Ирина Волчок - Главный приз
— А! — Юлия вздохнула с демонстративным облегчением. — Никогда больше так меня не пугай…
И оглянулась.
В нескольких шагах от нее стоял Виктор и разлохмачивал ладонью пышную шапку своих блестящих, как стеклянные нити, волос орехового цвета. И смотрел тревожно, ожидающе.
Но ведь этого не может быть. Просто не может быть, потому что так не бывает. И как он ее нашел? Да нет, при чем здесь «нашел»?.. Он не мог ее искать… Конечно, он ее не искал. Он здесь случайно. А почему с папой? Сейчас она сойдет с ума, это ясно. Так что даже кстати, что он приехал — все-таки знакомый психиатр… С другой стороны, если бы он не приехал, она бы и не подумала сходить с ума…
— Привет! — с трудом сказала Юлия и попыталась засмеяться. Кажется, это у нее не очень хорошо получилось. — У меня, видимо, галлюцинации. Это как раз по твоей части… Хотя нет, ты же переквалифицировался, как я поняла. Ты теперь почтальоном работаешь, да? Ты зачем приехал?
Виктор стоял, молчал, смотрел на нее ожидающими светлыми глазами, а потом вдруг шагнул вперед и, протягивая к ней руки, тихо ответил:
— За тобой.
И Юлия невольно шагнула к нему, и ее руки потянулись навстречу его рукам совершенно помимо ее воли, и, кажется, ничего она сейчас не чувствовала, кроме удивления: надо же, она не умерла, и не потеряла сознания, и даже на ногах может как-то держаться, и даже слышит его слова… Он приехал за ней… За ней. Ну да. Он приехал, чтобы увезти ее. О господи…
— Как интере-е-есно, — сказала Юлия с интонацией мамы Нины, остановилась на полушаге и опустила руки. — А поподробнее? Если можно… — Она постояла несколько секунд, разглядывая его, дождалась, когда и он опустит руки, повернулась и пошла к дому, на ходу сказав через плечо: — Прошу в дом. Скоро обедать будем.
Она шла на автопилоте, остро чувствуя его взгляд одеревенелой спиной, и последними словами молча крыла себя за то, что напялила эти жуткие обтрепанные шорты, сделанные из обрезанных выше колен старых джинсов, и эту линялую майку, которую носили уж никак не меньше трех поколений интернатских мальчишек… Да еще сто лет не чесанная коса хлещет ее по голым ногам… Шпана. Светлана Алексеевна будет совершенно права, если уволит ее.
— Какие гости! — Мама Нина стояла на веранде с Машкой на руках и, улыбаясь, дальнозорко вглядывалась в две мужские фигуры, маячившие возле машины. — Ты что это отца так встречаешь? У них там ничего не случилось? С кем это он?
— Ничего у них не случилось, — скучным голосом ответила Юлия, поднимаясь на крыльцо и борясь с желанием немедленно бежать переодеваться во что-нибудь приличное. — Папа почтальона привез. С какой-то посылкой.
— Почтальона с посылкой, понятно, — рассеянно повторила мама Нина, еще внимательнее глядя мимо Юлии. Но вдруг торжествующе улыбнулась, перевела взгляд на Юлию и очень тихо, но очень категорично сказала: — Два мальчика и одну девочку.
— Что-о-о? — Юлия задохнулась от возмущения, останавливаясь перед мамой Ниной и сверля ее грозным взглядом. — Ты думаешь, что говоришь?! Ну, мама Нина…
— А что? — быстро перебила мама Нина и невинно похлопала глазами. — Одна-то девочка у тебя уже есть. Так что, я думаю, еще одна — и хватит. А мальчиков надо двух. Не меньше. Это нехорошо, если единственный сын будет среди девок расти.
— Молчи, — сказала Юлия сквозь зубы, впадая в отчаяние. — Молчи, ради бога, я тебя умоляю. И так уже не жизнь, а какая-то оперетка получается…
Она вынула Машку из рук мамы Нины, невольно прижала ее к себе покрепче, вцепилась, как в спасательный круг, и обернулась к подходившим к крыльцу папе и Виктору.
— А-а-ах! — пропела Машка восторженно. — Деда! Я тебя любу.
— А-а-ах! — тем же тоном откликнулся Валентин Владимирович и засмеялся, торопливо поднимаясь по ступеням крыльца и протягивая к Машке руки. — Внучка! И я тебя люблю!
Юлия слегка отступила, не отдавая ребенка, стояла и смотрела на Виктора. И он стоял и смотрел на нее… Нет, не на нее. На Машку. Потом наконец посмотрел на Юлию.
— Цыпленок, да? — В глазах его мелькнуло понимание. — Это ведь та самая хорошая девочка? Маша-младшая, да?
— Да. То есть нет. — Юлия помолчала, вздохнула поглубже и гордо сказала: — Цыпленок — моя Маша. Единственная. Мария Дмитриевна Июль.
— Вот как, — растерянно сказал Виктор, потоптался у крыльца и стал подниматься на веранду. — Я не знал. Ты мне ничего не говорила…
Наверное, ему было неуютно под взглядами трех молчащих людей. Юлии почему-то стало легче от сознания, что не только она одна не знает, что говорить и что делать в этой ситуации.
— Познакомься, мама Нина, — нарушила Юлия общее молчание, чувствуя себя уже увереннее. — Это Виктор, Катин брат. Помнишь? Я тебе о ней рассказывала. Виктор, это моя мама Нина. Нина Петровна Июль.
— Как же, как же, — откликнулась мама Нина, важно подавая Виктору руку. — Катькин брат… Знаю, знаю. О Катьке-то она мне много рассказывала.
— Очень приятно. — Виктор осторожно сжал сухонькую ладошку мамы Нины. — Мне Юлия о вас тоже много рассказывала. — Он заглянул в глаза мамы Нины, вдруг заулыбался, быстро глянул на Юлию и перешел на драматический шепот: — О Катьке, значит, рассказывала? А обо мне она и вам ничего не говорила?
— Кое-что. — Мама Нина тоже улыбнулась, подмигнула ему и тоже перешла на шепот — впрочем, в расчете на то, чтобы слышали все: — Кое-что рассказала. Но не все, ты не бойся.
Виктор засмеялся — несколько смущенно, как показалось Юлии, — и мама Нина засмеялась с тихим торжеством, быстро глянула на Юлию с видом триумфатора, и сразу все заговорили, засуетились, стали носить в дом вещи — большую тяжелую коробку, которую привез отец, и дорожную сумку Виктора, пестрый пластиковый пакет с посылкой от Катерины, а Юлия стояла на веранде с Машкой на руках, смотрела на здание интерната, едва видневшееся вдалеке сквозь листву старых яблонь, и старательно уговаривала себя, что приезд Виктора никак на нее не действует. А если и действует, то не слишком хорошо. У нее столько планов на сегодня было! И постирать, и пошить, и с Машкой погулять, и варенье сварить, и в интернат сбегать — доктор Олег какие-то немецкие журналы добыл, Юлия ему перевести обещала. А тут вдруг нате вам, гости… Конечно, какое у нее может быть настроение…
— Мама. — Машка тревожно завозилась у нее на руках. — Ты па-а-чишь?
— Ну вот еще, — буркнула Юлия как можно более уверенно. — С какой стати мне плакать? Я просто задумалась.
— Зачем? — удивленно поинтересовалась Машка, заглядывая ей в глаза. — Задуматься не надо…
Юлия невольно засмеялась, благодарно уткнулась лицом в цыплячью Машкину шею, обняла ее покрепче, повернулась и решительно шагнула в дом.
— Ты абсолютно права, — сказала она серьезно. — Не надо задумываться. Задумываться совершенно не о чем.
В конце концов, Виктор приехал за ней. Большое спасибо, конечно, но она не одна. У нее Машка и мама Нина. За ними Виктор не приезжал. Так что о чем же тут задумываться?
Юлия все время старалась не выпускать Машку из рук, а если ее забирал папа — буквально силой из рук вынимал! — то Юлия тут же кидалась к маме Нине, чтобы воткнуться в приготовление обеда. Суетилась по хозяйству, как могла. Но мама Нина гнала ее из кухни, шипела, чтобы Юлия не путалась под ногами, а пошла бы лучше с гостем поговорила. Гость смирно сидел в саду на лавочке, слушал, что говорит отец Юлии, иногда внимательно посматривал по сторонам, а по большей части следил за Юлией ожидающим напряженным взглядом. Чего он ожидает, интересно? Ведь ясно же, что ждать ему тут абсолютно нечего.
Обедали в саду, за большим дощатым столом — его накануне свадьбы Димка соорудил. Потому что Юлия сказала, что любит обедать летом на свежем воздухе. Мама Нина с Виктором разговаривали о способах приготовления вареников. Тоже мне специалиста мама Нина нашла. Папа держал на коленях Машку и потихоньку объяснял ей, как что называется — поварешка, кувшин, перечница, кабачки… Машка восторженно ахала, смеялась и с удовольствием повторяла новые слова для Юлии:
— Мама! Ка-бать-ки!
Юлия улыбалась Машке, машинально кивала и гоняла по тарелке вареники.
— Юль! — вдруг строго окликнула ее мама Нина. — Ты Олежке что-то перевести обещала после обеда. Не хочешь есть — так пошла бы лучше делом занялась.
— Да, — благодарно встрепенулась Юлия. — Верно, обещала… Как это я забыла… Сейчас Цыпленка уложу и пойду. Иди ко мне, Машенька.
— А сколько Маше лет? — неожиданно спросил Виктор.
— Тридцать первого августа три года будет, — ответила Юлия неохотно. Почему-то ее насторожил вопрос Виктора.
— Для трех лет она маловата, — заметил Виктор, рассматривая Машку профессиональным взглядом.
Юлия недоброжелательно промолчала, но мама Нина тут же охотно вступила в разговор:
