Олег Лукошин - Первое грехопадение
— Да какой уж молодец.
— Растёт, малай, растёт, — смеялся бабай Зарипов. — Не по дням, а по часам растёт. Глядишь, большим начальником станет!
Семагин выходил из бытовки.
— По моему представлению, — объявил он, — директор урезал нашей бригаде премию на пятьдесят процентов.
— Почему? — закричали ему.
— На каком основании?
— С какого хуя?
Семагин подскочил к Валере.
— Ты тут хуями кроешь?
— Я, — расхрабрился тот. — Не имеешь право премию удерживать!
— А на-ка! — бригадир врезал Валере в челюсть.
Тот повалился на землю.
— С тебя сто удерживаю.
Семагин обвёл глазами бригаду.
— План не выполняем. В сроки не укладываемся. Кто не доволен — идёт на хуй. К бомжам и нищим. Остальные затыкают пасть и работают.
Громко хлопнув дверью, он скрылся в бытовке.
— Садист! — держался за разбитый рот плотник Валера.
— Изверг! — шептал сварной Лёша.
— Ай, как людей ломает! — чесал лысину бабай Зарипов.
В тот же день Валера написал объявление об увольнении.
— Я ему не пацан, — сказал он. — Хватит с меня. Пусть над другими издевается.
«Струнка, — представлял Володя. — Маленькая тонкая струнка. Она натянута. Она дрожит. Она порвётся. Он не сверхчеловек».
— С пятым разрядом тебя! — поздравляли мужики из бригады. — Головокружительная карьера.
— Скажите тоже! — отшучивался Володя. — Карьера у интеллигентов. А у нас, простолюдинов — выживание.
— Не, ты быстро движешься, — говорил сварной Лёша.
— Начальником, начальником станет! — смеялся бабай Зарипов.
Семагин осматривал кладку. Как всегда был недоволен.
— Опять, блядь, уклон какой-то! — бормотал он.
— Да нет уклона, бугор, — оправдывались каменщики. — Тебе кажется.
— Ни хера мне не кажется. Это вы зенки залили и всё вам хорошо.
Лёшу, Зарипова и Володю он подозвал к себе.
— Для вас, мужики, отдельное задание, — сказал многозначительно. — Я в деревне дом строю. Отправляю вас туда на две недели.
— Эх ты! — выдохнул сварной Лёша.
— Спать там есть где. Питание обеспечу. Зарплата будет идти.
— Спасибо, бугор, обрадовал! — возмущался Лёша.
— Чё, не доволен чем-то?
— А с чего мне довольным быть? Я десять дней как женился. Медовый месяц. А ты меня в деревню.
Семагин сверлил его маленькими чёрными глазками.
— Это не обсуждается, — отрезал он. — Или ты работаешь, или…
— Понятно, понятно. Всё, хватит с меня, пишу заявление.
— Как знаешь, — бросил Семагин, уходя.
На корточках Лёша писал заявление.
— Изверг! — сокрушался он.
— Людей ломать, — качал головой бабай Зарипов, — людей ломать любит.
Дом бригадиру они строили почти месяц.
«Это всего лишь поток, — рисовалось в воображении Володи, — поток эмоций. Он несётся, он стремителен, но необходимо удерживать его в русле. Не позволять волнам подниматься и захлёстывать. Люди не совершенны. Он проиграет».
— Поздравляю, — жал ему руку Семагин. — Шестой разряд — это не шутка.
— Спасибо, — ответил Володя.
— Конечно, текучесть у нас большая, — говорил бригадир. — Во многом с этим связано то, что ты так быстро поднялся. С шестым разрядом в СМУ люди по любому быть должны. Но ты терпеливый.
— Стараюсь.
— Слышал, ты в институт поступил?
— Да.
— Молодец, учись. С образованием не пропадёшь.
Рабочий день закончился.
— Домой сейчас? — спросил Семагин.
— Домой.
— Пойдём вместе.
До автобусной остановки они шли вдвоём. Володя чувствовал себя крайне скованно.
— Ухожу я, Вовка! — сказал Семагин. — Неделя ещё, и всё.
— Уходите?! — удивился Володя. — Вот это да!
— Хватит с меня. Заебался такой жизнью жить. Каждый день как последний. Отдохнуть хочу. Дом в деревне построил, там буду доживать. Магазин открою. Продуктовый.
— Неожиданная новость.
— Тебя буду рекомендовать в бригадиры. Ты самый путный из всех.
«Спокойствие, — торжествовал Володя. — Размеренность, терпение. Они не могут не принести результаты».
— Где Зарипов? — вышел Володя из бытовки.
— Не знаем, бугор, — воротили рабочие лица.
— Я вас спрашиваю! — заорал он. — Где Зарипов?!
— За вагончиком, — сознались они. — В траве лежит.
— Пьяный?
— Видимо.
Бабай Зарипов в невменяемом состоянии валялся в тени. Володя потормошил его ногой. Тот лишь мычал в ответ.
— Всё, — выдохнул он. — Увольнять будем.
Весь следующий день бабай бегал за ним.
— Володь, — заискивающе улыбался он, — мы с тобой сколько уж работаем!
— Меня не колышет, — отмахивался от него Володя.
— У меня жена инвалид.
— Тема закрыта.
— Дочь от мужа ушла, ребёнок у неё. У нас живут.
— Вопрос решён, — оттолкнул его Володя. — На хуй иди со своими проблемами!
Зарипов стоял посреди пустыря и горько плакал, вытирая засаленной кепкой глаза.
«Чёрт возьми! — думал Володя. — Ломать людей — это так приятно!»
МЯСО
Командировка длилась всего сутки. Я приехал в город рано утром, бросил вещи в гостинице и отправился на завод. Время пролетело незаметно — пробегав весь день по кабинетам и цехам, я перевёл дух лишь поздно вечером. Задание по закупкам было выполнено, договор подписан. Я вернулся в гостиницу в двенадцатом часу и у парадного входа снял проститутку.
Она была любительницей — я понял это сразу. Маленькая, хрупкая девушка с распущенными льняными волосами, которая нервно переминалась с ноги на ногу и вертела в руках дешёвый сотовый телефон, делая вид, что ждёт кого-то. Видимо, она появилась здесь всего во второй-третий раз. Возможно, и в первый.
— Сколько? — спросил я, подойдя вплотную и заглядывая в её испуганные голубые глаза.
Она смутилась. Отвернулась, опустила голову, словно пытаясь оставить за собой последний шанс быть правильной. Шанс, что её приняли за кого-то другого.
Шансов не было. Вскинув глаза, она шёпотом пробормотала:
— Штука.
Я усмехнулся.
— Оборзела что ли? Пятьсот с тебя хватит.
Очередная волна смущения поглотила её. Она сделала шаг назад, стушевалась, сжалась как-то по-детски и вероятно хотела убежать. Убежать от меня, от этой гостиницы, которая привлекла её, потерянную и несчастную, своими тусклыми огнями, от самой себя. Борьба в ней длилась пару секунд.
— Хорошо, пятьсот — тихо произнесла она.
И тут же поспешно добавила:
— За час.
«Моя», — удовлетворённо отметил я про себя.
— Посмотрим, — кивнул я, — час или сколько там. Иди за мной.
Я зашагал к дверям. Девушка послушно засеменила следом.
В лифте я ощупал её. За нами стояли двое мужчин в костюмах, негромко разговаривали. Я потрогал девушку за задницу. Она метнула в меня испуганный взгляд, передёрнулась, а потом, уставившись прямо перед собой на двери лифта, сделала вид, что ничего не происходит. Мужчины замолчали.
Я трогал её через кожаную юбку за ягодицы. Задница была худой и костлявой. Задрав её дешёвую поношенную юбку, я просунул ладонь между ложбинок и пошарил пальцами в промежности. «Мокренькая», — улыбнулся я своим мыслям. Мужчины стояли и смотрели на то, что я делаю.
На седьмом мы вышли.
— Проходи, — открыл я дверь номера.
Девушка прошмыгнула внутрь и в нерешительности остановилась в коридоре.
— Снимай обувь и на кровать, — подтолкнул я её в спину.
Она скинула туфли, прошла в комнату, поставила на пол свою сумочку и застенчиво уселась на краешек заправленной кровати.
— Раздеваться? — спросила она, испуганно хлопая ресницами.
— Не надо, — ответил я. — Я не буду тебя ебать, мне это противно.
Она недоумённо смотрела на меня.
— Мы просто потрогаем друг друга.
Я подошёл к ней, расстегнул ширинку и достал пенис.
— Гладь его.
Она обхватила член ладошкой и принялась неловко мастурбировать.
— Просто гладь! — крикнул я. — Ты не понимаешь по-русски, тупая сука!
— Я понимаю, — дрожащим голосом ответила она. — Просто гладить.
Она стала отчаянно гладить мой член. Я не рассчитывал на эрекцию, но на этот раз она произошла удивительно быстро.
— И яйца, — сказал я.
— Гладить? — вскинула она глаза.
— Да.
Ладошка её нервно заскользила по моей мошонке. Я закрыл глаза и стал считать. Мысли путались, ясность отсутствовала, тысяча далась чрезвычайно тяжело.
— Чёрт! — бормотнул я. — Я весь вымотан. Даже стоять трудно.
— Может, ляжете? — спросила девушка.
— Да, пожалуй.
Я лёг на спину. Полы пиджака разметались по кровати, галстук съехал набок.
— Мне гладить? — спросила она.
Перед глазами плясали пятна. Я размазывал фон в однородную серую массу. Капли. Ромбы. Всегда в движении, всегда подвижны. Полностью не искоренить.
