Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс
Доктор Левин внимательно оглядел аудиторию через свои бинокулярные очки. Молчание. Судя по всему, этот вопрос поставил всех в тупик, что немало удивило Шарлотту, для которой ответ был очевиден. Но поразило ее другое: доктор Левин зачитывал им фрагменты из классического французского романа по-английски – и это при том, что его курс был обозначен как лекции продвинутого уровня по французской литературе. Благодаря высокому баллу, полученному на выпускном экзамене по французскому языку, Шарлотта могла пропустить курс базового уровня и начать занятия в той группе, где большинство составляли старшекурсники, – и им он читал по-английски.
Шарлотта сидела во втором ряду. Она уже подняла было руку, чтобы ответить на вопрос, но в последний момент застеснялась: как-никак, она здесь новенькая, и к тому же за версту видно, что она первокурсница. Кто знает, не посчитают ли ее выскочкой. Наконец после долгой паузы одна из девушек, сидевшая в том же ряду правее Шарлотты, подняла руку.
– Это, наверное, для того, чтобы читатель ощутил себя одним из одноклассников Шарля? Ну, в том смысле, что учится с ним вместе. Вот здесь говорится, – девушка уткнулась в книгу и стала водить указательным пальцем по странице, – говорится: «Мы сели за парты, и урок начался». Он снова говорит здесь «мы». – Высказав это смелое предположение, студентка с надеждой посмотрела на преподавателя.
– Да, в общем-то это верно и даже относится к тому, о чем я спрашивал, – сказал доктор Левин, – но я хотел бы, чтобы ответ на мой вопрос прозвучал немного иначе.
Шарлотта была просто потрясена. Девушка – ну, та, которая пыталась ответить на вопрос преподавателя, – цитировала один из величайших французских романов в английском переводе – и при этом доктор Левин даже не придавал значения этому факту. Шарлотта быстро поглядела по сторонам и, к своему ужасу, убедилась в том, что ее соседка слева, как и сосед справа, держат перед собой… английские переводы книги. Невероятно! Нет, она, конечно, тоже читала роман в переводе, но это было давно, еще в девятом классе. Ознакомиться с творчеством Флобера ей посоветовала, естественно, мисс Пеннингтон. Узнав, что на ближайшей лекции по французской литературе будет анализ «Мадам Бовари», Шарлотта три дня подряд читала текст в оригинале. В целом язык Флобера показался ей четким, ясным и не слишком трудным для понимания, хотя в нем было использовано немало редких грамматических конструкций, разговорных оборотов, а также слов, обозначающих уже вышедшие из употребления предметы быта и детали одежды. За этими словечками Шарлотте пришлось полазать по словарям. Можно было бы, конечно, не обращать на них внимания, довольствуясь общим пониманием сюжета и персонажей, но она не могла себе этого позволить хотя бы потому, что Флобер, по ее мнению, уделял много значения точным и конкретным деталям, вкладывая в них большой смысл. В общем, за три дня Шарлотта проанализировала едва ли не каждую строчку, разобрала роман на фразы и слова, а потом собрала заново – и чего ради, спрашивается? Оказывается, больше никто, включая преподавателя, по-французски роман не читал. В голове у нее это просто не укладывалось. Да как такое вообще возможно?
Тем временем еще три девушки попытались ответить на вопрос доктора Левина. Каждая при этом тыкала пальцем в небо, и каждый последующий ответ оказывался еще дальше от того, чего ожидал преподаватель. Оборачиваясь, чтобы услышать отвечающих, Шарлотта невольно окидывала взглядом аудиторию. Она заметила одну деталь: несколько молодых ребят, сидевших в задних рядах, показались ей слишком… слишком крупными, что ли, особенно на фоне стандартных стульев с откидными столиками-подлокотниками. У них были крепкие шеи, большие руки, а ноги, казалось, вот-вот разорвут брюки – далеко не самого узкого покроя. Никто из этих парней ни разу не поднял руку и вообще никак не попытался вступить в диалог с преподавателем.
Шарлотта сама не поняла, почему так получилось, но ей вдруг стало стыдно за весь класс, и она решилась поднять руку.
– Да, слушаю? – спросил доктор Левин.
Шарлотта заговорила:
– Я думаю, автор использует этот прием, потому что на самом деле первая глава – это изложение жизненного пути Шарля Бовари до встречи с Эммой, с чего, собственно, и начинается основная сюжетная линия. В общем-то последние две трети первой главы – это довольно сухое изложение биографии героя, но Флобер явно не хотел начинать свой роман таким образом, – тут Шарлотта почувствовала, что первый порыв смелости прошел и она начинает краснеть, – и поэтому он старается привлечь внимание читателя реалистичной, яркой сценой со множеством деталей и подробностей. Это совпадает с основным смыслом главы – показать читателю, что Шарль как был простым деревенским парнем, так и останется им на всю жизнь, пусть даже и сможет стать врачом и чего-то добиться. – Она поглядела в книгу и зачитала показавшуюся ей подходящей цитату: – «Une de ces pauvres choses, enfin, dont la laideur muette a des profondeurs d'expression…», – она оторвалась от книги и посмотрела на доктора Левина, – «…comme le visage d'un imbécile».[8] Таким образом, с самого начала книги Шарль предстает таким, каким мы – то есть другие мальчишки – видим его, а мы видим его так живо и так отчетливо, что на протяжении всего романа у нас в памяти остается образ того Шарля, каким он здесь появляется – безнадежного тупицы, бестолкового дурака.
Доктор Левин внимательно смотрел на Шарлотту и молчал. Ей показалось, что пауза затянулась секунд на десять-пятнадцать, хотя на самом деле времени, конечно, прошло намного меньше.
– Спасибо, – сказал преподаватель. Затем обратился ко всем присутствующим: – Это абсолютно точный ответ. Флобер никогда не навязывает нам своих взглядов, не пытается ничего объяснить, если у него есть возможность показать свою мысль наглядным сюжетным примером. Для того, чтобы проиллюстрировать или продемонстрировать что-либо читателям, ему нужна некая точка зрения, и как правильно отметила, – он повернулся в сторону Шарлотты, но сообразив, что понятия не имеет, как зовут девушку, просто сделал жест в ее направлении и подкорректировал свою фразу: – Как правильно было сказано…
Доктор Левин продолжал рассуждать в том же духе, позволив себе несколько раз в слегка завуалированной форме высказать похвалу ее интеллекту, но Шарлотта сидела с опущенной головой и так больше и не рискнула ни разу посмотреть на преподавателя. Щеки у нее пылали. На девушку вновь накатила волна хорошо знакомого чувства – чувства вины. Все будет как всегда, весь класс, пришедший на эту лекцию, обозлится на нее, выскочку-первокурсницу, затесавшуюся в их компанию и чуть ли не на первом же занятии выставившую всех остальных полными идиотами.
Шарлотта не отрывала глаз от «Мадам Бовари» и старательно делала вид, что усердно записывает что-то в своем блокноте на спиральной пружине. Обсуждение романа шло своим привычным, по всей видимости, чередом: за каждым вопросом преподавателя в аудитории повисала тишина, и лишь после долгой паузы кто-нибудь пытался что-то высказать – на редкость примитивные и коряво сформулированные ответы. Постепенно обсуждение выродилось в простой опрос: доктор Левин спрашивал студентов уже только об основных сюжетных линиях. Отвечали практически одни девушки, хотя они составляли меньшую часть аудитории.
Вот доктор Левин задал очередной вопрос:
– В одиннадцатой главе Шарль, который еще не закончил обучение и не стал хирургом, идет на риск и соглашается сделать радикальную операцию по устранению плоскостопия у конюха по имени Ипполит. Операция проходит неудачно, это ставит крест на репутации Шарля и его дальнейшей карьере хирурга. Этот момент является поворотным в сюжете романа. Ну, может мне кто-нибудь сказать, что движет Шарлем, который прекрасно понимает, что находится далеко не на острие медицинской науки, но все же решает взяться за острый скальпель, – прошу прощения за невольный каламбур? Что заставляет его пойти на столь рискованный шаг?
Снова долгое молчание… Вдруг доктор Левин сказал внезапно удивленным голосом:
– Да! Мистер Йоханссен?
Шарлотта взглянула на преподавателя и увидела, что он показывает куда-то в глубь класса. Унылое лицо его просто сияло. Шарлотта обратила внимание, что впервые за все занятие доктор Левин назвал студента по фамилии. Она обернулась, желая увидеть этого прежде загадочно молчавшего мистера Йоханссена И как раз успела разглядеть, как сидевший в глубине аудитории высокий парень – нет, просто гигант – опускает поднятую руку. Его мощная шея белой колонной поднималась из ворота футболки, едва не разрываемой мускулистым торсом. Прическа у него была… не то чтобы «под горшок», а пожалуй, «под блюдце»: голова почти обрита со всех сторон, и лишь на макушке оставалась круглая шапочка короткого ежика светлых волос.
