Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
Когда они стали подниматься по деревянной лестнице, ступеньки так отчаянно заскрипели, что заглушили благородное поскрипыванье туфель Кудрета Янардага.
На лестничной площадке второго этажа Кудрет остановился и громко, чтобы слышал председатель, шедший чуть позади, обратился к Нефисе:
— Буду в Анкаре — непременно зайду к руководству. Попрошу предоставить нашему комитету другое, более подходящее помещение. Что ты на это скажешь?
Нефисе оказалась меж двух огней. С одной стороны — муж, которого она просто обожает, с другой — председатель, недавний любовник.
— Ваше мнение, бей-эфенди? — спросила Нефисе председателя.
— Что тут можно сказать? Чтобы сотворить намаз, и то нужна сила. А нынешние материальные возможности нашей партии…
— В таких делах нельзя целиком полагаться на бюджет партии, — перебил его Кудрет. — Настоящий член партии должен чуточку раскошелиться!
Председатель комитета не остался в долгу:
— Может, мы и раскошелились, и даже не чуточку, кто знает… Пожалуйте в кабинет. Отдохните!
Председатель открыл дверь, пропуская вперед Кудрета и Нефисе. Обитые сафьяном диван и кресла, тяжелый, орехового дерева письменный стол, тюль на окнах, плотные шторы с бахромой, плетеные стулья, над столом огромный, в массивной раме фотопортрет генерального председателя Новой партии — все это было хорошо знакомо Нефисе.
— Чай? Кофе? — коротко спросил председатель.
— Мне кофе, только не очень сладкий, — сказал Кудрет.
Нефисе, чтобы не показаться невоспитанной, скромно ответила:
— Я ничего не хочу, мерси. И чаю и кофе напилась — с утра в суде, да и потом еще пила.
Председатель пошел заказывать кофе и заглянул к секретарю.
— Ну и влипли мы! Корчит из себя умника, а на самом деле обыкновенный хвастун! — Председатель нажал кнопку звонка и, когда появился курьер, сказал: — Пусть кахведжи принесет один не очень сладкий! Терпеть таких не могу! — снова обратился он к секретарю. — Если только он вступит в нашу партию, хлопот не оберешься.
— Кто? Кудрет-бей?
— Да, это самое дерьмо.
— Лучше бы вы о нем не сообщали генеральному руководству.
— Кто мог подумать, что он самодовольное ничтожество?.. Невежда, прикрывающийся трескучими фразами? Ведь с виду человек вроде бы порядочный. Но хуже всего то, что руководство обожает таких болтунов. Ну что ж, пусть поступают как хотят. Плюну на все и уйду! Не желаю больше быть председателем.
Появился кахведжи, неся кофе. Злясь на самого себя, председатель забежал вперед него, открыл дверь своего кабинета и, когда тот вошел, сказал:
— Сынок, подай этот кофе бею-эфенди!
Председатель всегда робел перед хорошо одетыми людьми и никак не мог скрыть своей неловкости. Ведь этот хвастун и невежда не кончал университета, может, и в лицее никогда не учился, а вид имеет солидный, представительности ему не занимать. Перед такими он тушевался, если даже это были его подчиненные…
Председателя, когда он выступал в роли адвоката, мог ввести в смущение судья, если только он оказывался крупным, хорошо упитанным мужчиной. В таких случаях адвокат умолкал, даже когда его вмешательство было необходимо.
Председатель знал за собой эту слабость, но ничего не мог поделать.
Кудрет сразу раскусил его и понял, что популярности в народе он не завоюет: слишком молчалив и сдержан. Ныне в моде такие, как Кудрет, который смело критикует режим «одной партии, одного лидера», пересыпает речь звучными словами о религии и вере, сулит золотые горы.
Немного погодя председатель подошел к окну и возбужденно воскликнул:
— Вы только посмотрите, какая собралась толпа!
Подбежала Нефисе:
— Ух, сколько народу! Иди сюда, Кудрет, взгляни!
Но Кудрет даже не поднялся и продолжал пить кофе. Чего ему смотреть? Он и так знает, что собралась толпа. Весьма возможно, что ему придется произнести небольшую речь. И он произнесет. Такое скажет, что люди ахнут! Пусть этот дохлый председатель лопнет от злости!
В дверь постучали. Явились активисты; они заходили в кабинет по одному, по двое. Никто из них, конечно, не был знаком с Кудретом. Но какое это имело значение? С виду он посолиднее самого генерального председателя и одет лучше. Они облепили Кудрета со всех сторон, как опилки магнит.
— Да не случится с вами такое никогда, бей-эфенди!
— Слава богу, все позади!
— Да не допустит аллах, чтобы вы когда-нибудь попали в подобное место!
Кудрет восседал, заложив ногу на ногу, и всем по очереди пожимал руку. Вдруг он воскликнул:
— Да здравствует наша родина, наша нация, страна наша! Если это в интересах родины, пусть сажают в тюрьму человека не один, а пять, пятьсот раз! Не такое уж это гиблое место — тюрьма. Она, как отчизна, ласково прижимает к груди сыновей своих! Родина — безбрежное море, тюрьма — озеро с морской водой!
— О, как вы правы! — хором воскликнули активисты. И только председатель хранил молчание.
— Должен заметить, что тюрьма была родным домом для святого Юсуфа[54].
Тут председатель не выдержал:
— Не считаете ли вы, что было бы справедливей сказать «родным домом для Намыка Кемаля»?..
Даже не удостоив председателя взглядом, Кудрет ответил, будто отрезал:
— Прежде — святой Юсуф, а затем уж — Намык Кемаль! — Кудрет встал, грозно посмотрел на председателя и продолжал: — Если хотите, чтобы на выборах народ отдал вам свои голоса, берите на вооружение религию! Все остальное — пустая болтовня!
— Да, но религия… как вам известно…
Голос председателя заглушило непрерывное скандирование:
— Ждем, ждем, ждем! Кудрет-бея ждем!
— Ждем, ждем, ждем! Кудрет-бея ждем!
Этим дружным хором дирижировал не кто иной, как Плешивый Мыстык. Кудрет наконец подошел к окну. Раздался гром аплодисментов.
— Бра-во, бра-во! Кудрет, Кудрет, бра-во!
— Бра-во, бра-во! Кудрет, Кудрет, бра-во!
Началось нечто невообразимое. Возбуждение толпы нарастало. Все члены вилайетского комитета, кроме председателя, были тронуты до глубины души, приняв эту стихийную манифестацию за проявление добрых чувств к их партии.
— Сказали бы несколько слов, бей-эфенди!
— Весьма подходящий момент!
Редкий случай, нельзя упускать!
— Ваше мнение, господин председатель? — не скрывая издевки, спросил Кудрет.
У председателя кровь в жилах застыла. Что он мог сказать этому типу, еще не вступившему в партию, а уже собирающемуся снимать пенки?
Генеральное руководство в погоне за голосами ухватится за него руками и ногами.
— Не знаю, что вам ответить, — сказал председатель. — Ведь официально вы пока не член нашей партии, поэтому…
Кудрет ухмыльнулся:
— Разве так сложно заполнить бланк, написать заявление и поставить на нем свою подпись?
Несколько человек вскочили, выражая готовность тотчас принести бланк. А народ в это время неистовствовал, как бурное море, и волны, словно эхо, неслись по всему городу:
— Бра-во, бра-во! Кудрет, Кудрет, бра-во!
— Бра-во, бра-во! Кудрет, Кудрет, бра-во!
— Ждем, ждем, ждем! Кудрет-бея ждем!
— Ждем, ждем, ждем! Кудрет-бея ждем!
Принесли бланк. Кудрет взял его и вышел на балкон.
Снова раздался гром аплодисментов.
— Браво!
— Долгих лет тебе!
— Да убережет тебя аллах от дурного глаза!
Кудрет подождал, пока стихнет шум. Он был совершенно спокоен, ибо знал, что спокойствие всегда помогает. Это он усвоил еще с тех времен, когда играл весьма опасную роль «председателя инспекционной комиссии». Вот и сейчас он скажет этим людям все, что взбредет в голову, лишь бы нанести удар председателю вилайетского комитета и еще больше взбудоражить толпу.
— Дорогие мои граждане! — начал Кудрет, держа в высоко поднятой руке бланк.
Шум мгновенно стих. Все затаили дыхание.
— Справедливость восторжествовала! С огромным трудом вышел я из тюрьмы, доказав свою полную невиновность!
— Пусть не повторится!
— На помойку виновных!
Кудрет взмахнул рукой, в которой держал бланк:
— Это заявление о вступлении в вашу партию… Здесь, прямо перед вами, я заполню его и с вашего благословения стану рядовым, как и все вы, членом партии!
Кудрет вынул из кармана ручку, быстро заполнил бланк и протянул его председателю комитета. Не успел председатель сказать, что еще нужны подписи двух рекомендующих, как подписи тут же появились.
Тогда Кудрет взял заявление, снова потряс им в воздухе и крикнул:
— Теперь мы все равны! И я и вы! Все мы — простые граждане великой нации!
Желая снова поддеть Кудрета, председатель шепнул:
— Среди них могут быть и не члены нашей партии.
Но Кудрет не растерялся:
— Да, уважаемые мои товарищи! Всех, кто здесь собрался, я считаю членами нашей партии, хотя не все из вас успели соблюсти необходимые формальности. Главное, что вы пришли на эту манифестацию, продемонстрировали свое единодушие с нами, чем оказали нам великую честь.
