Озарение - Гурвич Владимир Моисеевич
Дана сидела на краешке кресла в кабинете Гершовича и внимательно наблюдала за реакцией галериста, который рассматривал привезенные ей полотна. Она ждала его оценки, но он не торопился с ней. Гершович то отходил на расстояние от картин, то снова приближался к ним. В какой-то момент его поведение Дану стало немного раздражать. Неужели такому опытному знатоку живописи так сложно определиться со своими впечатлениях.
Наконец Гершович отошел от полотен и сел рядом с Даной. Но это не означало, что он будет сейчас говорить, он все так же сохранял молчание.
— Что скажите, Александр Яковлевич? — не выдержала Дана.
— Скажу, Дана Валерьевна, сейчас скажу. Как долго вы над ними работали?
— Недолго. Но не меньше, чем над другими.
— Наверное, это так и есть. В этих двух работах один и тот же недостаток — не хватает экспрессии. Той, что била ключом, в ваших прежних картинах. А эти вызывают впечатление, что вы немного выдохлись.
Мысленно Дана соглашалась с мнением Гершовича; когда, придя домой от Нефедова, она распаковала картины и стали их рассматривать, то пришла к схожему заключению. Это был явный шаг назад. Дану это не сильно удивило, Нефедов их писал без прежнего вдохновения. Да и откуда ему его черпать? Раньше оно наполнялось сексуальным влечением к ней, теперь же оно потухло. И это сразу же отразилось на качестве живописи.
— Разумеется, я возьму эти картины, — снова услышала она голос Гершовича. — Они совсем не плохие, просто вы можете писать на порядок лучше. Но всегда в творчестве случаются спады и подъемы, оно не может находиться постоянно на одном уровне.
— Это так, — выдавила из себя Дана. — Вы замечательно понимаете состояние художника.
Гершович быстро взглянул на нее и о чем-то задумался.
— Пойдемте со мной, я вам кое-что покажу, — сказал они.
Они прошли в галерею, Дану удивило то, что днем, в рабочий день здесь было довольно многолюдно. Они миновали несколько залов и остановились возле компактно расположенных нескольких картин. Дана узнала их — это были ее полотна. Возле них стояло никак не меньше целой группы из восьми-десяти человек.
— Вот здесь вы висите, — пояснил очевидное Гершович. — Видите, сколько тут собралось людей. Это происходит постоянно, ваша экспозиция в моей галерее одна из самых востребованных. Теперь понимаете… — Он замолчал и красноречиво посмотрел на Дану.
— Теперь понимаю, — ответила она. Действительно, понять было не сложно.
— Посмотрите на первые ваши работы, — они самые лучшие. Другие тоже хороши, но эти… Я в них влюбился с первого взгляда, как школьник в одноклассницу. Я придумал термин для этого направления — мистический сюрреализм.
— Я знаю, Марина мне говорила. Это очень точное название.
— А главное перспективное. Сегодня зрители пресыщены живописью, пусть даже очень качественной, но такой, которая лишь воспроизводит реальность. Даже в сюрреалистическом или авангардном ключе. Эти направления уже исчерпаны, они превратились в обыденность. И любителей живописи они уже не заводят. Нужно что-то другое. Я давно искал нечто необычное, непривычное. И тут появились ваши работы. Едва я их увидел, сразу понял, это то, что мне нужно. А то, что я нашел это совершенно случайно, когда абсолютно не надеялся, сделало эту мою находку еще более ценной. Вот поэтому я в вас так и вцепился, вот поэтому все время надоедаю вам с просьбами новых работ. Вы не в обиде на старика?
— Что вы, как можно, Александр Яковлевич, я вам так признательно за все, что вы для меня делаете.
— Пока сделал самую малость, но очень надеюсь, что сделаю во много раз больше. Но нужна ваша помощь.
— Все, что от меня зависит.
— Картины уровня первых двух. И тогда весь мир у наших ног. — Внезапно Гершович понизил голос и придвинул свой рот к ее уху. — Посмотрите, как смотрят зрители на ваши полотна, они их завораживают. Ничего подобного возле других картин не происходит. Вот потому я и назвал ваше творчество мистическим сюрреализмом.
Дана посмотрела на зрителей. Кажется, он снова прав, подумала она.
— Ну, что еще постоим возле ваших картин или вернемся в кабинет? — предложил он.
— Вернемся, — не раздумывая, ответила Дана. Ей было тяжело находиться в этом месте и смотреть на разглядывающих смотрящих ее, а точнее, не только ее полотна.
59
Даной овладела творческая лихорадка. Эскиз к росписи в церкви обретал зримые черты с невероятной скоростью. Она не задумывалась над тем, насколько то, что ложилось на бумагу, подойдет для той цели, ради которой она была призвана. В данный момент ее это вообще не тревожило, Даной целиком овладело желание выразить то, что волновало тело и душу. Смутно она сознавала, что делает что-то не то, что пошла совсем не в том направлении. Но она не позволяла этим мыслям и чувствам завладеть ею; для этого она отправляла их куда-то на периферию, откуда они уже не могли всерьез влиять на нее.
Она закончила работать поздно вечером, долго рассматривало то, что получилось, и осталось очень довольной. Отец Илларион должен оценить ее эскиз, он просто не сможет этого не сделать. Он же настоящий мужчина, она это почувствовала едва ли не с первой минуты общения с ним. И затем это ощущение только усиливалось. Когда он увидит ее рисунок, тут же все уяснит для себя. И они поладят.
К Дане даже пришла мысль о том, что священник способен оказать на нее воздействие даже сильней, чем Юлий. Она с изумлением поймала себя на том, что после того, как она познакомилась отцом Илларионом, образ любителя автогонок постепенно тускнел в ее воображении. Она реже стала вспоминать его, он уже не вызывал в ней такие сильные приступы желаний, как это было еще совсем недавно. Она даже не уверенна, что если вдруг встретится с ним, то, как себя поведет. Многое зависит от настоятеля церкви, точнее, от того, как сложатся их отношения. А в то, что они возникнут, она почти не сомневалась.
Утомленная напряженным трудом, но довольная полученным результатом, Дана легка в постель. И само собой стала мастурбировать, представляя в качестве партнера отца Иллариона. Вообще-то, это занятие она не особенно почитала и редко занималась им, разве только в те периоды, когда у нее долго никого не было. А так как это случалось крайне редко, то за всю жизнь она всего несколько раз возбуждала сама себя. Разумеется, подростковые годы в расчет не шли, там были совсем иные обстоятельства. А вот с той поры, как она зажила полноценной половой жизнью, почти обходилось без этого.
Но сегодня был особенный случай, хотя в чем он состоял, Дана вряд ли бы сумела убедительно разъяснить. Просто она так чувствовала, ее не покидало ощущение, что она находится возле важного для себя прорыва. И хотела только одного — чтобы он наступил бы как можно скорей.
Дана закричала от охватившего ее наслаждения. Наконец-то случилась долгожданная разрядка. Она ждала наступления ее весь день, ощущала сильное раздражение от того, что не могла ее достигнуть. И вот получилось. Конечно, не совсем тем способом, который она бы предпочла, но не всегда есть то, что желаешь, иногда приходится обходиться каким-нибудь подручными средствами. Ну, ничего, это временно, скоро все изменится. Она это чувствует интуитивно. Она помнит, какими глазами он смотрел на нее, какой могучей сексуальный поток они излучали. Человеку под силу сколько угодно говорить не правду, но его взгляд не обманывает, он выдает его с потрохами. Особенно в том случае, когда он переполнен чувством и желанием. А именно так в церкви он глядел на нее. Она тогда выскочила из храма, как ошпаренная. И всю дорогу до дома была под гипнозом этой сокрушительной силы.
Дана довольно улыбнулась в темноте. Завтра все решится, он увидит ее эскиз — и все мгновенно поймет. Она не знает, произойдет ли это уже прямо в церкви, или в другом месте, но это и не важно. Если надо она подождет какое-то непродолжительный период, она даже готова согласиться с тем, что ему нужно время, чтобы привыкнуть к новой реальности. Не надо забывать, что хотя он в первую очередь мужчина, но во вторую — священник. А значит, у него есть разные обеты и обязательства, возможно, ему нужно договориться со своей совестью, а она по себе знает, что это бывает совсем не просто, иногда она проявляет удивительную несговорчивость. Но они все преодолеют, если понадобится, она ему поможет. В таком деле надо быть деликатной, не лезть напролом, идти шаг за шагом. Хотя она бы предпочла, чтобы все бы совершилось в один присест.
