Катерина Гейтс - Последняя игра
– Да, конечно, – кивнула я.
– Нам надо ехать в больницу.
– Абсолютно исключено, – я сняла его руки с моих плеч и задержала в своих ноющих ладонях.
Я медленно ковыляла по вечернему Невскому, понимая, что мне нужно лечь, как угодно, куда угодно и где угодно. Я очень не хотела, чтобы меня видели. Было тепло, в каком-то сквере мы сели на лавочку, я положила под голову сумку.
– Почему ты больше не работаешь с моим дядей? – спросила я.
– Была одна история, – Дима посмотрел в вечернее небо, темнело, – я издал рассказы. Чужие. Выдал их за свои. Ян Евгеньевич узнал, ты же знаешь, какой он правильный.
– И что сказал? – шепотом спросила я.
– Что я засранец и больше со мной он работать не желает.
– А откуда он узнал, что рассказы не твои? И где ты их издал?
– В нескольких журналах: «Лотос», еще какие-то, не помню. Я у Яна Евгеньевича работал редактором, мы как раз издавали сборник рассказов. А что рассказы не мои, я сам ему и рассказал.
– Чьи это рассказы?
– Моей девушки, – Дима замялся, – тогдашней девушки. Она их написала на первом курсе института, шел пятый курс, а она так и не издала их. Вот я взял и издал, чтобы ее встряхнуть. Конечно, это нечестно.
– Не согласна с тобой, Дима, – я поднялась и села. – Рассказы лежали и пылились? Она сама тебе их дала?
– Сама принесла целую кипу, говорит: «Посмотри». А что смотреть? Она лучшая студентка курса, пишет превосходно, а я кто? Маркес что ли?
– Вы после этого расстались?
– Нет, после этого мы встречались еще до Нового года, а тридцать первого поругались, я три часа ждал ее на вокзале. Она приехала, психанула и убежала. И больше не звонила мне.
– Обидно было? – я положила руку ему на колено.
– Неприятно. Но я не жалею, мы потом помирились, через полгода.
– Сейчас все хорошо?
– Сейчас хорошо, она вернулась домой, и я живу один, – он крепко сжал мою руку, – в гостиницу поедем?
– Да, в моем телефоне есть номер такси, так и называется «такси», напиши им смс, где мы находимся, и они нас заберут.
– А позвонить не проще? – удивился Димка.
– Туда нельзя звонить, – ответила я.
Машина забрала нас через десять минут. Дима назвал адрес.
– Кира, таксист, что глухой? – прошептал он.
– Да. Сейчас мы едем в гостиницу, где я остановилась. Мой номер пятый.
Дима открыл передо мной дверь, на ресепшен нам мило улыбнулась Наташа и протянула ключ, никакого удивления по поводу моего внешнего вида в её глазах я не заметила.
«Принесите дополнительную кровать, хорошо?» – жестами сказала я, и Димка с интересом посмотрел на нас. Мы поднялись на второй этаж и вошли в мой номер. Я свалилась на кровать, он сел рядом и погладил меня по голове.
– Кира, – прошептал он очень тихо, – я могу чем-то помочь тебе?
– А чего ты шепчешь? – рассмеялась я.
– Здесь все очень, – он задумался, находя слова, – странно. Я слышал об этом месте, но то, что здесь будет действительно тихо, не ожидал.
– Это нормально, первое время я ставила чашку на стол и ездила на стуле, изумляясь полному отсутствию звуков.
– Часто здесь бываешь?
– Часто, – ответила я, наверное, глупо скрывать, что я здесь работаю, но я промолчала об этом. Беззвучно зашевелилась ручка двери, Наташа внесла раскладушку, поставила ее, потом быстро принесла постельное белье и комплект полотенец.
– Спасибо, – сказал Димка, и по его лицу я поняла, что он почувствовал себя неловко.
– Умоюсь, – сказал он и, взяв полотенце, ушел в ванную. Я откинула голову на подушку и закрыла глаза, это был тяжелый день, очень болела голова и ссадины. Нужно попросить у Наташи лёд, я спустилась вниз.
«Кира, вы упали, да?» – спросила моя подчиненная, я кивнула, – «Могу помочь вам чем-то?»
«Не знаю, может быть, лед принесете, Наташ?» Она согласно кивнула и пошла за льдом, а я села в кресло в холле, все вокруг кипельно-белое, как будто я внутри пирожного-безе. Я сделала дизайн гостиницы в Петербурге не таким, как в Москве, исключением был только фирменный белый цвет. Не знаю уж как уборщикам хватало сил поддерживать эту белизну исключительной, но было здорово. Выделялся только серый пол и двери в номера. Номера, как и в Москве, были все в разной цветовой гамме. Вернулась Наташа с пакетиком льда и стаканом воды, в котором шипела какая-то таблетка.
«Что это?» – спросила я.
«Игорь, посоветовал дать вам снотворное, чтобы вы хорошенько выспались».
«А Игорь что, здесь?» – очень удивилась я.
«Да, он вчера утром приехал, он на кухне».
«Спасибо», – ответила я, выпила лекарство и, приложив ко лбу пакетик со льдом, вернулась в номер.
– Кира, ляжешь спать? – спросил Дима.
– Полежу немного, посиди со мной, – попросила я.
Я легла на кровать, он сел у моей головы, взял из моих рук лед и приложил к моему виску.
– Почему ты не живешь со своим дядей? – спросил он.
– Я с момента смерти отца живу с бабушкой, мы привыкли так. Да и мой дядюшка не горит желанием, чтобы я с ним жила.
– Получается, вы живете вдвоем?
– С недавнего времени – да. До этого полгода жили я, моя бабушка и моя девушка.
– Как бабушка к этому отнеслась? – удивленно спросил Дима.
– Нормально, взрослая внучка привела партнера, что тут такого?
– Ничего, просто любопытно.
– Дима, с кем бы я ни спала, это в любом случае станет достоянием общественности, если не сейчас, то уж точно потом, – махнула рукой я.
– Согласен. Я немного завидую тебе, что у тебя есть бабушка. Я свою видел последний раз, когда мне было 15 лет. Она жила в другом городе, мы с родителями приехали к ним погостить летом на несколько дней. Отец уехал по своим делам к другим родственникам. А мы с мамой остались у бабушки и деда. Увы, это была моя последняя встреча с ними. Когда утром мы уезжали на вокзал, мы вышли из дома, прошли в арку и оглянулись, на балконе стояла моя бабушка. Балкон был уложен маленькой аккуратной плиткой, ее когда-то выкладывал мой дед. Это было раннее летнее утро, мы задрали головы. Бабушка стояла в ситцевом домашнем халате и махала нам рукой, мы помахали ей в ответ, и она начала утирать слезы. Я тогда не сразу понял, что она плачет. Моя мама сказала ей: «Мам, не плачь, мы скоро еще приедем», и бабушка перестала плакать. Мы прошли по зеленому двору, между комков тополиного пуха и поехали на вокзал. К сожалению, с тех пор я больше не видел свою бабушку.
– А мама приехала к ней? – я почувствовала, как что-то заныло в груди, как тогда, когда я ночью бросилась звонить бабуле.
– Мама приехала, – Димка откинул волосы с лица, – когда умер мой дед, она приехала. Ты знаешь, если бы мне тогда кто-то сказал, что я вижу бабушку и деда последний раз в жизни, я бы, наверное, не знаю, остался погостить еще. Сказал бы им, что, хоть я их и видел не очень часто, но я ими горжусь и рад, что они у меня есть. Хоть и немного времени, но мы его провели вместе, и воспоминания из детства никуда не денутся. Когда я был младшим школьником, мы с бабушкой вечером сидели на балконе и наблюдали, как смеркается и начинается ночь, как зажигаются звезды и как угорелые стрижи носятся над нашими головами. Я очень хорошо помню вид с балкона, зеленые тополя и огромные комки пуха.
– Тебя это так сильно тревожит? – спросила я.
– Не знаю, просто захотелось поделиться с тобой, – Димка потрепал меня по плечу свободной рукой. – Я потом, уже после их смерти был в том дворе, долго стоял, задрав голову и глядел на балкон, вместе с кем-то из жильцов зашел в подъезд, поднялся на этаж и смотрел на их темно-коричневую дверь. Я не догадался, да и не осмелился бы позвонить в дверь и войти в квартиру. Пройти маленький коридор с плетеным ковриком, раздвинуть светло-желтые шторы, которые вместо двери отделяли кухню и коридор от комнаты, войти в комнату, сесть за стол с кружеными салфетками. Заглянуть в сервант, в котором стоят фарфоровые чашки и красивые ложки с рисунком. Пройти во вторую комнату, – там на подоконнике всегда стоял дедов старый вентилятор, висели два ковра и стояли две кровати. Открыть холодильник, в этом холодильнике – мое счастливое воспоминание детства – всегда было много шоколадных плиток. Их моей бабушке, я думаю, дарили на работе. В возрасте 15 лет я туда уже не заглядывал, а когда был маленький, мне казалось, что их там просто сотни. А еще у них была небольшая кладовка, в ней стояли мешки с крупой, она тоже была отгорожена шторками. Маленький я там во что-то играл, прятался, как в убежище. Ах, да. Еще у них в шкафу на нижней полке было много детских книг, книг моей мамы, я их рассматривал и читал, когда научился читать. Казалось, что прикасаюсь к чужой жизни. Боюсь, даже спустя столько лет, я бы не смог в эту квартиру зайти. Сейчас, вспоминаю, кажется, черт, как жаль, что я не зашел. Уверен, не зайду и сейчас. Хотя, сейчас там уже все по-другому, конечно. Квартиру продали, в ней живут чужие люди, и от быта и жизни моих дедушки и бабушки не осталось уже и следа. Кира? Ты спишь?
