Вячеслав Пьецух - Суть дела (сборник)
Петергаз. Как низко может пасть человек, который существует чужим трудом!
Мымриков. Вот именно! И чтобы каждому стало ясно: кровососы, жирующие на прибавочную стоимость, неизбежно превращаются обратным способом в обезьян. Вы только поглядите, товарищи, чем занимается эта шушера, в то время как молодая республика строит социализм!
По ту сторону забора в импровизированную гостиную вошел опрятно одетый лакей и с профессиональной сноровкой явил экспонатам вазу моченых яблок, полдюжины бахрушинского пива и сковороду жареной колбасы. По танцевальной зале прошел сквознячком изумленный вздох.
1-й Зритель. Эх, мать твою восемь-на-семь! Ты посмотри, Марфуша, что эти гады лопают, вместо того чтобы строить социализм!
2-й Зритель. Сейчас, видать, опохмеляться будут. Я это самое пиво в последний раз лицезрел, как сейчас помню, прошлого года 25-го октября.
3-й Зритель. Я сейчас очень даже понимаю, чему нас учит товарищ Ленин и что такое классовое чутье.
4-й Зритель. А я понимаю наоборот. Правильно, культурно опохмеляются эксплуататоры, не то что мы, рвань подзаборная, рассолом да первачом.
Однако же по ту сторону забора реакция на предложенные яства была иная, – заложники посмотрели на лакея с подносом в некотором даже недоумении, словно им что-то совсем постороннее принесли.
Вульф. Это что у вас там, голубчик, я сослепу не пойму?
Лакей. Товарищ Мымриков завтракать приказали. Мое дело маленькое: мне велят маринованные гвозди подать на первое – я подам. Оно, конечно, к завтраку полагается овсянка, кофе со сливками, яичко всмятку, фромаж со слезой – я так товарищу Мымрикову и докладывал, – а он говорит: международная обстановка диктует свои права.
Сидоров. С международной обстановкой мы после разберемся, а вот пиво подай сюда. Ваша бывшая светлость – присоединяйтесь!
Чемоданов. Благодарю вас, ваше степенство, время не дозволяет, а впрочем, я бы выпил стакан «виши».
1-й Зритель. Ишь, паразит, гнушается угощением, нос воротит, какую-то «виши» ему подавай!
2-й Зритель. Ты, лапоть, хоть знаешь, что есть «виши»? Это же просто-напросто такая заграничная зельтерская вода!
Марфуша. А чего вон тот лысенький все над какими-то скляночками колдует? Поди, против трудящихся яд вострит…
2-й Зритель. Это он химией занимается, темнота! Наука такая есть, химия! Эта самая наука следит, чтобы из ничего получалось чего-то, например, самогон из опилок или каша из топора.
3-й Зритель. Скажите, пожалуйста, какой романтизм! А я-то, по своему бескультурью, думал, что господа с утра до вечера мадерой увлекаются и говорят разные беспочвенные слова.
4-й Зритель. Разные бывают господа.
1-й Зритель. И то сказать: я вот на них критику навожу, а ведь мне, сукину сыну, наш барин в шестнадцатом году сломанную лобогрейку подарил. Бери, говорит, Иван, все равно песенка наша спета, не сегодня-завтра исподнее отберут!
Видимо, оттого, что забор в русской традиции имеет большое психологическое значение, заложники как-то вдруг осмелели, и даже проститутка вылезла из своего укрытия, приблизилась к поэту Иванову-Степному и взяла его за рукав.
Проститутка. Имейте в виду, мужчина: ежели что, я тут.
Выездная. Послушайте, мадемуазель, ведите себя прилично. Это все-таки не панель!
о. Восторгов. А любопытно было бы узнать, какая связь существует между мочеными яблоками и международной обстановкой? Или это просто-напросто игра слов?
Вульф. Видите ли, большевики – это вообще необъяснимое явление природы, потому что у них как-то по-особенному устроена голова. Отсюда холера в Астраханской губернии может зависеть от положения Юпитера, а упадническое направление в поэзии – от урожайности зерновых. Я не удивлюсь, господа, если завтра большевики объявят, что изобретение Гуттенберга мешает им разжечь мировой пожар.
Сидоров. Истинные ваши слова: на этих охломонов закона нет!
Чемоданов. С законом большевики действительно не дружат – это что да, то да. В самые мрачные годы самодержавия можно ли было вообразить себе, господа, чтобы Николай II в связи с покушением на великого князя Сергея Александровича приказал казнить пятьсот университетских профессоров?!
Мымриков. Стоп машина! Товарищ Петергаз, а ну-ка временно гони массы в шею, пока мы тут не наведем революционный порядок и не выясним, что к чему.
После того, как заведующий губпросветом вытолкал зрителей из танцевальной залы, Мымриков отпер калитку и вошел на половину живых экспонатов, многозначительно поглаживая свою деревянную кобуру.
Мымриков. Вы что, белогвардейское отродье, хотите, чтобы я вас моментально перестрелял?! Это у меня просто, вот товарищ не даст соврать.
Петергаз. У нас в полку, помнится, не то что расстреливали на месте, а животы вспарывали и погонами набивали, чтобы неповадно было контрреволюцию разводить.
Вульф. Позвольте, господа, вы же сами обещали нам полную свободу слова, а теперь на попятный двор?!
Мымриков. Что бы ты понимал в пролетарской свободе слова, что она значит и какая из себя есть! Эй, ты, мадам Выездная, а ну клади колбасу назад! Ишь раскатала губу на народную колбасу! А ты, желтобилетница, чего все молчишь?
Проститутка. А чего говорить-то?
Мымриков. А чего ты говорила, когда под клиентом прела? То же принародно и говори.
Проститутка. Я ничего не говорила.
Мымриков. Так-таки ничего?
Проститутка. Ну, говорила: «Угостите лафитом, дядя».
Мымриков. Вот это самое и тверди.
Петергаз. Мне еще этот химик не нравится. Ты, химик, давай бросай свою посуду и включайся в воспитательную работу, вместо того чтобы на линию ЦК критику наводить! А то трудящиеся подумают, будто у нас князья все больше парнокопытными занимались, а не гнобили простой народ. Насчет этого футуриста – ладно, он хоть заумное говорит, но ты, долгогривый, смотри у меня, чтобы даже не заикался про международную обстановку, а то я тебя показательно на кажу!
Мымриков. И что вы все лясы точите? Вы давайте разводите картеж, налегайте на спиртное, наяривайте развратные действия… одним словом, выявляйте свое классовое нутро!.. Ну все, митинг окончен, давай, товарищ Петергаз, запускай народ.
Заведующий губпросветом широким движением распахнул двери, и залу снова наполнила давешняя толпа.
о. Восторгов. Делать нечего, господа, давайте садиться за преферанс. А то товарищ Мымриков в лучшем случае лишит нас пайки, и завтра придется разыгрывать роль на пустой живот.
Вульф. Так ведь четвертого нет, какой же может быть преферанс без четвертого игрока?
Проститутка. Угостите лафитом, дядя.
Вульф. Ах, оставьте пожалуйста, не до вас!
Сидоров. Эй, господин стихотворец, не желаете ли перекинуться в преферанс?
Иванов-Степной.
Поэт, друзья, лишь с виду человек,Из плоти он, и так же жаждет пищи,Как жалкий раб и грозный властелин,Но духом он парит над облаками,Где ангелы очерчивают лёт,И с горних палестин взирает скорбно,На смертный люд и смертные дела…
Чемоданов. Признаться, господа, я эту аллегорию не постиг.
Иванов-Степной.
Не всякому дано уразуметьПоэта глас. Но выражаясь просто,Я в карты не играю, господа.
о. Восторгов. Так бы сразу и сказал.
Выездная. Я очарована вами, Иванов-Степной, вы маг и большой поэт! Какая грация в каждом слове, какая трансцендентность мысли, и в то же время какая дерзкая простота!
1-й Зритель. Точно по писаному шпарят, гады!
2-й Зритель. Вот в четырнадцатом году забрел я это спьяну в Народный дом. Так что вы думаете – там у них разыгрывали ту же самую катавасию, только еще было пение про любовь. И который стишки сочиняет, то же самое присутствовал, – его потом застрелили, и то баба за мужиком увивалась, то мужик за бабой, но у нее уже генерал.
Марфуша. И до чего же складно обделывают свои отношения господа! А у тебя, Ваня, одна песня: айда блудить.
Мымриков с Петергазом настороженно наблюдали за тем, что происходило по ту сторону забора, в импровизированной гостиной, прислушивались к каждому слову и при этом выражение лиц у обоих было такое, словно они уже взяли на мушку каждое действующее лицо.
Мымриков. Послушай, товарищ Петергаз, а почему бы тебе для полноты картины не сесть с этой контрой за четвертого игрока? Ты ведь, я знаю, в старое время поигрывал в преферанс.
Петергаз. Когда это было-то, при царе Горохе, да еще в зарентуйской ссылке, куда даже газеты не доходили, и такая там, доложу тебе, господствовала зеленая скукота, что хоть волком вой!
