Валентин Черных - Тесты для настоящих мужчин. Сборник
— Можно и чуть быстрее, — сказала через некоторое время Ирина.
И я окончательно убедился, что время нападения спланировано.
Я увеличил скорость, посмотрел в зеркало заднего обзора и встретился со взглядом Насти, как мне показалось, она извиняющеся улыбнулась.
— Через триста метров поворот, — предупредила меня Ирина.
На сельской дороге с прошлогодними выбоинами скорость пришлось сбросить до сорока, а потом и до двадцати. Я вел машину предельно осторожно, стараясь не сесть на днище. По рассказу жертвы, через двадцать минут после поворота должна была быть лужа, но дорога стала лучше, я прибавил скорость и едва успел затормозить перед огромной, метров в тридцать лужей.
— Здесь неглубоко, — сказала Ирина. — Надо только медленно, мы всегда ее переезжаем.
Я медленно въехал в лужу. Через несколько секунд я понял, что машину вот-вот зальет, я резко рванул вперед, но сделал это слишком поздно, двигатель заглох. Вода оказалась и в салоне — женщины подняли ноги.
— Не повезло, — сказала Ирина и посмотрела на меня. Посмотрела почти весело. Все понятно. Рядом мужчина, он и должен принимать решение. В нормальной ситуации я снял бы кроссовки, взял шест, промерил бы глубину. В принципе, даже с двумя женщинами малолитражку можно было вытолкнуть из лужи. Конечно, вода холодная, весенняя, но это всего несколько секунд, потом ноги можно протереть водкой.
Я шагнул в воду в кроссовках, револьвер и патроны были обернуты пленкой, и порох не отсыреет. Первой я перенес Настю. Она успела шепнуть мне:
— Ничего не бойся, все будет хорошо…
Это можно было понять как обещание, что вечером она придет ко мне, или как надежду, что когда она выйдет за меня замуж, у нас все будет замечательно, но никто бы не догадался, что это относится к тому, что его может ожидать через несколько минут.
Я вернулся к машине и перенес Ирину, она обхватила меня за шею, и я отметил, что и мать, и дочь не носили лифчиков.
— Надо идти в деревню за трактором, — предложил я.
— Ближайшая деревня в десяти километрах, — ответила Ирина.
— Тогда надо звать мужиков из ваших домов.
— Наши соседи переезжают только в июне. Подождем, может быть, кто-нибудь проедет.
Ждать пришлось недолго. Они появились минут через пять. Трое в высоких болотных сапогах, будто специально надетых для вытаскивания машины из лужи. Два невысоких мужика, как описывали… Один худой и жилистый, по описанию — Виктор, другой полноватый — Михаил, обоим под тридцать. И мощный парень с двустволкой. В описании этот не значился. Не выше остальных, он напоминал контейнер, таких приземистых, длинноруких и широкогрудых раньше, наверное, выставляли для кулачных боев. Такого свалить трудно. Я так его и обозначил — Контейнер.
Мать и дочь переглянулись, для них этот Контейнер тоже оказался неожиданностью. Замена, вероятно, произошла внезапно.
— Мальчики, помогите, — попросила Ирина.
— Отчего не помочь девочкам. — Контейнер улыбнулся и первым ступил в лужу. Он, наверное, справился бы и один, а втроем они довольно быстро вытолкнули машину на сухое место даже без моей помощи.
Я повернул ключ зажигания, машина не заводилась.
— Свечи залило, — сказал Виктор. — Дай свечной ключ.
Я сам вывернул свечи. Виктор плеснул бензина на гальку, поджег и, держа свечи пассатижами, начал их прокаливать.
А за нашими спинами двое других беседовали с Настей и Ириной.
— Куда путь держите? — спрашивал Контейнер. Подражает какому-то актеру, подумал я тогда.
— В Ольховку, — ответила Ирина.
— Так ты профессорша с дочкой?
— Профессор только мужского рода, — поправила его Ирина.
В инструкции этот ответ, вероятно, не предусматривался. Контейнер несколько секунд размышлял, но потом решил все-таки уточнить:
— А как же тогда называется, если профессор с мандой и сиськами?
— Язык-то не распускай! — предупредила мать.
— Ладно, не задирайся.
Я вкручивал свечи, пытаясь разобраться в ситуации. По описанию, они должны были помочь вытолкнуть машину, получить за работу бутылку водки, потом появиться в доме, потребовать еще водки. Того времени в доме мне хватило бы, чтобы подготовиться. Но Контейнер явно не выполнял заранее написанную для него роль. Он начал задираться с первых минут. От всех троих несло водочным перегаром, но Контейнер был в самом большом подпитии.
— И дочь хороша, и мать хороша, — рассуждал он.
— Да, — подтвердил Михаил. — Очень спелые бабы.
— Если бы у меня была такая теща, я бы ее отодрал с большим удовольствием. Я, когда женился, хотел сразу и женку, и тещу, тещу даже больше: у нее задница была ширше.
Контейнер не запомнил сценария. Эти слова он должен был сказать уже в доме. Я повернул ключ зажигания, и мотор заработал. Я вел себя нормально. Зачем задираться с пьяными да еще и вооруженными?
— Сколько мы вам должны за работу? — спросил я.
— А спасибо не скажешь? — спросил Контейнер. Я ему явно не нравился.
— Спасибо.
— С вас бутылка водки, — сказал Виктор.
Настя достала из сумки бутылку водки и банку сардин. Контейнер заглянул в сумку, вытащил еще одну бутылку водки и батон сырокопченой колбасы.
— Не много ли? — спросила Ирина.
— В самый раз, — ответил Контейнер.
Ирина посмотрела на Михаила. Тот одновременно и руками, и плечами, и вытянутыми губами согласился, что не все идет по плану, а его подмигивание, вероятно, означало: все будет нормально, откорректируем. Но учитывая, что сам он был достаточно пьяным, контролировать ситуацию он вряд ли сможет.
— Ваша фазенда рядом, отпразднуем вместе наше благополучное вылезание из лужи? — предложил Контейнер.
Ирина снова посмотрела на Михаила.
— Не будем мешать людям, — начал Михаил. — Пусть отдохнут с дороги, а в гости мы к ним зайдем…
— Помолчи, — оборвал его Контейнер.
Теперь пришло время вступать мне, я и так слишком долго молчал.
— Праздник на сегодня у нас не запланирован. Еще раз спасибо за помощь. Настя, Ирина, садитесь. — Я открыл дверцу машины.
— Зять, что ли? — спросил Контейнер.
— Зять, — подтвердила Ирина.
— Зять хамит.
Ирина и Настя уже подошли к машине, Контейнер шел за ними.
— Ты, козел, брезгуешь, что ли, нашим обществом? — спросил меня Контейнер.
Я уже почти сел за руль, но Контейнер, схватив за воротник куртки, вытащил меня из машины. План приходилось менять. Я вывернулся, оставив куртку в левой руке Контейнера, правой он держал ружье. Мне не хватало места для разворота, но все-таки я нанес ему удар ногой в лицо. Любой другой опрокинулся бы, выпустив ружье, но он только шатнулся. То ли он занимался боксом, то ли у него была звериная реакция, но я с трудом отбил его удар левой. Он, вероятно, служил в армии, потому что по всем правилам штыкового боя он уже двумя руками попытался ткнуть меня стволами ружья, целясь в солнечное сплетение. Я отбил ствол и, зная, что сейчас последует удар прикладом, все-таки пропустил его, правда по скользящей, и мой рот мгновенно наполнился кровью, губы онемели. Я бросился вперед, но меня перехватили Виктор и Михаил. Контейнер шел на меня, но не рассчитал безопасного расстояния, я успел ударить его ногой между ног. Он на мгновение согнулся от боли и, разогнувшись, нанес удар правой. Если бы я не успел отвести голову, он сломал бы мне нос и выбил зубы. И хотя удар пришелся по скуле, я поплыл в нокдауне, услышав пронзительный крик Насти:
— Не надо, не надо, мама, останови их!
— Он меня по яйцам! Он начал первым! Теперь он свое получит.
Меня втолкнули в машину на переднее сиденье. Контейнер, выхватив из своих брюк ремень, захлестнул его у меня на шее, притянув к спинке сиденья. Ирину и Настю запихнули на заднее сиденье. За руль сел Михаил. У него тряслись руки, и он никак не мог завести машину.
— Отпусти сцепление и трогай! — заорал на него Контейнер.
Машина рванула с места, завывая двигателем. Впереди показались три дома, но переполненная машина уже не могла взять подъем, и меня выкинули из машины.
— Пешком дойдешь! — сказал Контейнер.
Я умылся в луже, ощупал лицо. Губы вздулись, заплывал левый глаз, два зуба шатались, но были целы.
«Таврия» стояла во дворе дома с голубыми ставнями. Из дома доносилась музыка. Из окон за мною наверняка наблюдали и, может быть, обсуждали, войду ли я в дом или побегу назад по дороге. Я сел к окнам спиной. Они даже не попытались меня обыскать. Я вынул из-под щитков револьвер и патроны, ружье у них было двенадцатого калибра. Если они наблюдают за мной из окон, то они увидят только то, что я снял кроссовки. На мне были широкие джинсы, так называемые «трубы». Я переложил револьвер и патроны в карманы и пошел к дому.
Все трое сидели за столом. Они уже прикончили две бутылки водки и принялись за третью. У Михаила заплыл правый глаз, вероятно, он пытался протестовать и свое получил. Мать и дочь сидели на тахте. У Насти были заплаканные глаза.