных силах, которые охраняют мою страну и мой образ жизни. Я готов отдать мою жизнь, защищая их, да поможет мне бог... ГАНГ ХО! ГАНГ ХО! ГАНГ ХО!
Затем – Символ Веры стрелка морской пехоты, который сочинил генерал-майор Корпуса морской пехоты У. Х. Рупертэс:
Это моя винтовка. Много таких, как она, но именно эта – моя. Моя винтовка – мой лучший друг. Она жизнь моя. И она в моих руках, как и жизнь моя.
Без меня нет пользы от винтовки моей. Я должен метко стрелять из моей винтовки. Я должен стрелять точнее, чем враг мой, который хочет убить меня. Я должен застрелить его, прежде чем он застрелит меня.
Клянусь.
Леонард открывает рот – впервые за последние недели. Его голос гремит все громче и громче. Головы начинают поворачиваться к нему. Тела уже не лежат по стойке «смирно». Голос взвода затихает. Леонард вот-вот лопнет. Слова вырываются из легких, как из глубокой жуткой ямы.
В эту ночь дежурит сержант Герхайм. Он подходит к шконке Леонарда и останавливается, уперев кулаки в бока.
Леонард не замечает сержанта Герхайма. Вены на шее Леонарда вздулись, он продолжает реветь как бык:
МОЯ ВИНТОВКА – ЭТО ЧЕЛОВЕК, КАК И Я – ЧЕЛОВЕК, ИБО ЭТО ЖИЗНЬ МОЯ. И ПОТОМУ Я ПОЗНАЮ ЕЕ КАК БРАТА СВОЕГО. Я ПОЗНАЮ ВСЕ ЕЕ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ, ЕЕ ПРИЦЕЛ, ЕЕ СТВОЛ.
КЛЯНУСЬ ХРАНИТЬ МОЮ ВИНТОВКУ В ЧИСТОТЕ И ГОТОВНОСТИ, КАК И Я ДОЛЖЕН БЫТЬ ЧИСТ И ГОТОВ. МЫ СТАНЕМ С НЕЮ ЕДИНЫ.
МЫ КЛЯНЕМСЯ...
ПЕРЕД ЛИЦОМ ГОСПОДА КЛЯНУСЬ Я В ВЕРЕ СВОЕЙ. МОЯ ВИНТОВКА И Я САМ – ПОВЕЛИТЕЛИ ВРАГА НАШЕГО. МЫ -СПАСИТЕЛИ ЖИЗНИ МОЕЙ.
ДА БУДЕТ ТАК, ПОКА НЕ ПОБЕДИТ АМЕРИКА И НЕ ОСТАНЕТСЯ ВРАГА, И ТОЛЬКО МИР ПРЕБУДЕТ!
АМИНЬ.
Сержант Герхайм отвешивает пинок по шконке Леонарда.
– Эй – ты – рядовой Пайл...
– А? Что? ЕСТЬ, СЭР! – Леонард замирает на шконке лежа по стойке «смирно». – АЙ-АЙ, СЭР!
– Как зовут эту винтовку, гнида?
– СЭР, ВИНТОВКУ РЯДОВОГО ЗОВУТ ШАРЛИН, СЭР!
– Вольно, гнида. – ухмыляется сержант Герхайм. – А ты уже совсем классный рекрут, рядовой Пайл. Из всех рядовых в моем стаде у тебя мотивации больше всех. Глядишь, я даже разрешу тебе послужить стрелком в возлюбленном мною Корпусе. Я-то думал, ты из говнюков, но из тебя выйдет добрый хряк.
– АЙ-АЙ, СЭР!
Я бросаю взгляд на винтовку на своей шконке. Это прекрасный прибор, ее линии так грациозны, а сама она – надежна и совершенна. Моя винтовка вычищена, смазана и работает безотказно. Это отличный инструмент. Я трогаю винтовку рукой.
Сержант Герхайм проходит вдоль всего отсека.
– РЯДОВОЙ ПАЙЛ МОЖЕТ ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ БЫДЛО МНОГОМУ НАУЧИТЬ. Он доведен до кондиции. Вы все доведены до кондиции. Завтра вы превратитесь в морских пехотинцев. ПРИГОТОВИТЬСЯ... СПАТЬ!
Выпуск. Тысяча свежеиспеченных морских пехотинцев стоят навытяжку на парадной палубе, подтянутые и загорелые, в безукоризненных хаки, начищенные винтовки прижаты к груди.
Во взводе 30-92 звание отличного курсанта получает Леонард. Он награждается комплектом парадного обмундирования и получает разрешение промаршировать в этой расписной форме при выпускном прохождении взводов. Генерал – начальник Пэррис-Айленда – пожимает Леонарду руку и одаривает его своим «Благодарю за службу». Начальник нашего выпуска прицепляет ему на грудь знак «СТРЕЛОК ВЫСШЕГО РАЗРЯДА», а командир нашей роты объявляет Леонарду благодарность за лучший результат по стрельбе во всем учебном батальоне.
Как особое поощрение, по представлению сержанта Герхайма я получаю звание рядового первого класса. После того как начальник выпуска и мне прицепляет «СТРЕЛКА ВЫСШЕГО РАЗРЯДА», сержант Герхайм вручает два красно-зеленых шеврона и объясняет, что это его собственные нашивки с тех времен, когда он сам еще был рядовым первого класса.
Во время парадного прохождения я иду правым направляющим, подтянут и горд. Ковбой получает значок «СТРЕЛОК ВЫСШЕГО РАЗРЯДА» и право нести взводный штандарт.
Генерал – начальник Пэррис-Айленда – говорит в микрофон:
– Узрели вы свет? Свет истины? Свет великого светила? Путеводный свет? Прозрели ли вы?
И мы аплодируем и орем в ответ, исполненные беспредельного восторга.
Начальник запевает. Мы подхватываем:
Хей, морпех, ты не слыхал?Хей, морпех...Эл-Би-Джей приказ отдал.Хей, морпех...К маме с папой не придешь.Хей, морпех...Во Вьетнаме ты помрешь.Хей, морпех... йе!
После выпускного церемониала мы получаем предписания. Ковбой, Леонард, рядовой Барнард, Филипс и большинство прочих морпехов из взвода 30-92 направляются в УПП – Учебный пехотный полк, где из них будут делать хряков, пехотинцев.
