Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс
– Он так поступил, – задумчиво сказал великан, – потому что у него жена была ужасно амбициозная, тщеславная, и тут такое дело… в общем, ему пришлось…
– Ну ничего себе! Да наш Джоджо читал книжку! – Белого коротко стриженного великана перебил такой же Гулливер, только черный и сидевший на один ряд впереди. Он обернулся назад, так что взгляду Шарлотты предстал лишь черный наголо бритый затылок. – Парень книжку читал!
– Ни черта себе! – подхватил еще один чернокожий гигант с бритой головой, сидевший по соседству с белым. Оба черных великана изо всех сил хлопнули друг друга костяшками сжатых кулаков и торжествующе, словно застукали товарища за чем-то постыдным, воскликнули: – Офигеть можно!
К ним присоединился и третий чернокожий гигант:
– Давай-давай, Джоджо! Задай-ка всем жару! – Теперь все трое обменялись ударами кулаков. – Ну, что это там за Шарль, а? Никак у нас еще один «ученый» завелся?… Обалдеть!
Все трое повернулись к белому великану – Джоджо – и протянули в его сторону сжатые кулаки, всем своим видом приглашая его присоединиться к своей шутке.
Белый гигант протянул было руку, чтобы приставить и свой кулак тоже, но в последний момент передумал. Улыбка, которая начала было расплываться на его физиономии, вдруг превратилась в кривую ухмылку, выражающую скорее недоверие и подозрительность. Он на всякий случай, словно желая уберечь себя от непредвиденных неприятностей, сложил руки на груди – будто спрятал кулаки подальше от посторонних рук, но потом снова заставил себя улыбнуться, давая приятелям понять, что его это все тоже очень забавляет.
– Ну хорошо, джентльмены, – просительным тоном обратился ко всей компании доктор Левин, – попробуем все-таки продолжить наше занятие. Спасибо… Итак, мистер Йоханссен, что вы говорили?
– Я-то? – переспросил мистер Йоханссен. – Что же это я говорил? Ума не приложу… – Он делал вид, что ищет внезапно ускользнувшую мысль. – А, ну да. Так вот, Шарль решился делать эту операцию… потому что жене его бабки были нужны, наверное, барахла какого-нибудь накупить хотела. Ну что, угадал? – Выпалив эту чушь, гигант расплылся в широкой довольной улыбке. Ощущение было такое, что ему доставляет огромное удовольствие выставить себя полным придурком.
На этот раз доктор Левин позволил себе сменить тон, и его слова прозвучали довольно холодно.
– Я так не думаю, мистер Йоханссен. По-моему, в книге ясно написано, что Шарль не стал назначать платы за эту операцию. – Преподаватель отвернулся от мистера Йоханссена и обвел взглядом аудиторию в поисках других поднятых рук.
Шарлотта была в шоке. Было абсолютно ясно, что парень собирался отвечать вполне серьезно и по делу, когда первый раз поднял руку. Да что там – он попал прямо в точку. Именно амбиции Эммы Бовари, страстно желавшей продвинуться вверх по социальной лестнице, были первопричиной этого поступка Шарля. Но парню не хватило пары секунд, чтобы выразить свою мысль. Стоило вмешаться его приятелям, как он с готовностью начал ломать комедию и разыгрывать из себя идиота.
Взгляд Шарлотты скользил по витражным окнам… по аркам, резным панелям, колоннам… Да нет, всё вроде по-прежнему, и Дьюпонтский университет со всей его роскошью и великолепием стоит на своем месте. Но то, что происходило сейчас в этой большой старинной аудитории, разум Шарлотты воспринимать отказывался.
После занятий она задержалась, чтобы попытаться поговорить с доктором Левином. Сделать это оказалось нетрудно. Никто из студентов не собирался донимать преподавателя дополнительными расспросами. Он стал засовывать бумаги в пластиковую папку с карманами. Эта школьная папка добавила еще один штрих к противоречивому облику мальчика-старичка. Все детские атрибуты не делали профессора внешне моложе – скорее наоборот, они подчеркивали то, что выдавало в нем уже далеко не молодого человека. Становились заметнее его сутулые плечи, впалая грудь, а явно не подростковая растительность на руках и ногах еще больше бросалась в глаза.
– Доктор Левин, извините…
– Да?
– Меня зовут Шарлотта Симмонс, я записалась на ваши лекции.
В ответ – сдержанная, суховатая улыбка.
– Я в курсе. Кстати, тут в Дьюпонте не принято, обращаясь к преподавателям, говорить «профессор» или «доктор». Ко всем обращаются просто «мистер» – или, соответственно, «мисс» или «миссис». Обращение «доктор» сохранилось только для докторов медицины.
– Прошу прощения… мистер Левин… я этого не знала.
– Ничего страшного. Впрочем, ничего страшного нет и в сложившейся традиции. Это просто еще одно проявление извращенного снобизма. Смысл в том, что если уж ты преподаешь в Дьюпонте, то, разумеется, имеешь докторскую степень. Так что это вошло в традицию. Впрочем, я вас, кажется, перебил.
– Сэр, я хотела спросить… в общем, мне тут кое-что не совсем понятно. – Голос ее звучал от волнения слабо и хрипло. – Я думала, что мы будем анализировать «Мадам Бовари», и, готовясь к лекции, я прочитала роман в оригинале, но сегодня я обратила внимание, что все остальные читают его по-английски.
Доктор Левин опустил очки со лба на переносицу, придержал их пальцем, чтобы они не соскользнули ниже, и мгновение внимательно смотрел на собеседницу.
– На каком вы курсе, мисс Симмонс?
– На первом.
– А, понятно. Высокий балл на вступительных тестах и право выбора продвинутых курсов.
– Да, сэр.
Тяжелый вздох. Впрочем, в следующую секунду Шарлотте показалось, что это был скорее вздох облегчения. Выражение его лица изменилось, и преподаватель улыбнулся ей усталой, но доверительной улыбкой.
– Милая девушка… Я знаю, что в наше время не принято так обращаться к студенткам – чтобы не оскорбить честь и достоинство женского пола, – но это неважно. Я хотел сказать: зря вы записались на мои лекции. Мой курс не для вас.
Эти слова застали Шарлотту врасплох.
– Но почему?
Мистер Левин поджал губы и даже покусал их. Подумав, он все-таки решился на некоторую откровенность:
– Если говорить абсолютно честно, то у вас слишком высокий уровень. Слишком хорошая базовая подготовка.
– Слишком высокий уровень?
– Видите ли, я разработал этот курс в соответствии с особыми требованиями университетской администрации. Он предназначен в основном для старшекурсников, которые… гм-м-м-м… ну, в общем, у которых проблемы с иностранными языками, с предметами гуманитарного цикла, да и вообще… с обучением как таковым. Но по некоторым причинам мы делаем все возможное, чтобы они набрали нужное количество часов по всем положенным дисциплинам и получили по ним зачеты. Как только вы ответили на мой первый вопрос, я сразу понял, что вы девушка очень умная и к тому же наблюдательная. Я думаю, вам не составило труда догадаться, кто те студенты, которые посещают этот курс.
У Шарлотты просто челюсть отвисла.
– А я так радовалась, что записалась на ваши лекции. Мне так понравилось название курса.
– Что ж… мне остается только извиниться. Я прекрасно вас понимаю. Жаль, что вас никто не предупредил. Если честно, я сам совершенно не в восторге от того, что мне приходится читать этот «спецкурс», но кое-кому это очень нужно. Лично я стараюсь убедить себя в том, что это общественно полезное дело. Общественная нагрузка, так сказать.
Джоджо некуда было торопиться после занятий. Следующая лекция только через час. Он всегда был рад большим перерывам между занятиями, потому что они давали возможность прогуляться по кампусу… и быть замеченным, почувствовать себя знаменитостью, которую узнают и которой выказывают восхищение буквально на каждом углу. Нет, сознательно Джоджо на это не рассчитывал. Скорее это уже стало своего рода зависимостью. Больше всего ему нравилось – а это случалось часто, – когда кто-нибудь из студентов, совершенно незнакомый парень или девчонка, встретившись ему по дороге из одного корпуса в другой, приветствовал звезду баскетбола возгласом: «Давай-давай, Джоджо!», широкой улыбкой и взмахом руки, словно отдавая честь старшему по званию.
Денек выдался что надо. В сентябре такое часто бывает: воздух ясный и сухой, солнечные лучи теплые, но не жаркие, можно гулять сколько хочешь, не опасаясь неприятных последствий даже для такой светлой кожи, как у него. На душе у Джоджо тоже было тепло. Еще бы: Трейшоун, Андре и Кёртис разыграли комедию так… словно он был одним из них. Они даже хотели удариться с ним кулаками. Немножко неудобно, конечно, вышло с преподом, этот мистер Левин малость обалдел от их выходки… но зато эти трое держались с ним на равных.
Фиске-Холл – здание, из которого он только что вышел после лекции по литературе, – стояло по правую сторону Большой площади. Это место со всех сторон обступали старомодные каменные постройки, фасады которых безошибочно опознавались любым человеком как «Дьюпонт», даже тем, кто видел их только на фотографиях. Ну, Дьюпонт – он и есть Дьюпонт. А башня университетской библиотеки и вовсе знаменита на всю страну… Вся лужайка Большой площади была сплошь испещрена сетью тропинок. Сейчас по ним сновали во все стороны студенты, торопившиеся на очередные занятия. Джоджо на миг остановился, прикидывая, куда пойти, чтобы получить побольше восхищенных взглядов и подобострастных приветствий… Он уже видел – или ему казалось, что видел, – как кто-то из студентов толкает локтем своих приятелей, втихаря показывая на него, возвышающегося над толпой в прямом и переносном смысле. Да, это ощущение действительно греет душу… Судя по всему, его значимость в жизни данного конкретного учебного заведения трудно переоценить. Пожалуй, не только сам Джоджо не был бы самим собой без Дьюпонта и его Большой площади, но и сам университет был бы другим без него… Надо же, какой отличный день. Баскетболист глубоко вздохнул, наполняя легкие прекрасным воздухом… Он раскрыл все поры своей кожи навстречу прекрасным солнечным лучам… Ждать оставалось недолго. Вопрос стоял так: не когда, а как скоро кто-нибудь из проходящих студентов отдаст ему честь и выкрикнет слова приветствия: «Давай-давай, Джоджо!»
