Фатерлянд - Мураками Рю
Контроль над стадионом был полным. Зрители сидели в своих креслах, словно манекены. От террористов больше не поступало никаких сообщений или указаний. Странно, но все оставались спокойными, что произвело на Ямаду сильное впечатление: это ж какой непонятной силой нужно обладать, чтобы заставить тридцать тысяч человек сидеть в абсолютной тишине. Особенно приятно было смотреть на фанатов в идиотских костюмах, которые теперь были тише воды ниже травы. В «гостинке» Исихары тоже все утихли — Татено кивал; сатанисты лучезарно улыбались, словно хор мальчиков, собирающихся запеть песню; на глазах Такегучи и Тоёхары сверкали слезы радости; Феликс сжимал и разжимал кулаки; на щеках Мацуямы показались ямочки; а Окубо откинулся на спину и возвел очи горе, словно благодаря Бога за нежданную милость. Хино из корпуса «Н» сделал вид, будто держит на плече РПГ, и беспрестанно повторял: «Пшш! Пшш!» — имитируя запуск реактивной гранаты. Синохара со сверкающими, как у его лягушек, глазами, похлопывал Татено по спине. Все испытывали глубочайшее удовлетворение при виде огромной толпы, беспрекословно подчинившейся жалкой горстке людей; всем доставляло удовольствие видеть, как трепещут те, кто раньше относились к ним, словно к грязи и отбросам.
Поскольку больше ничего не происходило, вещание вновь переключилось на студию. К ведущему присоединились военный аналитик и университетский профессор — специалист по Северной Корее, которые немедленно начали рассуждать о намерениях террористов. Профессор выразил сомнение в том, что объявившие себя борцами с режимом Ким Чен Ира «повстанцы» на самом деле являются таковыми, поскольку влияние партийного руководства распространяется на всю структуру северокорейской армии. Взаимная подозрительность, пояснил он, является нормой, и если предположить, что время от времени в этом организме и могли бы появляться крошечные очаги крамолы, то шансы на выживание и развитие таких очагов все равно бы стремились к нулю.
Ведущий спросил, как корейцам удалось проникнуть в Японию.
— Нам много раз докладывали о подозрительных судах, — вступил в разговор военный аналитик, — и мы полагали, что ни один из северокорейских военных кораблей не проскочит мимо нас. Но вести наблюдение вдоль всей морской границы оказалось непосильной задачей для нашей береговой авиации. — Он указал на висящую на стене карту. — Мы засекали огромное количество рыболовецких судов неподалеку от побережья Кюсю, особенно этой весной. В такой мешанине очень просто затесаться и разведывательному кораблю. Как вам известно, наш бюджет ежегодно сокращается уже несколько лет. У Сил самообороны нет своих спутников для ведения разведки, и мы вынуждены просить данные у американцев. Но ведь все равно не представляется возможным отследить каждое судно, что выходит из северокорейского порта. Большая часть кораблей-шпионов обнаруживается при помощи самолетов «Орион». Как правило, на пятьдесят простых судов приходится два-три разведывательных. Простите за банальность, но это и есть иголка в стоге сена.
Другой канал, помимо основного изображения, держал в углу экрана небольшую квадратную вставку. Канесиро дотянулся до пульта и увеличил картинку. Зрители продолжали сидеть на своих местах, глядя прямо перед собой. Террористов нигде не было видно. Вероятно, те, что засели в комментаторской, приказали остальным рассредоточиться так, чтобы не попадать в объективы камер. Люди были похожи на наказанных детей. Никто не смел подняться с места, никто даже не перешептывался! Какая-то мамаша цыкнула на своего ребенка, который случайно зашуршал кульком с конфетами. Фанаты в своем секторе сидели ссутулившись, ноги вместе, руки на коленях, — в общем, выглядели так, словно их прямо сейчас должны отвести на эшафот.
Журналисты тоже присмирели и замерли как статуи, хотя несколькими минутами ранее отчаянно молотили по клавишам своих ноутбуков, строча репортажи. Было непонятно: то ли террористы приказали им не передавать информацию, то ли просто писать стало не о чем. Игроки обеих команд, их тренеры и судьи находились в раздевалках под трибунами. В принципе, они могли бы покинуть стадион, но, вероятно, выходы из раздевалок уже контролировались боевиками.
На одной из лестниц, поставив рядом свой лоток, сидел продавец напитков. Камера показала крупным планом пустые бумажные стаканчики и цилиндр сифона, из носика которого медленно капало. Лицом к полю на складных стульях сидели охранники, отложив рации. На свободном кресле были горой навалены телефоны и дубинки. Судя по всему, охранники разоружились добровольно — глупо было бы думать, что боевики испугались их убогих средств самообороны.
— Кажется, некоторым надо в туалет, но они не могут пойти, — с надрывом произнес ведущий в студии, словно желая показать всю бессердечность террористов.
Но, если на то пошло, после выстрела из гранатомета, разрушившего стадионное табло, боевики не объявляли никаких приказов, запрещавших ходить в туалет; тем более не было сказано ни слова о разоружении охранников. «Им же просто велели оставаться на своих местах и не делать резких движений…» — недоумевал Ямада. Ведь кто-то из бандитов говорит по-японски. Так почему же никто из сидящих на стадионе не поднял руки и не попросил разрешения сходить в сортир? Что, проще обоссаться, а потом обвинять гнусных террористов в бесчеловечности? Идиотизм!
Ямада подумал, а что бы он сделал, окажись на их месте? Понятное дело, не имело никакого смысла нарываться на пулю, тем более что он меньше всего хотел подобной смерти. Последовать примеру того бородатого чувака было бы великой глупостью, полным кретинизмом. Да, хорошо, но что делать, если терпеть не оставалось бы никакой возможности? Намочить штаны на виду у тридцати тысяч человек, и еще это покажут на всю страну? Нет уж… Наверное, следовало бы махнуть белым платком — общепринятым символом капитуляции — и после решить «туалетный вопрос». Разумеется, Ямада никогда не носил с собой носового платка, но, впрочем, платок можно занять у соседей. Как бы то ни было, он точно предпринял бы что-нибудь, дабы не опозориться. Более того, он наверняка попытался бы найти возможность бежать. Уж точно не сидел бы, словно дзен-буддийский монах, как это делали тридцать тысяч человек на стадионе.
Из всей группы Исихары ни у кого не возникло бы мысли переть прямо на вооруженного боевика и орать ему что-то в рупор; но никто не стал бы послушно сидеть на месте, словно приговоренный. То, что испытывали сейчас зрители на захваченном стадионе, ребят Исихары терпели с самого детства. Для них в этом не было ничего необычного. Они постоянно находились под давлением тех, кто их окружал, и их сурово наказывали за малейшее ослушание. Острый резец страха и боли от осознания своего бессилия оставил неизгладимый след в их душах. Каждый живущий в этом мире — заложник, жертва насилия в той или иной форме, но большинство людей не осознают этого на протяжении всей своей жизни. Именно поэтому тридцать тысяч на стадионе сразу же отдали себя на милость горстке вооруженных людей; оказавшись лицом к лицу с жестокой реальностью, они потерялись и перестали мыслить последовательно. Если ты в здравом уме, то не пойдешь с мегафоном на пистолет, но и не будешь сидеть на заднице, не смея и пальцем шевельнуть.
Теперь камеры показывали окрестности стадиона, где уже начали собираться зеваки. На улице и на парковке образовалась изрядная толпа из постояльцев расположенного рядом отеля, велосипедистов, водителей такси и грузовиков и прочих. Кто-то звонил по телефону, кто-то фотографировался. Народ начал стекаться после того, как по телевизору показали взрыв гранаты и обрушение табло, но, поскольку пока ничего нового не происходило, многие стали испытывать скуку. Ни полиции, ни пожарных на месте еще не объявилось, но люди тем не менее держали дистанцию — к зданию стадиона не приближались.
Стадион и отель располагались на одной линии у берега. С другой стороны стадиона был большой торговый центр, а через автостоянку высилось здание медицинского центра Кюсю. По всей видимости, большинство магазинов в торговом центре были закрыты. По прилегавшим улицам изредка проезжали машины. Корреспондент объявил о том, что на скоростном шоссе Фукусима‑1 и на других магистралях введен режим регулирования движения.
