Жан Жубер - Незадолго до наступления ночи
Внезапно Брюде словно осенило… На него снизошло озарение, и он решил по-иному распорядиться судьбой Броша: он завещает ему прочесть свой дневник, оставит ему в наследство эту дьявольскую машину, которую никто не сможет привести в действие безнаказанно. В определенный день она совершит свои разрушительные действия… Но случится это позже, лет через десять… двадцать… И вот тогда эта машина обретет свою мощь, а рука Броша ослабеет, и его разум и дух станут более уязвимыми. Да, дневник станет своего рода бомбой или миной замедленного действия и от того станет еще более опасен. «Символический акт свершится. Любовь и ненависть… антитеза будет устранена, время — побеждено, а разрушительная сила слов доказана».
У Александра закружилась голова, и он оттолкнул от себя еще непрочитанные страницы; было их немного, не более пятидесяти, и можно было легко предугадать, о чем там идет речь: там описан последний этап на пути к смерти.
О печальной развязке Александр тогда узнал от Марко. Брюде заботливо разложил свой дневник по годам, запаковал в коробки, написал письмо-завещание и попросил Марко отнести все его наследие вместе с выражением последней воли в Государственную библиотеку. Марко повиновался и пошел исполнять поручение своего кумира. По возвращении он нашел Брюде уже мертвым. Он выстрелил себе прямо в сердце. На сей раз у него не дрогнула рука.
Александру не хотелось читать дальше. То, что он только что узнал, изумило его. Итак, двадцать лет назад, он, не ведая того, был на волосок от смерти! Оказывается, Брюде был еще более безумен, чем Александр мог себе представить! И дополнительным доказательством тому был завещанный профессору Брошу дневник, который можно было уподобить пылающей головне, брошенной рукой безумца сквозь время. Решение приговорить Александра к смерти с отсрочкой исполнения «смертного приговора» было столь же явным признаком сумасшествия, как и «визиты» умерших знаменитостей или явления огромной красной собаки. «Разумеется, я верю в силу слов, — говорил себе Александр, — но я сумел за несколько месяцев пройти ад Брюде, и если мне и не удалось выйти из него совсем уж целым и невредимым, то я тем не менее пока еще жив. И благодаря ему я нашел свое место в жизни, свое убежище и очень бы хотел в нем остаться, не покидать его более никогда. Сегодня ночью я один буду хозяином на борту этого корабля!»
Александр в десятый раз заглянул в портфель, чтобы проверить, лежит ли там отмычка и на месте ли фонарик. Несмотря на поздний час, есть ему не хотелось, и он довольствовался тем, что выпил несколько глотков воды. Он закрыл папку и остался сидеть, положив руки ладонями вниз на стол. Так он и сидел неподвижно, полуприкрыв глаза. Он постарался прогнать картины и образы, преследовавшие его: лицо Элен с заострившимися чертами, бледное как мел, лицо, которое было у нее, когда она лежала в гробу перед кремацией; он также старался изгнать из своей памяти видение окровавленного Брюде, распростертого на полу в мрачной комнате с черными шторами на окнах. Как ни странно, он не мог сказать, что эти картины и образы причиняли ему боль, нет, скорее он воспринимал их спокойно, как воспринимал бы экспонаты из музея восковых фигур, выставленные в витринах с запотевшими стеклами. Но он не хотел сосредоточиваться на этих мрачных видениях, не хотел задерживать свое внимание на сценах похорон, потому что приближался час, когда надо будет действовать.
Александр услышал справа за окном какой-то легкий шум; повернув голову, он увидел, что на подоконник с внешней стороны сел голубь. Подоконник был довольно узкий, так что голубь с трудом удерживался на нем, взмахивая крыльями и царапая когтями цинковое покрытие. Выглядела птица неважно: перья были взъерошены, кое-где торчали торчком, а кое-где и вовсе отсутствовали; к тому же цвет у них был какой-то тускло-серый, словно их присыпали пылью. Словом, птица выглядела больной и старой. У голубя были крохотные черные глазки, и пристальный взгляд этих глазок был устремлен на Александра, словно голубь просил впустить его внутрь. Уж не станет ли он стучать кончиком клюва по стеклу, так, как стучали черноголовые синицы в окна дома, в котором Александр и Элен проводили лето незадолго до того, как ее болезнь дала о себе знать? Чего хотели синицы? Они хотели проникнуть в комнату, чтобы свить там гнездо? Или они нападали на собственные отражения, которые видели в стекле? Синицы… как странно… во множественном числе по-французски название этого вида звучит как «мои ангелы»… да, маленькие ангелы… но почему не белые, а черные… Позднее Александр размышлял о том, что появление синиц и их непонятное поведение было своего рода предзнаменованием… мрачным, ужасным предзнаменованием.
И вот теперь этот больной голубь сидел там за окном, освещенный рассеянным светом лампы, и смотрел на Александра так, как смотрели на него стеклянными глазами чучела птиц, выставленные в витринах в отеле, но в отличие от тех мертвых глаз на него сейчас был направлен пристальный взгляд живого существа. «Ах, чертова птица! Ну почему нельзя никогда и нигде остаться одному?! Почему на меня всегда и всюду кто-то смотрит?!» — подумал Александр, и, протянув руку, он несколько раз хлопнул по стеклу ладонью. Испуганный, пришедший в замешательство голубь подался назад, оступился, часто-часто замахал крыльями и улетел, подхваченный порывом ветра, словно жалкая тряпочка; он исчез в сгустившемся мраке почти мгновенно.
Александр взглянул на часы. Почти половина десятого. Хорошо! Час настал! Он поставил книги на полку, погасил в кабинете свет и, прижимая к себе портфель, направился к лестнице.
Марина, как всегда, сидела за столиком и, подперев голову рукой, читала. Когда Александр подошел к ней, она оторвалась от книги и еле заметно улыбнулась ему.
— Вот это да! Вы сегодня что-то рано нас покидаете, профессор.
— Да, я немного устал, день выдался нелегкий, и мне надо отдохнуть. Вот ваша папка, я снова возьму ее завтра.
— Хорошо. Желаю вам доброй ночи, господин Брош.
— И вам доброй ночи, мадемуазель.
Александр легким поклоном головы попрощался с Мариной и не пошел к лифту, а стал спускаться по лестнице. Дошел он до третьего этажа, где точно так же, как с Мариной, распрощался с дежурным библиотекарем, разбиравшим книги около подъемника. Дойдя до второго этажа, Александр с удовлетворением констатировал, что там никого нет и, значит, никто за ним не мог наблюдать. Вместо того чтобы спуститься на первый этаж, он пошел по одному из узких, расходящихся «веером» коридоров, тот должен был вывести его к служебной лестнице, находившейся метрах в ста от главной лестницы.
Александр без помех прошел половину этого расстояния, как вдруг заметил вдалеке очертания силуэта человека, пересекавшего коридор: несомненно, это был один из библиотекарей, потому что человек этот прижимал к груди большую стопку книг; вероятно, он собирался расставить их по местам.
Александр тотчас же свернул в боковой коридор и пошел очень осторожно, но все же стараясь сохранять достоинство и вполне естественный и невинный вид на тот случай, если по несчастливому стечению обстоятельств он все же столкнется с кем-нибудь из библиотекарей, тогда можно будет сыграть роль заблудившегося среди стеллажей рассеянного читателя и не вызвать подозрений в злом умысле. В конце концов он повернул еще раз и пошел по коридору, отходящему от того, по которому он только что шел, под прямым углом, он должен был вывести его к конечной цели.
В этом секторе лампочек было еще меньше и горели они еще слабее, чем в других секторах, где прежде бывал Александр. Он продвигался вперед в полутьме, и внезапно его посетила мысль, а не сбился ли он с пути, не заблудился ли он действительно в этом лабиринте из-за того, что несколько раз сворачивал в сторону. Ни звука шагов, ни шороха… Ничего! Человек, очертания силуэта которого он видел, словно бы испарился… растаял.
На мгновение Александр остановился, чтобы перевести дыхание и поразмыслить, дабы определить свое местоположение и оценить ситуацию. Машинально он бросил взгляд на стеллажи и принялся разбирать названия книг, находившихся на уровне его глаз: это были атласы, рассказы о путешествиях, учебники по географии. Вновь пустившись в путь, Александр подумал, что ему следовало бы запастись точным планом расположения секторов внутри библиотеки, а еще лучше было бы раздобыть нить Ариадны, чтобы без опаски блуждать в этом лабиринте. Он уже начал было приходить в отчаяние от мысли о том, что все его «предприятие» потерпит провал, как вдруг увидел, что совсем неподалеку находится лестница… вероятно, как раз именно та служебная лестница, которая и была ему нужна. Александр огляделся, увидел, что за ним никто не наблюдает, и поспешил подняться по ней на седьмой этаж, там он забился в темный угол и стал ждать. Он в который уже раз посмотрел на часы: было без четверти десять. В этот момент Марина уже должна была покинуть свой пост или собиралась это сделать. Через пятнадцать минут погаснет свет и последний охранник запрет двери библиотеки на ключ.
