Аласдер Грей - Бедные-несчастные

— Правда. Ее чудной говор меня забавлял. Это было чистое создание, милейшее существо из всех, кого я встречал, — сказал генерал задумчиво. — Душа невинного ребенка в телесной оболочке черкесской гурии — неотразимо.

— Любила я вас? — спросила Белла, глядя на него. Он важно кивнул.

— Ты восхищалась им, боготворила его, — воскликнул ее отец, — да и посмела бы ты его не любить! Ведь это был народный герой и двоюродный брат графа Хервуда. К тому же, тебе уж двадцать четыре исполнилось, а он был единственный мужчина, кроме меня, с которым тебе разрешалось видеться. Ты на седьмом небе была в день свадьбы. Для приема и банкета я снял и украсил целиком манчестерский Фри-трейд-холл, и соборный хор пел вам «Аллилуйю».

— Ты любила меня, Виктория, и я любил тебя, — сказал генерал хрипло, — поэтому мы стали мужем и женой. Я пришел сюда, чтобы напомнить тебе об этом и защитить тебя. Простите меня, джентльмены! — его правый глаз обескураживающе метнулся в нашу с Бакстером сторону. — Простите меня за крики и оскорбления. Может быть, вы и честные люди, хотя обстоятельства говорят не в вашу пользу, а моя вспыльчивость печально известна. Тридцать лет я служил Англии (или, лучше сказать, Британии) и щадил себя не больше, чем солдат, которыми командовал, и дикарей, которых усмирял. В моем теле нет ни единого мускула без своей особой боли, и хуже всего мне, когда я сижу. Я могу отдохнуть только лежа ничком, вы мне позволите краткий отдых?

— Сделайте одолжение, — сказал Бакстер.

Адвокат, врач и детектив вскочили с дивана. Врач помог генералу на нем распластаться.

— Дайте я вам подушку подложу, — сказала Белла, которая уже принесла подушку и стала подле него на колени.

— Нет, Виктория. Я никогда не пользуюсь подушкой. Неужели ты забыла? — промолвил генерал, опустив веки.

— Да. Забыла.

— Ты совсем ничего обо мне не помнишь?

— Ничего определенного, — ответила Белла неуверенно, — хотя что-то в вашем голосе и наружности все-таки кажется знакомым, словно я во сне вас видела или в театре. Дайте подержать вашу руку. Может быть, тогда вспомню.

Он устало протянул руку, но, едва дотронувшись до нее пальцами, она вскрикнула и отдернула свою, как ошпаренную.

— Ужасный человек! — воскликнула она не укоризненно, а только ошеломленно.

— То же самое ты сказала в день своего бегства, — ответил он усталым голосом, не открывая глаз, — и ты ошиблась. Если не брать в расчет воинские награды и общественное положение, я такой же мужчина, как все. Ты как была, так и осталась неуравновешенной женщиной. Жаль, Приккет не сделал тебе операцию после медового месяца.

— Операцию? Какую?

— Не могу тебе сказать. Джентльмены обсуждают такие вещи только со своими врачами.

— Сэр Обри, — вмешался Бакстер, — трое в этой комнате — квалифицированные медики, а единственная присутствующая здесь женщина готовится стать медицинской сестрой. Она имеет право знать, почему вы называете ее неуравновешенной женщиной, обуреваемой болезненными страстями, которой после медового месяца следовало сделать хирургическую операцию.

— Лучше бы не после, а до, — промолвил генерал, все еще не размыкая век. — Магометане делают это новорожденным девочкам. Поэтому из них получаются самые покорные жены на свете.

— Не будем ходить вокруг да около, сэр Обри. Сегодня в церкви ваш врач на ухо сказал мне, чем по его — и вашему — мнению была больна ваша жена. Если он немедленно не повторит это вслух, разговор будет продолжен в суде перед шотландскими присяжными.

— Скажите, Приккет, — согласился генерал устало. — Прокричите. Оглушите нас.

— Эротомания, — с трудом выговорил врач.

— Что это значит? — спросила Белла.

— Генерал полагает, что ты слишком сильно его любила, — ответил Бакстер.

— Это значит, — торопливо заговорил Приккет, — что вы хотели спать в его спальне, в его постели, лежать с ним (я принужден быть откровенным) каждую ночь без исключения. Джентльмены! — Он отвернулся от Беллы и обратился ко всем прочим:-Джентльмены, генерал-добрый человек, он скорее отрубит себе правую руку, чем разочарует женщину! Накануне свадьбы он попросил меня дать точное описание — с научной, гигиенической точки зрения — обязанностей женатого человека. Я сказал ему то, что знает каждый врач, — что половые сношения, если ими злоупотреблять, ослабляют и тело, и душу, но в разумных пределах не приносят ничего, кроме пользы. Я сказал, что ему следует допускать к себе молодую жену на полчаса каждый вечер в течение медового месяца и раз или два в неделю после него, причем как только будет установлена беременность, все любовные игры следует прекратить. Увы, леди Коллингтон оказалась столь неуравновешенной, что даже на восьмом месяце она хотела лежать с сэром Обри всю ночь напролет. Когда ей этого не позволяли, закатывала истерику.

По щекам Беллы заструились слезы.

— Бедняжке хотелось помиловаться, — сказала она.

— Ты никогда не могла понять, — проговорил генерал сквозь сжатые зубы, — что прикосновение к женскому телу возбуждает в крепком, полноценном мужчине АДСКИЕ ВОЖДЕЛЕНИЯ — вожделения, обуздать которые невозможно. Миловаться! Отвратительное, бабье словечко. Оно марает твои губы, Виктория.

— Тут каждый говорит, что думает, ясное дело, — сказала Белла, вытирая глаза, — но странно все это звучит. Послушать сэра Обри, он может разорвать женщину на части, но, честно сказать, обойдись он со мной грубо, я его о коленку бы переломила.

— Ха! — прозвучал презрительный возглас генерала; его врач заговорил совсем быстро, вероятно задетый словами Беллы и равно скептическими взглядами, которыми обменялись мы с Бакстером, слушая его трактовку обстоятельств. Голосом, почти столь же пронзительным, как генеральский, он сказал:

— Ни одна нормальная, здоровая женщина, ни одна порядочная, уравновешенная женщина не желает и не ждет наслаждения от полового акта, она видит в нем только долг. Уже античные философы понимали, что мужчина — энергичный сеятель, а добропорядочная женщина — мирное поле. В трактате «De rerum natura» («О природе вещей») Лукреций говорит, что только развратные женщины двигают бедрами.

—Это убеждение противоречит природе и большей части человеческого опыта, — возразил Бакстер.

— Большей части человеческого опыта? Конечно, еще бы! — вскричал Приккет. —Я говорю только об утонченных женщинах, респектабельных женщинах, а не о грубой массе.

— Подобные диковинные представления, — обратился Бакстер к Белле, — впервые были письменно изложены афинскими гомосексуалистами, которые считали, что единственное предназначение женщины — рожать мужчин. Потом их подхватили христианские попы-безбрачники, видевшие в половом наслаждении корень всякого греха, а в женщине — его орудие. Не понимаю, почему эта идея так популярна ныне в Британии. Может быть, выросшие в числе и размерах школы-интернаты для мальчиков породили целый класс людей, не знакомых с реальностями женской натуры. Но скажите мне, доктор Приккет, леди Коллингтон была согласна на клиторотомию?

— Не только согласна — она умоляла меня о ней со слезами на глазах. Она ненавидела свои истерические припадки, ненавидела свою неодолимую тягу к близости с мужем, ненавидела свою болезнь не меньше, чем он. Она послушно прини-мапа успокаивающие, средства., которые я назначал, но в конце концов мне пришлось сказать ей, что они совершенно бесполезны и что излечить ее можно, лишь вырезав средоточие ее нервного возбуждения. Она умоляла меня сделать это немедленно и была горько разочарована, когда я объяснил ей, что необходимо подождать до рождения ребенка. Леди Коллингтон! — сказал Приккет, вновь поворачиваясь к Белле. — Леди Коллингтон, мне очень жаль, что вы ничего этого не помните. Раньше вы полагались на меня, как на доброго друга.

Белла молча покачала головой. Бакстер спросил:

— Так значит, леди Коллингтон убежала из дома не потому, что боялась вашего лечения?

— Конечно нет! — негодующе воскликнул Приккет. — Леди Коллингтон не раз говорила, что у нее нет большей радости, чем мои визиты.

— Но с какой стати она все-таки убежала?

— Она сошла с ума, — сказал генерал, — вот с какой стати. Если теперь она выздоровела, она вернется со мной домой. Если откажется, значит, она все еще сумасшедшая, и мой супружеский долг — поместить ее туда, где ее будут должным образом лечить. Я не могу оставить ее в доме, где из моей безумной жены делают сиделку]

— Но с тех пор как она утопилась, она уже не ваша жена, — быстро сказал Бакстер. — Согласно брачному контракту, супружество длится, «пока не разлучит вас смерть». Единственный человек, способный независимо засвидетельствовать тождество вашей жены и моей подопечной, — это сотрудник Общества человеколюбия, который видел самоубийство и извлек из воды труп. По словам доктора Приккета, я дал ей новую жизнь. Если так, то я настолько же отец и покровитель вновь рожденной женщины, насколько мистер Хаттерсли был отцом и покровителем прежней, и я в такой же степени, как он когда-то, имею право препоручить ее в бракосочетании избранному ею жениху. Как вам моя логика, мистер Харкер?