Вадим Тарасенко - Спасите наши души
— Я уже говорил, что справедливость не управляет этим миром, — торжествующе сиял Свет.
— Ну, хоть что–то мы можем для их сделать, — Тьма мягко приглушила Свет.
— Что–то, наверное, можем, — разрешающе замигал Свет.
— Как ты считаешь, сладкое чувство, когда давишь мразь… — сгустилась Тьма.
— Вполне Достаточная награда, — ярко вспыхнул Свет.
* * *Белая «девятка» скрылась за углом дома.
— Шеф, он был у неё, — радиолуч вырвался из стоящей во дворе дома «Ауди», мгновенно обогнал только что отъехавшую белую «девятку» и прогудел в мобильнике, лежащем в пухлой, короткопалой руке:
— Сучка, ну она у меня попляшет.
Девушка сидела за столом перед компьютером. «Господи, посоветуй, что мне делать? Ты очень помог мне, поднял из такой грязи и сказал: «Иди и впредь не греши». Но я люблю Сережку. Первый раз в жизни люблю», — тихо шептали женские губы. И тут же горько, безжалостно всплыло в голове: «Боже, как же по–скотски мы живем. Полюбить. По–настоящему полюбить в двадцать три года, а до этого переспать с десятком мужчин». А между тем губы шептали: «И неужели наша любовь — для Тебя грязь? Господи, дай ответ». Безмолвно, черным экраном смотрел на нее компьютер, беззвучно катая по этому экрану разноцветный шарик.
3
Всю ночь у Льва Николаевича Матвеева ныл затылок. Не помогали ни кофе, ни таблетки. «Нет, не пойду я сегодня в церковь. Приду домой и буду отлеживаться», — мысль вяло, стараясь не задеть боль, ворочалась в затылке.
Прошло несколько месяцев после того, как к Матвееву протянулась человеческая рука, и прозвучало: «Человек, брось все это и пошли со мной», а потом перед возвышающим Храмом открылась ему простая истина: «Человек, если ты хочешь спастись — приди к Богу, и Он поможет тебе». И жизнь постепенно для него стала осмысленней. Его уже абсолютно не тянуло на митинги, перестали Матвеева раздражать вызывающе–роскошные дома, машины. При виде наглых, самоуверенных ребят, разъезжающих на дутых блестящих авто, с длинноногими, с кукольно–красивыми личиками девочками на передних сидениях его мозг уже не переполняла почти, что слепая ненависть. Уже не так гнетуще давила его окружающая нищета, в том числе и его собственная. «Все во власти Божьей», — это была основная, повседневная мысль Матвеева. Одним словом, он поверил в Бога. Очередной человек, которого жизнь уложила мордой в грязь замер, расслабился и… получил удовольствие. Ведь грязь все ж не дерьмо. «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное». В церкви, в которую Матвеев стал приходить чуть ли не каждый день, он обрел единоверцев. Один из них работал на автостоянке ночным сторожем, и он помог Матвееву устроиться туда также ночным сторожем. Вот на одном из таких ночных дежурств и разболелась у него голова. «Ничего, послезавтра пойду в церковь. Бог видит из–за чего я не приду в церковь и Он простит меня», — ночной сторож, и по совместительству учитель, не спеша шел по автостоянке к выходу. На автостоянку вбежал полный, невысокого роста мужчина в кожаной курточке, подбитой мехом. Перед самым носом Матвеева он повернул к своему роскошному черному «Опелю». Пикнула сигнализация — открылся центральный замок. Толстяк, бормоча про себя ругательства, зло рванул дверцу автомобиля. «Ишь, как зло его колотит. Плохой человек. Нет в нем Бога», — Матвеев поравнялся с водителем «Опеля». «Ну Инка, сучка, сейчас ты у меня отыграешь по полной программе. Уже больше никому не сможешь давать», — донеслось от «Опеля». «Нет, нет в этом человеке Бога», — тупо продолжало биться у ночного сторожа в голове. И тут словно взорвалось: «А потом я возьмусь за этого козла попа. Кое–что отрежу, больше не будет в церкви басить». «Опель», взвизгнув шинами, черной пантерой выпрыгнул из автостоянки. «Господи, это же он про батюшку, — боль в голове куда–то исчезла, — немедленно в церковь».
«Девятка» со спального района города резво направлялась в центр. Зимнее утреннее солнце пыталось хоть как–нибудь согреть землю. Небо было грязно–серое, по которому неслись рванные темные тучи и где–то далеко, далеко, на горизонте, небо стало черным — на город надвигались снежные тучи. «Сейчас в церковь, к прихожанам, а потом вернусь к своей Елке. Господи, ну да чего не хочется уезжать от нее, тем более сейчас, когда между нами это произошло. А может вот так — бросить все и вернуться к ней? Нет, нельзя. А как же Господь, а как прихожане? Нет, надо ехать, я и так перед Господом грешен, страшно грешен», — священник взглянул на часы — без десяти восемь. «Опаздываю», — нога водителя надавила на педаль газа.
* * *— Надеюсь, не сейчас, — затрепетала Тьма.
— Я же обещал, что он познает сладостное чувство, когда раздавливаешь мразь, — ровно горел Свет, — но чуть–чуть надо вмешаться.
— Я поняла. Ввожу коррекцию земных событий, — необъятно раскинулась черная Тьма.
* * *Князев, на ходу застегивая кожаную куртку на меху, выкатился из дома. В ста метрах от дома, на автостоянке, стоял его «Опель». Беспрерывно ругаясь, Князев подскочил к нему, рванул дверцу: «Ну Инка, сучка, сейчас ты у меня отыграешь по полной программе. Уже больше никому не сможешь давать. А потом я возьмусь за этого козла попа. Кое–что отрежу, больше не будет в церкви басить». Легко, мощно заработал движок. Машина рванула на улицу. «Ах, сучка. Меня значит за нос водила, пела мне про два месяца, а этому козлу…», — Князев еще сильнее надавил на акселератор. Стрелка спидометра прыгнула на отметку «140». «Стоп, Коля. Твой брат погиб в автомобильной аварии возвращаясь от этой сучки, и будет очень смешно если и ты разобьешься на автомобиле, только уже едя к ней». И вновь перед его глазами возникло окровавленное месиво в морге. «Нет, вот этого со мной не произойдет, не произойдет никогда». На дороге показалась белая «девятка». «Словно белый божий ангел предупреждает», — Князев чуть отпустил педаль газа. Стрелка спидометра сползла на отметку «90».
«Но ты же ей сказал, уходя, что за любовь Бог не наказывает. Да, сказал. А что я ей должен был сказать? Ведь в Библии сказано: «… кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем…», а я не только смотрел… О, Господи, совсем запутался». Неожиданно машина чихнула и остановилась. «А это еще что такое»? — Сергей нажал на газ, мотор не отзывался. Он вышел из машины, поднял капот. «Если бы я в этом еще и разбирался. Надо голосовать и просить помощь. И небо как тучами заволакивает. Еще не хватало, что бы меня, здесь на дороге, застало ненастье», — Сергей стал возле своей «девятки» и поднял руку. Редкие машины проносились мимо, не обращая на него никакого внимания. «Да остановись же кто–нибудь, в конце концов». Впереди показался черный автомобиль. Миг и он черной молнией мелькнул мимо. «Сумасшедший какой–то. На такой скорости нестись, — священник неодобрительно покачал головой и тут, словно кто–то проскрипел в голове, — словно сама смерть мимо промчалась. К кому?»
И вновь злость ударила Князеву в голову. «Во всем, во всем она виновата — и что брат разбился, и то, что не отдалась мне… Пока не отдалась», — тут же успокоил он себя». Ну, подруга, за то, что ты водишь меня за нос, а сама в это время путаешься с другим, я тебе устрою цирк по полной программе». Князев набрал на мобильнике, укрепленным на передней панели автомобиля, несколько цифр.
— Алло.
— Славик, ты?
— Я, шеф.
— Дуй сейчас же на левый берег. Я в конце моста тебя буду ждать. Дело есть.
— Через двадцать минут буду.
«Я тебе, сучка, устрою представление. Я тебя отобью охоту трахаться с кем–либо, кроме меня. Я тебе покажу два месяца».
Через двадцать пять минут черный «Опель» и вишневая «девятка» подъезжали к Инниному дому. Возле него ждала их «Ауди».
— Кто? — Князев услышал голос девушки за дверью, после того как несколько раз нажал кнопку звонка.
— Это я, Николай, открой.
«Откроет, откроет, куда денется».
— Зачем ты пришел?
— Да по делу одному. Да открой ты, не бойся, что я с тобой сделаю?
— А я и не боюсь, — Инна открыла дверь.
Рэкетир мгновенно с силой толкнул девушку в глубь квартиры. За ним, в открытую дверь, вбежали его дружки. Князев подскочил к Инне и наотмашь, ладонью, ударил ее по щеке:
— Что, сучка. Мне говоришь подожди, о двух месяцах воркуешь, а с этим козлом спишь?
— О чем ты?
— Не прикидывайся дурочкой. Я говорю о священнике, который приехал к тебе вчера, а уехал от тебя сегодня утром. Или вы всю ночь молитвы читали? — Князев перешел на крик.
«А чего это я должна отчитываться перед этим ничтожеством. Я что — его рабыня? Хватит, надоело»:
— Нет, Коленька, молитвы мы не читали. Ночью мужчина и женщина, как правило, другими вещами занимаются. Неужели ты этого не знал? А я-яй, Коленька. Вырос такой большой пребольшой, а о таких вещах и не знал», — девушка презрительно усмехнулась в лицо рэкетира.
