Кларисе Лиспектор - Осажденный город
Однако не всем из действующих лиц романа близок и нужен именно такой город — прекрасный своей незавершенностью, смутным чувством опасности, еще непокоренными пространствами, еще неясно чем грозящим будущим. Двое из них, играющие в повествовании большую и важную роль, как раз не приемлют такой вот город и без труда и раздумий, с удовлетворением, даже с радостью, встречают реальность нового, уже не растущего, а выросшего города, и с этим именно «возрастанием» связывают все свои мысли о жизненном равновесии, о благополучии, о карьере. Первый из них — муж Лукресии, Матеус, единственный персонаж, написанный, даже выписанный приемами и интонациями четкими, прозаически точными, без поэтизации, без глубинной и доверительной психологичности. Лукресия честно старается проникнуться ето интересами и образом мысли — и это ей так и не удается. Но ведь он — чужеземец, с самого начала чужеземец, подобно первому приятелю Лукресии, блестящему лейтенанту Фелипе, которым она так недолго восхищается и с которым обходится так резко. Матеус остался бы чужеземцем, проживи он в этом городе (сначала старом, а потом, по возвращении, новом) хоть две жизни. Но он не прожил и одной, и сама картина его смерти, написанная как бы в нереальном плане, со стертым восприятием событий, еще раз доказывает силу мечты, созидательность мысли и чувства — и превосходство этой исконной стихии духа человеческого над самыми практичными и с практической точки зрения оправданными поступками и путями.
Другой — это доктор Лукас — неистовая, невозможная, тайная — да нет же, явная! — любовь Лукресии. Пространно и обстоятельно излагает этот такой «правильный» человек (и верен жене, ушедшей навсегда в приют для умалишенных, и целиком отдает себя любимой работе…) перед дикаркой с распахнутой душой, перед странной, уродливой, не признающей приличий (уж не сумасшедшая ли?..) провинциальной девушкой — с глупыми слезами, бессвязными, путаными речами, простонародными, вульгарными словами и жестами — свою, такую положительную, такую продуманную), такую обоснованную и… такую холодную философию жизни. Но и его философия, и он сам трагически терпят крах перед неудержной жизненной силой слабенькой, жалкой Лукресии, и это она побеждает в страшном их поединке, хоть и вырывает с корнем единственную свою, всепоглощающую любовь. Это она остается цельной, еще способной перевернуть все на свете по-новому, это она остается с будущим, какого навсегда лишен теперь опустошенный после внешне случайного, незначительного на его пути эпизода их встречи «правильный» человек доктор Лукас (Лукас и Лукресия — в схожести имен тоже скрыт глубокий психологический изыск).
Так в жизненных коллизиях побеждает человек из легенды, всесильный человек из всесильной легенды, из смешанных отрывков многих неведомых легенд — Лукресия Невес. Через спутанную, напряженную и незаметную «работу» взгляда, духа, сна и сновиденья попробуем рассмотреть в этом образе — чья линия в сюжете, психологическом пласте и образном строе романа решена такими необычными, модернистскими и вместе традиционными средствами, с утонченностью, свойственной классическому, португальского образца, художественному письму, с простотой, свойственной народному творчеству мышлению, — примеры вдохновения истинно бразильского, скрытой нитью проходящего сквозь все творчество Кла-рисе Лиспектор и роднящего ее с лучшими мастерами бразильской прозы нашего века, такими, как Гимараэс Роса, Эрико Вериссимо, Жоржи Амаду… Однако творческую манеру Клари-се Лиспектор трудно сравнивать с творческой манерой других писателей — бразильских или иных стран света, — потому что это будет как-то абстрактно, умозрительно. Можно сказать, что в ней есть и описательная сила Жоржи Амаду (вспомним его несравненные описания бразильского пейзажа, как городского, так и ча-щобного), но в ней есть и строгая поэзия контрастов в ключе Гюго… Уж если углубляться в ее художественное мышление, то, верно, мы найдем больше аналогий с поэтами, потому что это — мышление поэзии, с его смещением времен, перемежками мотивов, резкими рывками фантазии. Но все это есть и всего этого нет, ибо все это присутствует как подпочва — даже не стиля, а культуры мысли. Верность лучшим талантам искусства в творчестве Кларисе Лиспектор состоит как раз в непохожести ни на кого и ни на что, в твердой неповторимости избранного ею пути.
Потребовались бы многие и многие страницы, чтоб проследить в подробностях этот путь, потребовалось бы назвать многое, и многие блистательные имена в искусстве и литературе разных стран, чтоб показать огни, этот путь освещавшие, — путь долгий, несмотря на короткий жизненный путь самого автора удивительных книг, переведенных на многие языки мира. В этом кратком очерке не ставилась такая всеобъемлющая задача. Нам хотелось лишь как-то показать тот главный жизненный корень, на каком взросло это страстное, подвижническое вдохновение.
И еще хотелось, чтоб вы прониклись человеколюбием автора, немного печальным, но непоколебимым, его умением искать и находить человеческое в человеке, его уменьем любить все живое и делать живым все неживое и необходимое человеку. Уменьем проникать в души людей и в души вещей — не в мистической, а в психологически возвышенной форме этого процесса. Чтоб вы, вместе с автором, полюбили его героев, таких нереальных и таких «видимых», как сказала бы Лукресия. Тех, кто сквозь внешнюю неподвижность, статичность своих, бедных событиями судеб ведет трудную, упорную и постоянную «работу души» на каждой странице этой книги. Тех, кто ценой фантастических усилий духа строит и разрушает одновременно свой неповторимый город. Тех, кто осаждает его стены, чтоб воздвигнуть вновь, прочней и совершенней.
Чтоб вы, вместе с ними, вошли в этот город, осаждаемый силой их взгляда, проникающего в глубину истории и легенды, напором их мечтаний, настолько осязаемых, что обретают облик единственный и непоборимый.
Инна Тынянова
