Михаил Орловский - Военно-медицинская акаМЕДия
ИЗ СУДОВОГО ЖУРНАЛА
День одна тысяча триста двадцать второй.
Рубикон позади. Осталось чуть-чуть. Каких-то жалких три года. Море гладкое и спокойное. Плавают русалки. Мы плаваем с ними. Капитан не возражает. Лишь напоминает нам о предохранении. Это страшное слово — ЗППП (заболевания, передающиеся половым путём). «Беременность не так страшна, — наставляет командир. — Ею болеют всего девять месяцев, и то не вы. А вот на винт намотать… Тут можно и до конца похода не вылечиться». Именно с этими словами он на нас и надел трёхболтовое снаряжение. «Тяжёло, зато безопасно», — гарантировал кэп.
Постскриптум.
Покупавшись в снаряжении, многие товарищи обзавелись постоянными русалками. После сдачи чешуи в лабораторию и получения отрицательных анализов (у лаборантов отрицательные результаты хорошо, а положительные нет. — Авт.) разрешалось плавать без скафандра.
Лекция 41 ПРО НОВЫЙ МЕТОД
Терапевт всё знает, но ничего не умеет.
Хирург всё умеет, но ничего не знает.
Патологоанатом всё знаёт и умеет, но поздно.
АнекдотРазумеется, на философии жизнь не кончается, и сдача экзаменов рано или поздно обязана была продолжиться. Вот и ребята-академики, пройдя и философию и терапию, устремились испытать своё счастье на следующую кафедру. Кафедру военно-морской и общей хирургии. Другими словами, предстоял классический экзамен по любимому всеми нами оперативному предмету.
Несмотря на сдачу по своим билетам (об этом позже), Валентин Имельяненко, он же Батя, он же Авиатор (если помните, его папа — директор аэропорта), очень плохо подготовился к экзамену и на хирургию пошёл с опаской. Также наряду с последней он захватил с собой и шпаргалки, и бомбы (здесь — готовые ответы), и даже учебники. Однако, невзирая на все предохранительные меры, на душе Валентина скреблись, как минимум, четыре кошки. Скреблись сильно и очень глубоко. И, как оказалось, не зря. Сбои в сдаче экзамена вылезли с самого его начала.
Всем давно и хорошо известно, что начальный курс хирургии сдаётся по подготовленным билетам. Выбираешь до экзамена билет, готовишься и в итоговый день ты чётко знаешь, где данный вожделенный билет находится. Остаётся только не обсчитаться, достать его (билет) и вразумительно ответить. Преподаватель, конечно, позадаёт дополнительные вопросы, перекинется на смежные темы и расспросит куда шире, но для тройки достаточно двух действий: взять свой билет и ответить на него. Ничего страшного в подобном трюке нет, поскольку хирургия — это скорее практическая наука, нежели теоретическая. Да и в военном вузе вылетишь скорее за дисциплину, нежели за успеваемость.
Однако на нашем потоке картину со своими билетами испортили. И испортил её вошедший вторым Денис Прапорщук. Подобный шаг оказался сделан им не специально, а, так сказать, по наитию. Его карточка лежала во втором ряду сверху (билеты шли рядами по шесть). Диня расслабленно подошёл к столу и взял, должно быть, свой билет. Но при первом же взгляде на карточку стало понятно, что вовсе не принадлежавшие ему вопросы вытащил горе-академик. В панике, плюхнув экзаменационную карточку на стол, но уже в другое место, он схватил соседний билет. Опять не тот. Ещё шире паника. И опять та же истеричная процедура по быстрой смене вопросов. Естественно, не своих.
В данный экстремальный момент к Денису повернулся препод, доктор медицинских наук, профессор:
— Ну, что вы там копаетесь? — устало произнёс он. — Тяните уже ваш билет (он сделал ударение на слово «ваш»).
Копающийся незаметно уронил на стол третий билет и с надеждой ухватился за четвёртый. Вариантов не оставалось. Настало время идти готовиться.
— Билет номер ч… четырнадцать, — как-то грустно Денис выдавил из себя информацию, оказавшуюся записанной в экзаменационный листок. Грусть же в голосе объяснялась тем, что Денис готовил вопросы по седьмому билету.
— Хорошо. Готовьтесь, — одобрил профессор, и Дениска уселся за парту.
В это время в коридоре среди оставшихся однополчан начинала зреть нешуточная паника:
— Дэн билеты перепутал! — кричали в ужасе одни.
— И взял не свой! — оппонировали в ответ другие.
— И как быть? — чуть ли не выли третьи.
В коридоре воцарился траур. Все понимали: профессору ведь не скажешь, что, мол, билеты напутали. Экзаменатор точно знает, что всегда отвечают по своим. Сам так сдавал.
— А какой он взял? — спросил напрямую кто-то.
— Да, кажется, тринадцатый вместо седьмого, — неуверенно ответили взад.
— Как тринадцатый? Это же мой билет! Вот… (очень длинная фраза)!
С этими словами опечаленный Батя вошёл в учебный класс. Тринадцатый его билет, и вариантов больше нет! Поправив под рубашкой учебник, Валентин машинально схватил одну из лежавших на столе бумажек.
— Так, так, — заключил профессор, беря у Валентина билет. — Имельяненко. Седьмой. Присаживайтесь.
Луч надежды сверкнул в глазах Авиатора. Билет Прапорщука, а он ещё здесь! «Всё-таки справедливость на моей планете есть», — подумал Батя удовлетворённо.
Денис сидел, склонив голову. Со стороны казалось, что он любуется чем-то сокровенным, расположенным между ног. На самом деле так и было: под Дениской располагался учебник.
— Пс-с-с! — позвал Валя Дениса.
— Чего там? — шёпотом отозвался последний.
— Дэн, у меня твой билет, — доложил Батя. — Бомба есть?
— Не-а, только шпора, — хмуро ответил Дэн, шибко не радея за товарища, вытащившего его вопросы. — Давать?
— Ладно, кидай сюда, — милостиво согласился Авиатор, который в подобной ситуации оказался бы удовлетворён даже самой крошечной шпаргалкой.
Маленький клочок бумаги прилетел на стол к Валентину. Ну, это уже лучше, чем ничего. Раскрыв присланный материал, лётный сын понял, что Денис совсем и полностью готов стать врачом. По крайней мере, почерк у него уже находился в положении, как у хорошего заправского доктора: хрен чего разберёшь. Ругая судьбу, Дениса и его близ- и даль-лежащих родственников, Валентин достал несколько своих запрятанных помощников и кое-как подготовился к ответу.
Вот уже ответили Пашка с Серёгой. «Отлично» получил Вовка. Да и Дениске препод всё же вывел «четыре». Пришла очередь Валентина. Собрав жидкие листочки, товарищ подсел к профессору.
Отвечал он, разумеется, так же, как и подготовился, и в основном при помощи зала. Один раз преподаватель позволил ему использовать пятьдесят на пятьдесят, один раз выбрать из трёх. Но, правда, звонок другу произвести не разрешил. Тем не менее находившаяся в классе публика по-прежнему активно помогала.
— Итак, давайте хотя бы последний вопрос, — пытался хоть что-то выжать из жертвы доктор медицины. — Огнестрельный перелом.
— Огнестрельный перелом — это. — начал не спеша свой ответ Валентин.
— Не надо определения. Расскажите лучше виды хирургического лечения при данном виде травмы, — прервал его профессор.
— Ну, это… — задумался Валя так, что его правое ухо развернулось в глубь класса и замерло наподобие локатора. Ухо ждало правильных волновых колебаний с таким же ответом.
Почти моментально из глубин поступил спасительный сигнал:
— Остеосинтез, — прошептал кто-то.
То была лёгкая информация.
— Остеосинтез, — машинально повторил Валя.
— Хорошо, — одобрил препод. — Ещё.
Опять локатор к залу. Замираем.
— Репозиция, — вновь выскользнула подсказка.
И этот пойман.
— Репозиция, — довольный отвечал Батя.
— Так. Ещё, — не унимался профессор-допросчик.
Снова все усилия к классу. Тишина. Отвечающий стал мелко подёргиваться, как бы передавая импульсы вглубь. «Первый, первый. Как слышишь меня? Это второй. Срочно нужна помощь». Первый молчал, как партизан. Рация не отвечала. Может быть, как в классике, помехи помехуют.
И в столь напряжённый момент кто-то из академиков решил подшутить:
— Остеодефлорация, — услышал Авиатор.
Информация, дошедшая до ушей, сразу попала на язык, минуя, возможно, имевший место мозг.
— Остеодефлорация, — рефлекторно, хоть и тихо повторил Валя.
— Что? — недоверчиво переспросил профессор, подумавший, что ему это послышалось.
— Остеодефлорация! — уже громче произнёс Валентин, совершенно уверенный, что такой чудный метод ничуть, наверное, не хуже, чем первые два.
Смех, а затем и дикий ржач охватил профессора, а с ним и весь класс полностью. Смеялись так, что даже из коридора заглянули. Тройку Валентину безусловно поставили, но об этом методе стало известно на всём факультете и к Бате прикрепилось новое звание — Главный Дефлоролог.
Ну а позже он, несомненно, узнал, что дефлорация — это именно то, что случается с девушкой всего один раз в жизни, когда она вот-вот готовится стать женщиной и её девственная плёночка немного надрывается. Хотя, положа руку на сердце, благодаря современной хирургии с лёгкостью восстанавливающей недавно (или давно) потерянную честь, процедуру дефлорации можно повторять многократно, чем успешно и пользуются некоторые милые и «невинные» создания женского пола.