Салих ат-Тайиб - Ближневосточная новелла
Через два дня, смотрю, на воротах болтается обглоданная голова козы. Пришли на память слова старосты, но я опять рассмеялся и швырнул эту голову подальше в снег. После обеда я шутливо заметил старосте:
— Мы получили повышение — кошку сменила голова козы.
Староста сверкнул глазами и посмотрел на меня, как мне показалось, с жалостью.
— Не к добру, учитель, дурная примета…
— Ну и что же она предвещает?
— Ей-богу не знаю, но не к добру…
Он не договорил, затаил что-то про себя. Я допытывался, наседал на него, но староста хмурил брови и молчал.
— Все это вздор… — сказал я. — Если мы будем обращать внимание на такие вещи…
Как-то утром выхожу я из дому, а дети толпятся около школы. У ворот растянулся огромный пес.
— Учитель, у ворот собака, мы не можем войти в школу! — кричат они мне.
— А ну, живо в класс! — приказал я. — Деревенские мальчишки, а собаки боитесь! А ну-ка, гоните ее!
— Учитель, но ведь это собака Джемаль-аги…
Джемаль-ага — хозяин деревни. Он питает слабость к лошадям, собакам, спиртным напиткам, еде, картам, ружьям. У него три жены. Несколько дней в неделю он проводит в городе. Я с ним редко встречаюсь. Но знаю, что он не любит учителей.
— Пошел прочь! Поднимайся-ка, хозяйский пес!
Собака будто рассматривает меня, прищурив глаза.
— Пошел прочь!
В ответ послышалось угрожающее рычание.
— Учитель, собака разорвет тебя, ей-богу, не подходи к ней близко!
— Как ее зовут?
— Карабаш, Карабаш… Ты не заставишь его сдвинуться с места… Он ни за что не встанет. Это ведь пес Джемаль-аги…
Я подошел ближе.
— Карабаш! Пошел прочь!
Собака опять зарычала.
— Пошел прочь, говорят! Сейчас я запущу в него камнем!
— Учитель, боже упаси, не бросай камень! Он разорвет тебя на куски!
Карабаш невозмутимо потянулся и не тронулся с места. Видно, шатался где-то всю ночь… Если бы он, как все честные собаки, сторожил добро хозяина, так не находился бы здесь. Не лежат же другие собаки в такое время перед школой!
Я не на шутку рассердился. Попусту растрачивалось драгоценное время.
— Ребята, — сказал я, — сбегайте за хозяином, пусть заберет своего зверя.
— Учитель, Джемаль-ага обрадуется, когда увидит здесь свою собаку. Он ничем не помог, когда строили школу… Его дети учатся в городе, — сказал черноглазый сухопарый мальчик с растрескавшимися губами.
— А ты не можешь прогнать эту собаку?
— Ооооо… Эту собаку даже правительство не сможет прогнать, учитель!
Мальчик сунул свои грязные кулаки в карманы шаровар и протиснулся в середину толпы.
Вот беда! Не человек перед тобой — собака, слов не понимает. Ударишь — набросится, станешь прогонять — зарычит…
— Ребята, неужели нам с ней не справиться?
— Нет, учитель… Она встанет и уйдет, когда захочет…
«Показать бы этому кобелю суку!» — хотел было сказать я, но не решился.
— Позовите сторожа!
Один из мальчиков убежал и вскоре вернулся со сторожем.
— Прогони эту подлюгу подальше! — обратился я к сторожу.
— Что ты говоришь, учитель! — рассмеялся тот в огромные усы. — Уж не спятил ли ты? Да это все равно что сказать: прогони Джемаль-агу… Я со всеми могу найти общий язык, но не с собакой Джемаль-аги. Хозяин скажет, что я оскорбил его собаку, и выгонит меня из сторожей. Не могу, учитель! Хочешь приведу сумасброда Хайдара? Он отчаянный — все может!
Сумасброд Хайдар посмотрел на собаку, потом на меня и поморщился.
— Был бы это дикий кабан, я бы с ним потягался, но с этим псом сделать ничего не могу. Ты — сторож, опора властей! Только ты можешь его прогнать, стреляй из ружья! Зачем тебе его дали? По деревне взад-вперед ходить?
Хайдар засунул руки в карманы шаровар и уставился на нас. Перед школой собралась большая толпа. Мне стало не по себе: казалось, надо мною смеются.
— Али, подойди ко мне! — крикнул я.
Али — самый сильный и смелый мальчик из нашей школы.
— Принеси мне дубину потолще!
Али взглянул на меня и побежал выполнять мою просьбу.
— Учитель, зачем тебе дубина? Ты что, собираешься бить собаку? — раздался ехидный голос из толпы.
— Накличешь беду на свою голову, учитель…
— Ударить Карабаша — все равно что ударить самого Джемаль-агу…
— Мы боимся шикнуть на его курицу!
— Что там шикнуть на курицу! Мимо дома его боимся пройти…
Гнев переполнял меня. Я схватил дубину, которую принес Али, и замахнулся на Карабаша:
— А ну, пошел прочь!
Удар пришелся по голове. Собака взвизгнула, вскочила, оскалила зубы и бросилась бежать. Толпа разделилась на две части. Одни, как только увидели, что я взял в руки дубину, начали расходиться, другие оставались на местах, с любопытством ожидая, что будет дальше, и потихоньку хихикали. Ребята стали бросать камни вслед убегающей собаке.
— Так ее!
— Бей!
Деревня была взбудоражена: учитель ударил собаку Джемаль-аги!
Несколько человек тайком поздравили меня, похвалили за смелость.
Кто-то умудрился привязать к хвосту собаки Джемаль-аги пустые консервные банки. Расплачиваться за это пришлось потом мне.
Я отправился в волость за жалованьем. «Каймакам хочет тебя видеть», — уведомили меня.
— А ну, проходи, собачник!.. — услышал я вместо приветствия, входя к нему.
— А все благодаря вам, — сказал я, не подумав.
Это были мои первые и последние слова. Каймакам был вне себя от гнева:
— То, что ты позволил себе, недостойно учителя! Ты опозорил свою профессию! Учителем может быть тот, кто уважает наши нравы и обычаи. Ты должен считаться с уважаемыми людьми. Деревня Учпынар — это прежде всего Джемаль-ага. Он самый влиятельный человек здесь. Ты не имеешь права посягать на его честь, на его достаток!.. Бросить камень в собаку Джемаль-аги — значит переступить границы дозволенного! И кто осмелился на это? Учитель! Зачем тебе подстрекать крестьян против Джемаль-аги, показывать свое неуважение к нему? Учитель-патриот — это такой учитель, для которого неприкосновенны власть и воля имущих. Как я посмотрю в глаза Джемаль-аге? Теперь он будет говорить: «Начальник, на душе у меня неспокойно, жизнь моя в опасности…» Вот увидишь! Человек, который не думает о том, чтобы держать себя солидно… Короче говоря, тебе нечего делать в деревне Джемаль-аги! В соседней, Кельтепе, нет учителя: прогнали. Я тебя туда назначу.
Я попытался было что-то сказать, но он не стал слушать.
— Знаю, знаю, что начнешь говорить. Много таких видел. Иди, собирай свои пожитки!
…Вот уже пять лет как я не учительствую. Я хочу вернуться к своей работе. Назначили бы меня в деревню, где нет собаки аги…
Невзат Устюн
Германия… Германия
Перевод А. Марковой
Безработица скрутила Турцию. Солончаковая анатолийская земля потрескалась, будто в отместку за то, что люди оставили ее без присмотра. По иссохшей земле бродили голодные босые ребятишки, похожие на маленьких старичков.
Рыза Даг, хоть и жил в нищете и голодал, как другие, совсем не походил на местных жителей. Был он статным и здоровым. Можно было подумать, что пища поступает ему не в желудок, а прямо в мышцы. И сильным был, как богатырь. Корин из земли выкорчевывал — никогда лопатой не пользовался: расставит ноги пошире, ухватится за корень, подергает-подергает и тащит… Но и этой работы не стало…
Рыза в раздумье сидел перед домом. Тут же крутились его дети — две дочки и сын, бледненькие, худенькие. Он не мог накормить их досыта. Рыза глубоко вздохнул и, прищурившись, стал смотреть на сына. «С дочками-то уж как-нибудь, — рассуждал он сам с собой, — чему быть, того не миновать, а вот сын…» Худоба мальчишки ранила его отцовское самолюбие. Он отвел от сына глаза и уставился на асфальтовое шоссе (которое проходило как раз мимо дома), провожая недобрым взглядом мчавшиеся в город машины. Деревня, в которой жил Рыза, была немаленькой — около сотни домов — и находилась она недалеко от города Кыршехира. Рыза вспомнил, как все в деревне радовались, когда строили эту дорогу, как надеялись, что она избавит от бед и забот. Проезжающих встречали поначалу, как родных после долгого пути, — предлагали еду, питье. Случись какая поломка — сам Рыза всегда помогал, иной раз толкал машину километров по пять — до ближайшей бензоколонки. Богатые господа давали ему за это несколько лир, будто хотели показать своим спутницам, какие они щедрые, и каждый раз приговаривали:
— Видишь, парень, дорогу построили, и вам работенка нашлась.
Широкоплечий, высоченный, чуть не два метра ростом, Рыза смущался и, не замечая, как из машин восторженно смотрели на него женщины, бормотал:
